Кружок испытывал большие затруднения в подборе лектора. Попытки рабочих-руководителей привлечь в качестве лекторов «знающих людей» из числа главным образом революционно настроенной учащейся молодежи не увенчались успехом. Сами же руководители-рабочие при всем своем горячем желании не могли оживить замиравшую работу кружка из-за недостатка знаний. В этот момент в рабочем подполье появился В. И. Ленин. Участник кружка А. П. Ильин так вспоминает деятельность Владимира Ильича и отношение к нему рабочих-подпольщиков:
«К моему приходу в маленькой комнатке уже собрались все. Принялись за беседу, начинали обсуждать происшествия последних дней. Но все же как-то темы для кружка не видно. В нашу комнатушку, которая находилась под крышей, кто-то постучал. Оглядываемся — все в сборе. Не тов. Сильвин ли? — подумали мы. — «Войдите». В комнату вошел, без пальто, в широком пиджаке и в шляпе с широкими полями, небольшой, коренастый человек с небольшой бородкой, с какой-то особой походкой с развальцем. Назвал себя какой-то фамилией, которую я сейчас не помню, и сказал, что он прислан т. Сильвиным. Новый человек в нашем кружке — с виду интеллигент, с небольшой лысиной, с острыми глазами, с какой-то необычайной речью, нервной и быстрой, — был для нас уже с первого взгляда новинкой. Его умение выслушивать каждого из нас, популярное толкование разных «ученостей», для нас с первого взгляда непонятных, сделали этого человека нашим любимцем уже с первого вечера… Его популярные лекции по политической экономии, его острые ответы и нередко злые характеристики еще и сейчас в обрывках мелькают у меня в памяти.
Помню Владимира Ильича зимой 1894/95 года. В осеннем пальто, без воротника, он, несмотря на мороз, доходивший до 15–20 градусов, не забывал нашего кружка, а если и случался пропуск, то при следующем свидании он сообщал нам, почему это случилось».
Ленин еще более сблизился с кружковцами при помощи своего рода «заданий на дом», которые он настоятельно советовал выполнять всем своим слушателям.
Владимир Ильич упорно и терпеливо воспитывал в слушателях классовое самосознание. И. В. Бабушкин, вспоминая занятия В. И. Ленина в кружке, писал: «Эти лекции в то же время приучили нас к самостоятельной работе, к добыванию материалов.
Мы получали от лектора листки с разработанными вопросами, которые требовали от нас внимательного знакомства и наблюдения заводской и фабричной жизни.
И вот во время работы на заводе часто приходилось отправляться в другую мастерскую под разными предлогами, но на деле — за собиранием необходимых сведений посредством наблюдений, а иногда при удобном случае и для разговоров. Мой ящик для инструмента был всегда набит разного рода записками, и я старался во время обеда незаметно переписывать количество дней и заработков в нашей мастерской».
Иван Васильевич жил напряженной, деятельной жизнью. Времени буквально не хватало, — после долгой работы в мастерской завода Иван Васильевич готовился к занятиям в кружке. Он много читал, жадно впитывая новые и новые мысли, записывал впечатления от бесед с В. И. Лениным, точно и аккуратно выполнял все его поручения по связи с другими марксистскими кружками рабочих не только в районе Невской заставы, но и по всему городу.
Все эти усиленные занятия и подпольная работа помогали Бабушкину расти, развиваться и осознавать себя полезным делу рабочего класса. С гордостью и любовью вспоминал он об этих кипучих, бодрых днях.
Это время у нас было самое интенсивное в смысле умственного развития, каждая минута нам была очень дорога, каждый свободный от работы час был заранее определен и назначен, и вся неделя также строго распределялась. Когда припоминаешь теперь это время, просто удивительно становится, откуда только бралась энергия для столь интенсивной жизни».
В начале зимы 1894 года, ранним утром, в дверь комнатки Бабушкина тревожно постучали: квартирная хозяйка Костина прибежала сообщить Ивану Васильевичу об аресте его друга.
