Однако его час еще не пробил. После того как из мочеточника, со страшными болями – иногда у короля даже не прощупывался пульс, – вышло три камня, король начал быстро поправляться. Едва встав на ноги, он вернулся к своему любимому развлечению, охоте, велел перевезти его в Рой- стон, где, убив оленя, приказал выпотрошить его и погрузил ноги в еще горячие внутренности: таково было королевское средство от подагры. В начале лета он вернулся в Лондон.
На протяжении всех этих недель, полных страданий и ужасов, Бекингем не отходил от постели «дорогого папы». Яков всю жизнь был благодарен ему за это: теперь молодой адмирал действительно стал для него вторым сыном и товарищем во всех делах. Окружающие поняли, что испытание укрепило их дружбу. Король сразу же подтвердил это, когда решил не оставлять у принца Карла все отданные ему покойной королевой Анной драгоценности и многие из них передал Бекингему вместе с земельным наделом стоимостью 1200 фунтов стерлингов. Любопытно, что подобная дележка ни в коей мере не навредила отношениям между принцем и фаворитом. В королевской семье окончательно установилась гармония.
После выздоровления Якова I жизнь при дворе вернулась в привычное русло. В начале лета король отправился в традиционную ежегодную поездку (progress), во время которой праздники чередовались с приемами и разного рода увеселениями, почти не омрачаемыми трауром в связи со смертью королевы. 15 сентября королю представил свои верительные грамоты новый посол Франции граф Левенер де Тилльер. Поскольку он стал свидетелем многих политических событий в Англии и особенно развития карьеры Бекингема, нам придется неоднократно цитировать его сообщения.
Осенью, как мы уже упоминали выше, король и придворные присутствовали в Дептфорде близ устья Темзы при спуске на воду двух первых кораблей, построенных по приказу нового адмирала. По словам Крэнфилда, это ознаменовало начало нового золотого века английского флота. По рекомендации Бекингема, Крэнфилд получил пост казначея морского ведомства и в январе 1620 года стал членом Тайного совета, что вызвало в придворных кругах недовольство из-за его скромного происхождения: он родился в семье лондонского купца и не имел никаких родственных связей с вельможами и даже простыми дворянами.
Бекингем и женщины
Мы уже говорили, что король Яков, какого бы свойства ни были его близкие отношения с фаворитами, никогда не ревновал их к женщинам. Он дал согласие на свадьбу Сомерсета с Фрэнсис Говард и даже способствовал ей. Что до Бекингема, то король не мог не слышать о его многочисленных похождениях, что вовсе не удивительно, если учесть всеми признанное обаяние фаворита и ту притягательность, которую ему добавляли богатство и политическая власть.
Имена любовниц Бекингема неизвестны; однако за ним прочно укрепилась слава сердцееда. Даже епископ Гудмен, в мемуарах которого мы находим в целом благоприятное мнение о Бекингеме, признает, что «добрый герцог весьма грешил сладострастием»{82}, а Кларендон, также симпатизировавший фавориту, описывает его как человека, «естественно поддающегося страсти, когда ему встречается предмет вожделения, наделенный изяществом и красотой»{83}.
Враги Бекингема пошли дальше, открыто обвинив его в разврате, читай: в насилии. «Он влюблялся в красавиц повсюду, где их встречал, но считал женщин существами низшими, и если фантазия влекла его к доступной красотке, то его "загонщики" ловили ее в сети и привозили в дом какой-нибудь любезной дамы, куда и он приезжал якобы случайно и предавался развлечениям с ней в то время, как карета и слуги ждали у дверей, как если бы речь шла о приличном визите»{84}. Пуританин Саймондс Дьюз возмущается тем, что разврат сопровождался святотатством: «Его вера была столь слаба, что даже во время обряда крещения, на котором он был крестным отцом, видели, как он улыбается и подмигивает хорошенькой женщине в тот момент, когда священник говорил об отказе от плотских наслаждений»{85}. Враги Бекингема – особенно в конце его жизни и после смерти – приписывали ему все грехи и дошли даже до обвинений короля в причастности к преступлениям против невинности: «Он [Бекингем] лишил невинности не одну юную девицу с согласия короля». Однако это всего лишь сплетни, записанные памфлетистом-республиканцем после свержения Карла I, что сводит на нет ценность данного свидетельства как исторического источника{86}.
