«Деревня».

«Идиот», – он усмехнулся, и я присоединилась к нему.

«Холодный».

«Лёд».

«Лед и снег… или кубики льда?» – ответила я, догадываясь об ответе.

Он хитро улыбнулся, впечатленный, что я поняла его.

«Очень хорошо, Белла», – замурчал он одобрительно, «Кубики».

«Да, я видела это в ту ночь, когда мы познакомились», – пояснила я, «Эти леди любят натирать тебя льдом, не так ли?»

«Только потому что я такой чертовски горячий», – пошутил он, смеясь над моим выражением лица.

«Хорошо, заметка для себя – эго в полном порядке», – пошутила я в ответ.

«Танец», – продолжила я.

«Медленный».

«Медленный танец с девушкой?» – неуверенно спросила я.

«Нет», – он выглядел задумчиво какую-то секунду, «Нас учили танцевать медленно… в Огне. Виктории это нравится. Клиентам это нравится. Так более… чувственно.»

Его ответы определенно дают мне кое-какую информацию о том, как он думает, это точно.

«Больной».

«Я», – сказал он без колебаний.

«Эдвард, ты не больной.» – он смотрел вниз, когда я подняла на него глаза, «Эдвард, посмотри на меня».

Он поднял взгляд, и, казалось, это приносит ему физическую боль.

«Ты НЕ больной», – повторила я, «Я даже не хочу слышать это снова. Ясно?»

Он слегка кивнул и продолжил играть с выбившейся ниткой на шортах.

«Злой».

«Сука», – это также слетело с его губ, и он замер.

Я захихикала, полностью понимая его.

«Да, я знаю, что ты знаешь много злых сук», – проинформировала я, «Я поняла».

«Игла».

«Боль», – ответил он.

Я напряглась и посмотрела на него, он смотрел на меня, и я осторожно спросила, «Ты говоришь не о больничных иглах, да?»

Он помотал головой.

«Это часто случается?» – спросила я прищурившись, «Женщины втыкают в тебя иглы?»

«Да», – подтвердил он, «Это не оставляет больших следов, но это игра с болью. Многие женщины это любят.»

Что, блядь, за больные суки? Господи, только послушайте меня, каждый раз, когда я слышу, что Эдварду причиняют боль, я становлюсь 10 футами выше, рычащая, яростная мама-медведь.

«Ладно», – я вздохнула, «Голубой».

«Яйца», – сказал он, хихикнув. Я улыбнулась ему, как школьный учитель, терпеливо, но предупреждающе. ^{note 20}

«Эдвард…»– фыркнула я, «Путешествие».

«Расставание», – сказал он, а потом добавил, «Мои родители часто уезжали путешествовать. Они никогда не брали МЕНЯ с собой».

Я сделала запись, и Эдвард улыбнулся, словно ему в голову пришла мысль, и он сказал, «Но если посмотреть на это с другой стороны, думаю, я мог бы сказать БЕЛЛА в качестве ответа. ^{note 21}. Помнишь, как ты споткнулась с трусиками на лодыжках, когда я был насильником?»

«Эй, это не игра Посмейся Над Беллой».

«Прости», – он сделал серьёзное лицо, пытаясь вести себя хорошо для меня, «Я буду хорошим».

«Лампа», – сказала я.

«Желание», – ответил он.

«Вроде как, Лампа Алладина?» – улыбнулась я, конечно же, Мистер Мультик подумал о Диснеевских сказках.

«Ага», – подтвердил он, «Я люблю этот мульт. Я бы хотел иметь три желания, а ты?»

«Да», – улыбнулась я, глядя на его теперь счастливое лицо, «Что бы ты пожелал, Эдвард?»

«Хммм…» – задумался он, глядя немного вверх, мило изогнув губы, как во время сна, «Ну, я не знаю… разве это не касается только меня и Джинна?»

«Тогда одно желание», – торговалась я, «Скажи мне только ОДНО».

Он колебался, и затем его глаза немного потускнели.

«Я бы хотел не быть шлюхой», – решительно сказал он, в его голосе были грусть и боль… и стыд.

Мой желудок сжался от боли, которую я чувствовала внутри… мой голос был ужасно пустой, а я хотела сказать что-то комфортное и успокаивающее… но я не могла. И я поняла, что это так же было бы одним из моих желаний. Вместе с желанием стереть всё его прошлое и боль, и я бы пожелала для него счастливую жизнь, пусть даже и не со мной.

Я бы хотела, чтобы у меня была волшебная лампа.

