— Бэкер! — закричал он в отчаянии.
С удивлением услышал он свой собственный голос. Голос звучал так слабо, так не по-мужски, что показался ему самому смехотворно нелепым. Никто не ответил. Он заставил себя повернуть голову, почувствовал резкую боль в челюсти и с неестественной медлительностью обвел глазами комнату. Он увидел перед собой широко раскрытую дверь хижины.
— Бэкер! — повторил он слабым голосом.
Голова его упала на плечо Ивоа, грудь судорожно вздымалась; под его щекой плечо Ивоа сразу стало влажным.
— Адамо! — окликнула его Ивоа тихим певучим голосом. Обхватив белое нежное тело своего танэ темными руками, она тихонько укачивала его. «Маамаа. Перитани маамаа». Тими убил Ропати, а Уилли набросился на Адамо! Ауэ! Война пришла к нам как болезнь, и все мужчины стали маамаа. О Адамо! — подумала она с горячей любовью. — Ты один остался добрым.
— Помоги мне, Ивоа, — попросил Парсел.
Она помогла ему встать на ноги. От слабости его качало, ноги подкашивались, и он оперся о стенку.
Пойду умоюсь, — сказал он, стараясь говорить обычным голосом.
— Погоди немного.
— Нет, — сказал он, опустив голову. — Пойду сейчас.
Он прошел по комнате нетвердыми шагами, спустился в сад, вошел в пристройку.
Едва успел он привести себя в порядок, как появилась Ивоа.
— Пришел Крысенок, — шепнула она, показывая рукой на дом. — Спрашивает тебя. У него ружье.
Парсел нахмурился.
— Крысенок?
— Будь осторожен. Мне не нравятся его глаза.
Парсел бесшумно обогнул хижину, проскользнул под навес и, прежде чем войти в дам, заглянул в раздвижную дверь. Смэдж стоял к нему спиной у входа. Ружье он держал в руках. Парсел был босиком. Он неслышно поднялся на две деревянные ступеньки и очутился в двух шагах от Смэджа.
— Смэдж, — сказал он вполголоса.
Тот вздрогнул всем телом, обернулся и, испуганно взглянув на Парсела, прижал к груди ружье.
— В чем дело? — холодно спросил Парсел, пристально глядя на него.
— Что вам надо от меня?
Смэдж оправился от первого испуга.
— Мэсон и Маклеод хотят вас видеть, — ответил он, оскалив зубы.
Он вытягивал вперед свою мордочку, глаза его блестели как черные бусины, в голосе забавно смешивались высокомерие и испуг. Хотя у Парсела ничего не было в руках, Смэджа все же встревожило его бесшумное появление.
— Передайте Мэсону и Маклеоду, пусть они сами придут сюда, — сказал Парсел, минуту помолчав. — Сегодня утром в меня уже стреляли, и я не собираюсь расхаживать по острову.
— Вы, наверное, меня не поняли, — ответил Смэдж, злобно посмеиваясь. — Мне приказано привести вас в дом таитян. Нечего вам задаваться передо мной, Парсел. Говорю вам, у меня приказ.
— Приказ? — повторил Парсел, подняв брови.
— Приказ привести вас, хотите вы этого или нет!
Парсел посмотрел на него. Получил ли Смэдж подобный приказ или сам выдумал его на месте?
— Не думаю, чтобы вам это удалось, — спокойно сказал Парсел. — Никто не имеет права мне приказывать. Я приму Маклеода и Мэсона, если они хотят меня видеть, но сам отсюда не двинусь.
— Они вовсе не хотят вас видеть, — ответил Смэдж, победоносно выпрямляясь. — Они хотят предъявить вам обвинение. Не прикидывайтесь простачком, Парсел. Теперь вы не свободны. Вы мой пленник. И если попытаетесь сбежать, я вас застрелю.
В его темных глазках сверкала такая ненависть, что Парсел на мгновение испугался. Он заложил руки за спину и крепко сжал их. Главное — оставаться спокойным. Все обдумать.
— В чем же меня обвиняют? — медленно спросил он
— В предательстве.
— Только-то? — иронически заметил Парсел, но даже сам услышал, что его ирония звучит фальшиво. Последовало молчание, затем Смэдж сказал:
— Ну как, идете?
Парсел колебался, но, взглянув в глаза Смэджа и увидев его оскал, понял все. Если он последует за Смэджем, то живым до дома таитян ему не дойти.
Отступив на два шага, Парсел взял табуретку, сел и крепко сжал руками ее края. Ладони у него взмокли от пота.