Остается отметить, что во время поездки в Испанию в 1623 году, о чем мы еще расскажем, возникло множество слухов о любовных победах герцога при мадридском дворе. Кроме того, всем известна знаменитая история любви Бекингема к Анне Австрийской; его страсть вспыхнула во время посольской поездки в Париж в 1625 году. Мы еще обсудим вопрос о том, сумел ли он в последнем случае одержать победу.
Лучшая партия в королевстве
Все это было бы не интереснее обычного анекдота, если бы репутация Бекингема как соблазнителя не послужила фоном одной интриге, которая весной 1620 года закончилась женитьбой фаворита.
О его женитьбе уже давно задумывались все, и в первую очередь король Яков и мать Джорджа, леди Бекингем. Маркиз Бекингем, красивый, богатый, могущественный, увенчанный славой и любимый королем, несомненно, являлся самой прекрасной партией в королевстве (разумеется, после принца Карла). В 1620 году Джорджу исполнилось двадцать восемь лет, а в его время это был уже солидный возраст, подразумевавший создание семьи (средняя продолжительность жизни мужчин из привилегированных сословий не превышала в первой половине XVII века 50-55 лет). Леди Бекингем, вечно занятая возвышением клана Вильерсов, не могла не желать продолжения своего рода, а кроме того, рассчитывала на материальные и политические преимущества, которые мог бы принести союз с какой-нибудь знатной семьей. Что до короля, то, как мы знаем, он уже однажды публично высказал намерение поставить семейство фаворита «выше всех остальных». Вдобавок, как сейчас принято говорить, у него были сильно развиты отцовские чувства, и он страстно желал испытать себя, так сказать, в роли дедушки детей своего дорогого Стини.
В числе возможных невест Бекингема называли леди Диану Сесил, внучку знаменитого министра Елизаветы I лорда Барли и богатую наследницу. Леди Хаттон, неугомонная супруга Эдварда Кока, была родственницей Сесилов и очень желала этого брака. Она устроила встречу Дианы и Джорджа. Король, несомненно, благосклонно отнесся бы к брачному союзу, позволявшему фавориту войти в узкий круг высшей протестантской аристократии. Однако Джорджа этот брак не привлек. Не исключено, что ему не нравилась сама мысль косвенно породниться со своим былым соперником Сомерсетом (мать Дианы происходила из рода Говардов). А кроме того, Джордж, похоже, уже сделал выбор. Летом 1619 года он влюбился в юную Кэтрин Мэннерс, дочь графа Рутленда, и она отвечала ему взаимностью. Хронисты стали говорить об этом союзе уже в конце того же года.
Породниться с семейством Мэннерс означало получить все возможные преимущества, даваемые аристократическим браком. Граф Рутленд был весьма богат (по слухам, обладал самым крупным состоянием в Лестершире). Его замок Бельвуар считался одним из красивейших в Англии. Граф был связан родственными узами с самыми высокородными семействами. Существовало только одно препятствие, и, на первый взгляд, оно казалось непреодолимым: Рутленд был католиком, убежденным католиком; он не хотел выдавать дочь за протестанта, тем более что два его сына незадолго до того умерли и Кэтрин стала единственной наследницей. Король же, как бы он ни мечтал женить Джорджа, ни в коем случае не дал бы согласия на его брак с «паписткой»: это могло вызвать политические потрясения и дать пуританам серьезное оружие в борьбе против фаворита и его господина. Дело казалось безнадежным.