Но её нет… так что интервью должно продолжаться… хоть это и паршиво и болезненно для Эдварда, это единственный путь к счастливой жизни.

«Ты же знаешь это, Белла?» – наконец сказал он, «Я на самом деле хотел бы, чтобы моя жизнь не была такой. Я не наслаждаюсь… ЭТИМ. Ты знаешь это, верно?»

«Да, я знаю», – ответила я, «Я знала почти с самого начала, что… ты не делаешь это для удовольствия или развлечения, как некоторые. Кажется… что у тебя на самом деле нет выбора. Ты должен делать это ради денег. Это из-за того, что у тебя не было денег, когда ты был с Таней, и теперь ты чувствуешь… если у тебя не будет достаточно денег, ты не сможешь любить или быть счастливым? Или здесь что-то еще, о чем я не знаю?»

Мой голос был мягкий и спокойный, когда я говорила с ним.

«Белла… Тани больше нет в моей жизни, пожалуйста, давай не будем говорить о ней», – сказал он немного холодно.

«Таня больна или ранена?» – озвучила я еще одну свою теорию, «Потому что это объяснило бы то, почему ты делаешь это, если ты ухаживаешь за ней. Это так?»

«Белла, прекрати», – предупредил он, сжав зубы, на мгновения закрыв глаза.

Я хотела продолжать давить на него, но это не то, как я хочу, чтобы он мне открылся. Я не могу принудить его. Но у меня осталось всего десять дней, и я боялась, что никогда не услышу всю историю целиком. И потом он навсегда останется тайной, которую я никогда не разгадаю.

Я тихо рыкнула и вернулась к списку слов. Я продолжала биться в кирпичные стены, и моя голова начинала пульсировать. Я чувствовала себя запертой в маленьком пространстве, без выхода наружу, без света, который укажет путь, в ловушке, так же как и он.

«Ладно, давай продолжим…» – сказала я, «Грех».

«Работа», – сказал он, его взгляд мягче и снова доверчивый.

Я заметила, что он в порядке, пока я не затрагиваю его ноющие внутренние шрамы.

«Богатый».

«Подлый». ^{note 22}

«Богатые люди – подлые?» – спросила я.

«Все, кого Я встречал», – сказал он, не моргнув, на его губах маленькая полуулыбка.

«Но… разве ты не богатый?»

«Нет», – он сурово посмотрел на меня, оскорбленный, что я обозвала его подобным образом.

«Но ты зарабатываешь кучу денег», – сказала я, «Разве нет?»

«Кое-что получает Виктория, кое-что уходит куда-то еще», – заявил он, скрестив руки.

Он снова уклоняется от ответа. Я вздохнула, начиная привыкать к этому. Я не могу помочь ему, если не знаю всех этих секретов. Боже, я такая нетерпеливая. Мне действительно нужно поработать над этим.

«Симпатия», – произнесла я следующее слово.

«Белла», – сказал он, оскалившись, «Белла чувствует огромную симпатию к Эдварду. Не так ли?»

Я положила блокнот на стол и посмотрела на него, стиснув зубы.

«Да», – призналась я, «Мне очень жаль, что ты прошел через всё это… что ты постоянно испытывал боль… и что это сделало с тобой. Но это не поможет тебе, Эдвард. Моя симпатия. Она бесполезна. Тебе поможет то, если ты расскажешь мне, покажешь мне, что болит внутри, и мы обсудим это, вот что заставит тебя чувствовать себя лучше. Я могу быть терпеливой, и я стараюсь, но я не могу продолжать задавать вопросы, на которые ты отказываешься отвечать. Может ты расскажешь мне ЧТО-НИБУДЬ? Что угодно? Будь смелым. Рискни и доверься мне. Я клянусь Богом, я не предам тебя, Эдвард. Я забочусь о тебе… очень сильно».

«Я думал, игра в ассоциации должна быть лёгкой», – ответил он недовольно, уставившись на кофейный столик.

Мне хотелось плакать… И я была близка к этому.

Я взяла лист со словами и словно робот произнесла следующее, «Молитва».

«Трата», – презрительно усмехнулся он.

«Молитва – это трата?.. времени?» – спросила я.

«Огромная», – прорычал он, глядя вниз, оборонительно скрестив руки.

«Почему? О чем ты молился?»

«Это важно?» – посмотрел он на меня, нахмурившись, «Нет Бога, нет Санта Клауса, и те, кто молятся, не получают ответа. Моя жизнь такая, потому что я СДЕЛАЛ её такой».