— Я вам уже сказал, что никуда не двинусь из своего дома, — ответил он. — Подите и скажите Мэсону и Маклеоду, пусть сами придут сюда.
Прошла секунда, и Смэдж проговорил пронзительным и фальшивым голосом:
— Вы пойдете со мной, Парсел, или я застрелю вас как собаку!
С этими словами он вскинул ружье и прицелился. Парсел подался вперед, незаметно чуть привстав с табуретки, и еще крепче сжал ее руками. Один шанс из ста. Пожалуй, и того меньше.
— Если вы убьете меня в моем собственном доме, — сказал он, пристально глядя Смэджу в глаза, — то вряд ли сумеете доказать, что застрелили меня при попытке к бегству.
— Обо мне можете не беспокоиться, — пробормотал Смэдж.
Ружье ходило у него в руках. На его стороне были все преимущества, и все же что-то смущало его. Если он сейчас застрелит этого ублюдка, те двое не станут поднимать скандала, и ему достанется Ивоа. Палец его дрожал на спуске, ему до смерти хотелось нажать курок, но нет — тут был какой-то подвох, этот поганец слишком спокоен, что-то он готовит; как бы не просчитаться! Прижав свой нос к дулу, он чуял в воздухе какую-то опасность и застыл, злобный и настороженный, словно крыса на краю норы, равно готовая и броситься вперед и ускользнуть обратно.
— Если вы боитесь, что я сбегу, — сказал Парсел, — оставайтесь здесь со мной и пошлите кого-нибудь за Маклеодом и Мэсоном.
— Я и без них имею право застрелить предателя.
Но он не выстрелил. Парсел крепче сжал рукой край табуретки и подумал: «Надо говорить, говорить! Если я замолчу, он выстрелит…» Шли секунды, он лихорадочно искал и не находил что сказать.
Тишина вдруг стала неестественно напряженной. На залитом солнцем полу появилась чья-то тень, она росла, удлинялась. Парсел обернулся: на пороге раздвижной двери стояла Ивоа и целилась в Смэджа из ружья…
— Ивоа! — закричал Парсел.
Смэдж поднял голову и побледнел. Он все еще целился в Парсела, но ружье прыгало у него в руках, и его блестящие черные глазки, похожие на пуговицы от ботинок, с ужасом уставились на Ивоа.
— Ивоа! — снова крикнул Парсел.
— Скажите ей, чтобы она не стреляла, лейтенант! — хрипло крикнул Смэдж.
Парсел быстро подошел к Смэджу, схватил его ружье за дуло и поднял над головой. Сейчас он стоял так близко к Смэджу, что Ивоа не могла стрелять.
— Отдайте мне ружье, — сухо сказал он.
Смэдж тотчас выпустил ружье, прижался спиной к двери и глубоко вздохнул. Теперь Парсел был между ним и Ивоа, и хотя он держал в руках ружье, Смэдж его не боялся.
Снова наступила тишина. Парсел был удивлен, что Смэдж стоит так близко от него, чуть не прижавшись к дулу ружья.
— Вы не опасаетесь, что я выстрелю в вас? — спросил он вполголоса.
— Нет, — ответил Смэдж, отводя взгляд.
— Почему?
— Это не в ваших правилах.
Немного помолчав, Парсел негромко сказал:
— Вы мне омерзительны.
Но это была неправда. У Парсела не хватало сил даже для возмущения. Ноги у него дрожали, и он думал лишь о том, как бы поскорее сесть.
— Это мое ружье, — сказал вдруг Смэдж.
Говорил он плаксиво-требовательным тоном, как мальчишка, у которого старший брат отобрал игрушку.
Парсел поднял ружье, разрядил его в потолок и, не сказав ни слова, отдал Смэджу. После выстрела в листьях на потолке послышалась лихорадочная возня. Маленькие ящерицы разбегались во все стороны. Парсел прищурился, но не мог их разглядеть. Он чувствовал себя слабым, отупевшим, у него давило под ложечкой.
— Спасибо, — сказал Смэдж.
Все казалось Парселу до ужаса неправдоподобным. Смэдж чуть-чуть не застрелил его, а теперь говорит ему «спасибо», как мальчишка.
— Крысенок, — сказала Ивоа.
Она стояла в двух шагах от него, держа ружье под мышкой, с застывшим, как маска, лицом. Смэдж задрожал, как будто она ударила его по щеке.
— Слушай, Крысенок! — повторила Ивоа.
Пристально глядя на него потемневшими глазами, она произнесла по-английски медленно-медленно, как будто вдалбливала урок ребенку: