Подводить итоги человеческой жизни всегда непросто. Еще сложнее, если речь идет о политике, чья биография неотделима от государственной деятельности. О результативности прожитого можно судить по тому, насколько удалось поцарапать земную кору, в жизни скольких людей ты сумел оставить след, насколько смог не растерять себя, не погасить заложенную в тебя искру Божью, сохранить душу и честь. Василий III не предал своего предназначения, жил в мире с самим собой, хотя многие его поступки не безгрешны. Но он сделал, что сумел, и вряд ли на смертном одре мог себя упрекнуть, что не сделал больше. Самые неприятные страницы его жизнеописания — это отношения с семьей, братьями и женами. Но тут он жестко следовал принципу политической целесообразности; это скорее драма, личная трагедия монарха, по определению обреченного рассматривать родственников и близких лишь как расходный материал в строительстве величественного здания Государства Российского.

Главным в оценке личности Василия III будет все равно политическая составляющая, его государственная деятельность. Каково его место в российской истории? Относится он к добрым гениям или роковым фигурам? Или его эпоха полна рутины, обыденности, лишена ярких страниц — эдакий средневековый «застой»? Ведь народная память не запомнила Василия III — фольклор наглухо молчит. Образ Василия III мало привлекал писателей, поэтов, художников[266]. Да и историческая память подводит. В 2008 году телеканалом «Россия» проводился опрос «Имя России». Василий III не попал ни в список из двенадцати, ни в список из пятидесяти имен (составленных по результатам обработки более сорока четырех миллионов голосов). Он упоминается только в исходном перечне из пятисот имен, подготовленном Институтом российской истории РАН. Но туда автоматически вошли все правители Русского государства любых эпох, так что «список 500» — не показатель.

Раз общество молчит, вердикт должны вынести историки. Как изменился облик страны за четверть века правления Василия III?

Прежде всего, значительно вырос статус великокняжеской власти, пусть это и не нашло выражения в новых титулах. Василий III так и не стал царем, но поменялись реалии. Когда он унаследовал московский престол, несмотря на все свои преимущественные властные прерогативы, он все же был вынужден сосуществовать с целой удельной системой, несколькими княжествами, возглавляемыми удельными князьями. После его смерти эта система была сведена к крайне малым величинам, уже являвшим собой абсолютное ничтожество.

Конечно, в какой-то степени сказалась бездетность Василия III: неизвестно, как повернулось бы дело, если бы у него было столько же детей, сколько у Ивана III. Избежал бы государь соблазна раздать потомкам уделы или же опять возродил бы систему, против которой боролся всю жизнь? Но так или иначе, а единоличная власть русского монарха вышла из эпохи Василия III сильно укрепленной. Тем более что именно в первой трети XVI века, в основном в иосифлянской среде, интенсивно осмысляются и формулируются политическая доктрина «Сказания о князьях владимирских», концепция прав и обязанностей, генеалогии власти православного монарха, идея ее мессианского облика.

Системные и идеологические изменения во власти сопровождались переменами в ее институциональном облике. Боярская дума так и осталась сообществом советников при государе без определенного круга полномочий и властных прерогатив. Ее бюрократизация, равно как и приобретение некоторых черт коллегиального органа управления страной, как показано М. М. Кромом, произойдет только в период «боярского правления». Однако за годы правления Василия III, как отметил А. А. Зимин, сформировался механизм карьерного продвижения при дворе по двухступенчатой модели: окольничий — боярин[267]. К концу его правления состав думы стабилизировался, в нее входили 11–12 бояр и двое — четверо окольничих. Именно эта модель карьерной стратегии в дальнейшем будет усвоена и развита Иваном Грозным.

При Василии III выросла роль дворцовых учреждений, прежде всего в силу того, что именно дворцы управляли выморочными княжескими, бывшими удельными землями. С начала XVI века дворецкие стали главными судьями по земельным делам светских и духовных феодалов (самая первая известная грамота о суде дворецкого датируется 1507 годом). В эту эпоху оформляется и получает дальнейшее развитие дворцовая система (Большой дворец и целый ряд региональных дворцов). В связи с расширением судебных полномочий дворцы нуждаются в судебных исполнителях — в конце правления Василия III возникает особая категория дворцовых неделыциков[268]. Дворцы и другие государственные учреждения обрастали дьяками и подьячими, которых за годы правления Василия III известно 121 человек[269].

В последнее время ряд исследователей связывают с эпохой Василия III и попытки преобразования органов управления на местах, в частности учреждение особых выборных должностей, занимавшихся сыском по мелким уголовным делам в рамках губы (округа). Эта реформа, получившая название губной, получит развитие в конце 1530–1540-х годах, но ее следы (или признаки подготовки к ней) можно найти и во времени Василия III[270]. А ведь позже из этих преобразований выльются реформы органов местного управления в России XVI века — и уже упомянутая губная, и земская 1550-х годов.

Восточную политику Василия III в целом можно оценить как успешную. Она развивалась в сложных условиях: из друга врагом стал Крым, бунтовала Казань, нужно было налаживать отношения с новым могущественным и опасным партнером, Османской империей. На всех этих направлениях не было достигнуто кардинальных прорывов, но и не допущено серьезных провалов. Даже ужасающее крымское нашествие 1521 года осталось эпизодом русско-крымских отношений. Деятельность Василия III, его дипломатов и воевод на восточном направлении — неяркая, но тяжелая повседневная работа. С которой Василий III справился.

На западном направлении была достигнута стабильность в отношениях с Ливонией и Ганзой, продолжена политика территориальной экспансии в отношении Великого княжества Литовского. Наивысшим успехом этой политики было взятие Смоленска. При Василии III состоялось «открытие Европой России», была активная попытка включить ее в «христианский мир» через католическую унию и пожалование Василию III титула короля из рук императора Священной Римской империи и римского папы. Русский монарх отверг европейский выбор, и в этом плане его правление может считаться судьбоносной, поворотной точкой в отношениях России и Европы. Поворот, начатый Василием III, завершит его сын, Иван Грозный, и именно при нем из-за Ливонской войны и появления страшной европейской «иванианы», комплекса сочинений, рисующих самыми черными красками и русских монархов, и страну, и население, Россия окончательно превратится в пугало для Запада.

При Василии III это только начиналось. К концу его правления «горячая фаза» отношений с Западом однозначно и по всем позициям сменилась на «холодную» (что было связано во многом с разочарованием европейских политиков в перспективах сотрудничества с русскими). Была рутина: туда-сюда «ходили» купцы, ездили гонцы и мелкие посольства с малозначительными грамотами, в пограничье по-прежнему потихоньку резали и грабили друг друга обе стороны. На западных рубежах было все спокойно.

Говоря о месте державы на мировой арене, надо упомянуть и о территориальном приращении России за счет исконно русских земель, в начале правления Василия III еще формально независимых: Псковской земле и Рязанском княжестве. Собственно, Василий был последним государем, который присоединял суверенные русские государства. Все остальные монархи, и Калитичи, и Романовы, завоевывали уже либо совсем чужие страны (Казанское и Астраханское ханства, Ливонию), либо земли, в древности входившие в состав русских территорий, но в XVI–XVII веках уже давно и прочно вошедшие в состав Великого княжества Литовского (Речи Посполитой).