В рамках той же щедрости (и гедонизма) следует рассматривать и блестящую роль мецената и любителя искусств, которую играл Бекингем. Опять же: не будем впадать в анахронизм. Страсть к искусству входила в XVII веке в понятие аристократического образа жизни. Она была одним из атрибутов придворного круга. Вспомним знаменитых итальянских коллекционеров из Флоренции, Венеции, Рима или Екатерину Великую в России. В наши дни мы изумляемся, читая об огромных суммах, которые тратились на то, чтобы удовлетворить экстравертированное «я» подобных людей, в том числе на одежды, расшитые золотом, жемчугом и бриллиантами, на кареты, обитые атласом и кружевами. Однако в те времена подобная роскошь шокировала разве что пуритан, и Бекингем всего лишь следовал примеру своих современников, таких как граф Эрандел, с той лишь разницей, что последний не был выскочкой из мелкого дворянства.
И потому не будем слишком настаивать на том, что Бекингемом овладела страсть к коллекционированию. Сокровища искусства, собранные им с помощью агентов и посредников, действовавших почти во всех европейских странах (эти агенты также зачастую играли роль дипломатов, как, например, знаменитый Балтазар Жербье, голландский художник, ставший близким человеком герцога и тесно общавшийся с Рубенсом), – эти сокровища известны нам по описям, составленным после смерти Бекингема. Они поражают воображение: 19 полотен Тициана, 17 – Тинторетто, 21 – Бассано, 13 – Веронезе, 13 – Рубенса, 8 – Пальмы, 3 – Леонардо да Винчи, 4 – Рафаэля, 3 – Джулио Романо, 3 – Гвидо Рени, 3 – Корреджо… Всего 215 картин, мраморных, бронзовых и алебастровых статуй, не считая «двенадцати шкатулок с агатами и другими древними драгоценными камнями»{404}. Так и хочется сравнить с сокровищами Мазарини и вспомнить его отчаянные слова перед смертью: «И все это придется оставить…»
Покупая произведения искусства почти везде, где они только продавались (вспомним приобретение им в Гааге библиотеки голландского ученого Эрпениуса), Бекингем также заказывал их изготовление художникам своего времени. Наиболее известен его портрет кисти Рубенса, написанный во время пребывания герцога в Париже в 1625 году. Сейчас он находится в галерее Питти во Флоренции. Существует множество копий и оригиналов изображений красавца герцога{405} – еще одно проявление нарциссизма, не раз проявлявшегося в характере «милорда Букинкана».
Известно, что Карл I являлся одним из самых значительных меценатов своего времени. Менее известно, что эта склонность, согласно его собственному признанию, была развита в нем Бекингемом. Сеть посредников и скупщиков произведений искусства, которую создал главный адмирал, стала, в особенности после его смерти, поставщиком для фантастической коллекции короля. Здесь особенно следует отметить покупку картинной галереи герцога Мантуанского, которая была сделана – как это ни невероятно – в самый разгар экспедиции на остров Ре.
Собрание произведений искусства, составленное Бекингемом, было распродано с аукциона во время гражданской войны, в 1649 году. Значительная часть была приобретена австрийским эрцгерцогом Леопольдом и находится в Художественно-историческом музее в Вене. Часть картин оказалась в Лувре, в Лондонской национальной картинной галерее, в других музеях Европы и Америки. Йорк-Хауз, который Бассомпьер назвал «исключительно прекрасным», был в 1674 году продан вторым герцогом Бекингемом и затем снесен. О нем осталось лишь воспоминание, благодаря тому, что между Стрэндом и Темзой до сих пор существуют улицы с названиями Вильерс-стрит, Дьюк-стрит («Герцогская»), Бекингем-стрит, Джордж-корт и монументальные ворота в барочном стиле, сооруженные Иниго Джонсом.
Понятно, что вся эта роскошь, к которой следует добавить праздники, пиры, «маски», шикарно одетых слуг, щедро раздаваемые пенсионы, стоила очень дорого. Королевских подарков на все не хватало. После смерти герцога его долги составляли 66 тысяч фунтов стерлингов. Большую часть их заплатил Карл I. Возможно, подобные долги были обычным делом среди крупных вельмож. Однако общество не могло простить поднявшемуся из низов фавориту того, что прощало наследникам крупных аристократических семей.