«Я отправился на завод, — писал в своих «Воспоминаниях» И. В. Бабушкин, — чувствуя потерю столь дорогого мне товарища, товарища, с которым мы жили одной жизнью и одним делом, но ему первому выпало на долю испытать произвол русских жандармов. Что-то будет с Костей? В чем-то будут обвинять его жандармы?.. Около этих вопросов вертелась моя мысль, и не уходило из моей головы убеждение в таком же скором обыске и аресте меня…
Занятия в кружках, собиравшихся в моей комнате, продолжали происходить столь же правильно и регулярно, как и раньше, только чувствовалась утрата одного человека».
Руководителем кружков по-прежнему был В. И. Ленин. Он кропотливо и настойчиво изучал условия труда, систему заработной платы, быт рабочих многих петербургских заводов и фабрик.
Владимир Ильич предвидел неизбежность близких выступлений петербургского пролетариата. Он старался как можно больше получить конкретных проверенных фактов из фабричной и заводской жизни. В собирании этих сведений большую помощь оказывал Владимиру Ильичу Бабушкин.
Рабочий класс столицы готовился к первым массовым стачкам. Волновались торнтоновским ткачи, все острее выявлялось недовольство системой бесконечных штрафов у рабочих Балтийского, Путиловского заводов, чаще отказывались от новых расценок на фабрике Лаферма.
24 декабря 1894 года на Невском (Семянниковском) заводе произошло выступление рабочих, долгое время горячо обсуждавшееся на всех заводах и фабриках столицы. Администрация Семянниковского завода, наряду с неограниченной системой штрафов, часто задерживала заработную плату, ожидание которой превратилось для рабочих завода в дополнительный вид унижения и всевозможных оскорблений со стороны конторщиков, мастеров и прочих представителей администрации завода. Нередко рабочие долгими часами в течение трех-четырех дней выстаивали перед закрытой кассой, не зная, будет ли получка или, в конце концов, конторщик махнет рукой и равнодушно объявит:
— Р-расходись, чего столпились?.. Нету денег, приходите завтра, авось — либо выдадим.
Рабочие расходились в самом подавленном, мрачном настроении, ругая, на чем свет стоит администрацию: дома их ожидали голодные семьи, лавочники в долг не давали ни куска хлеба, заработать на стороне нельзя было ни копейки, так «сак «экстры» отнимали все время.
Семянниковцы негодующе шутили, если жалованье задерживалось только на день или на два:
— Что-то в этом месяце хозяева добрые: только два дня на коленях мы свои же деньги выстаивали.
С приближением рождества на заводе пошли толки, что, наверное, и на этот раз получка будет задержана.
— Что же, на них креста нет, что ли? Как же это перед праздником деньги не выдать?.. — говорил кто-нибудь из пожилых слесарей в мастерской Бабушкина, а молодежь со смехом восклицала:
— Эх ты, голова! Разве не видел, какой огромный крест носит заводской поп? И сам директор на манишке? Владимирский, дворянский крест! Вот на них все наши рабочие денежки и уходят.
За день до рождества Семянниковцы ждали получку с полудня до позднего вечера. Многие надеялись, получив деньги, уехать в свои родные места, неподалеку от Петербурга, чтобы хоть два-три дня отдохнуть в семье.
Иногда артельщики начинали выдачу жалованья часов в семь-восемь вечера, и часть рабочих получала деньги в десять-одиннадцать часов, почти ночью. Ожидать же приходилось с полудня, так как не было известно, когда артельщики привезут деньги. В этот же раз семянниковцы напрасно ждали денег: уж поздним вечером администрация объявила, что деньги привезут только на следующий день. Рабочие нехотя разошлись по домам, посылая тысячи проклятий заводской конторе.
На другой день, к вечеру, завод-гигант медленно умолкал. Все реже раздавались тяжелые удары многопудового молота в кузнице-поковке.
В литейных цехах, где день и ночь, обливаясь потом, полуголые, измученные сталевары следили за готовностью стали, теперь, накануне нескольких праздничных дней, ярко-багровые отблески печей несколько смягчились, потемнели: поддерживался лишь «малый огонь», чтобы не допустить остывания печей.