Дабы завершить обсуждение личных качеств Джорджа Вильерса, следует также упомянуть признаваемые за ним всеми добродетели хорошего супруга, отца, сына. Добродетели супруга. Можно, конечно, улыбнуться, вспомнив, скольких женщин он покорил, по подсчетам даже самых доброжелательных современников. Однако в XVII веке подобные вещи, можно сказать, не шли в счет. Важны были лишь любовь и уважение к законной супруге, а в этом плане Бекингема не за что упрекать. Из предыдущих описаний очевидно, какую преданность проявлял к герцогине Кейт ее супруг. Его отношение к ней отразилось во многих письмах. Что касается детей – и особенно очаровательной Молли, – то Джордж относился к ним с заботливой нежностью. Это было известно всем и не представляло собой распространенного явления среди подобных ему вельмож.
Бекингем перед судом истории
Итак, человек, ценящий удовольствия, но также преданный и любящий – таким предстает Бекингем в личной жизни в той мере, насколько, в его случае, можно отделить личную жизнь от общественной. Эти качества привлекательны, но сами по себе они не могут объяснить тот интерес, который фаворит двух королей Стини продолжает вызывать даже спустя почти четыре столетия.
В первую очередь следует обратить внимание на то, что представления о Бекингеме в Англии и во Франции совсем неодинаковы. Среди английских историков XVIII и XIX веков, по большей части склонных к оценке монархии в духе «вигов», то есть в какой-то мере стоявших на позициях партии, враждебной Карлу I и его окружению, герцог почти единогласно считался злым гением короля и всей страны. В их рукописях явно звучат отголоски мстительных высказываний Джона Элиота и пуритан, заседавших в парламенте 1628 года. В XX веке исследования стали менее эмоциональными и более разносторонними. Они позволили сформировать более взвешенную и более благоприятную точку зрения. Здесь следует в первую очередь упомянуть работу Чарльза Ричарда Кэммелла и более позднее исследование Роджера Локиера, который подчеркивает политическую роль Бекингема, описывая ее в контексте европейских событий его времени{406}.
Во Франции, где либеральные историки XIX века с готовностью перенимали предубеждения вигов, Бекингема также сурово осуждали в университетских курсах истории. Однако каким посмертным реваншем стал для него яркий, романтический портрет, созданный Александром Дюма в «Трех мушкетерах»! Нет никаких сомнений в том, что именно этот образ, а не та негативная оценка, что высказана в «Мемуарах» Ришелье, царит в умах французских читателей.
Так какой же вывод можно сделать, внимательно рассмотрев противоречивые факты, свидетельства и исследования?
Абсолютно ясно, что Джордж Вильерс не был политическим гением и его нельзя сравнивать с его современниками и противниками Оливаресом и Ришелье. У него не было ни достаточной подготовки, ни методичного рассудка, ни широты взглядов, которые необходимы человеку, обладающему высшей властью. Для него стал скорее несчастьем, нежели удачей, тот факт, что Яков I, а затем Карл I возложили на него ответственность, к которой он не был готов и, можно быть уверенным, никогда не стремился.
Но разве можно сказать (а подобное утверждали{407}), что он был некомпетентен и представлял собой «полный нуль»? Став главным адмиралом, он был деятелен и провел серьезные реформы, несмотря на всеобщее нежелание их принимать{408}. Его воспламеняли прекрасные намерения, а его проницательность порой оказывалась более тонкой, чем точка зрения двух королей, которым он служил. Его патриотизм и преданность королю никогда не ослабевали.
В течение двух или трех лет, когда он действительно правил Англией и играл роль первого плана в европейской политике – приблизительно со времени возвращения из Испании и вплоть до своей смерти, – он разработал грандиозный проект, согласно которому его страна должна была возглавить огромную коалицию, включающую Францию, Соединенные провинции и Скандинавские страны. Коалиция должна была бороться против колосса, каковым виделись Испания и австрийская католическая империя Габсбургов. План был грандиозен, но невыполним, учитывая нехватку сил и все более возраставший дух неподчинения в Англии. Франция (но без Англии!) воспользовалась идеей Бекингема в своих целях и воплотила ее в жизнь, это сделали Ришелье, Мазарини и Людовик XIV. Ни Карл I, ни Бекингем, пользуясь просторечным выражением, не могли этого «потянуть». К тому же в тот исторический момент их королевство пуританской буржуазии, замкнувшееся на своем острове, не желало участвовать в каких бы то ни было кампаниях в Европе.
