Следующая ночь, новый заброс, продолжалось это удовольствие для них дней пять, затем они не учли, что не все шахты у нас учтены центральными властями, а так же паранои моего отца. Но всё‑таки хоть герцог, кто мог предположить, что орудия с эсминца, установленные у пяти крупнейших золотых шахт, и их канониры‑отставники когда‑либо понадобятся. Серединники слишком расслабились от лёгких успехов и потеряли два летательных аппарата и четыре с половиной сотни бойцов – снарядами отец тоже запасся. Пушку они завалили через одну ночь, кинув на неё морскую мину с третьего дирижабля, но темп был потерян, связь у нас в герцогстве протянули чуть ли не самой первой в империи, так что папаня раздал весь свой дворцовый арсенал и во главе ополчения рванул к прорыву. Герцогство не уклонялось от мобилизации, ибо понимало, что при серединниках будет намного хуже, поэтому с отцом были все – от десятилетних мальчишек до седых старцев. Серебряные пояса были элитой, за ними уже шло пушечное мясо калибром поплоше, но смерть ополчения ни кто не назовёт напрасной. Пока они перемололи наших мужчин, женщинам удалось сдержать основные перевалы и не дать выплеснуться захватчикам на оперативный простор, или самим занять пригодные к обороне перевалы. Подмога успела в самый последний момент. Вместо женщин, уже сражающихся зубами и камнями, так как пули, арбалетные болты и динамитные шашки были уже израсходованы, заняли войска с равнин. Наше герцогство потеряло шестерых мужчин, из каждых десяти, и каждую пятую женщину. Серединники уже наращивали в глубине занятых позиций новый ударный кулак, но тут наши адмиралы протиснулись, с весёлым чпоком, через игольное ушко пролива. Высшие военные знали о ситуации в горах, но основная масса войск, нет. Мне не сказали, чтобы не расстраивать меня, чтобы я не расслабляла мужа, вдруг полезшего в герои. То войско, что пришло герцогству на помощь, было из резервистов, но самых лучших – ополчение северных баронов. Они были недавно оснащены самыми лучшими образцами оружия, да и своего у них было много, а железную дорогу мы перекрыть не дали. На расстояние выстрела к базе дирижаблей на прибрежных скалах подошёл самый маленький из эсминцев. Итог закономерен, ни одного дирижабля ни одного транспортника не ушло от расплаты. Северяне и горские вдовы пленных брали только для уточнения диспозиции оставшихся, что характерно, Хартия о горной экспедиции серединников не вспомнила и даже не попыталалась навязать в Лоеси ни одну из своих знаменитых благотворительно‑шпионских миссий. Во Внутреннем море теперь свободно плавали военные суда Хартии, а на берегах Великой Западной реки, осознав необходимость подводного флота, уже сделали первую копию с вражеской подлодки.
Ну и последнее но… У меня жуткая депрессия, раньше, во время такого далёкого детства, я убегала из дома и лезла в горы, теперь же и это бы мне не помогло. Моему мужу было плохо, и я не могла оставить его надолго, но несмотря на это я почти каждый день выкраивала время, чтобы сходить на могилы отца, братьев и сестры. Хоть тело отца и не было найдено, но в нашем герцогстве сейчас старшинство моей матери абсолютно ни кто не оспаривал. В этом случае надо подождать шесть лет буде он не объявиться и если нет, то передать трон сыну или внуку рождённому в законном браке, вот так вот слово в слово в договоре о принятии нашего герцогства в Восточную империю и записано. Так что единственный шанс на сохранение династии был, если мой муж очнется и в течении шести лет подарит мне сына.
Могила же отца пока представляла из себя большой камень в дальнем конце кладбища. Все наши знали что он мёртв, было даже два подтверждения от пленных. Его пост они смогли пройти только завалив его с дирижабля зажигательными бомбами. Сегодняшний поход на кладбище стал последней каплей в омут моего отчаяния. Я прошла к отцу мимо таких же как он камней без лиц и без дат. Хотя я и пришла к могилам сегодня чуть свет, там уже было с десяток женщин так же отрешённо стоявших кто у молчаливых кусков скалы, кто у именных надгробий. Чуть позже они разойдутся по своим дневным делам, стряхнув воспоминания, продолжив заботиться об оставшихся в живых. Мать решила проблему нехватки мужчин кардинально. По её личной просьбе командующему северного ополчения, по стечению обстоятельств являющемуся её троюродным кузеном, тот разрешил ей бросить среди неженатых воинов клич. Тридцать тысяч человек, а это немногим меньше половины, северное воинство потеряло за один день.
Новый день принес людям новые предварительные свадьбы, которые официально регистрировались только после рождения ребёнка. В случае неудачи через год пары меняли партнёров и пробовали ещё раз. Так вот, этот десяток женщин, был, как на подбор, состоял из статных красавиц, рознящихся не осанкой, но возрастом. Раз смогли похоронить мужей на этом дорогом кладбище, бывшие мужья были людьми не бедными, да и из северного пополнения, скорей всего, красавцев дворян себе в новые мужья нахватали. Одну из них, особу лет на пять старше меня, я узнала, она не редко бывала у матери во дворце – начальница сталелитейных мастерских, десять лет назад в одной из долин нашли хорошее железо. Я подошла к ней, поздоровалась и, хотя она была постарше меня, общее горя сразу дало нам тему для разговора. Когда мои голос стал невольно возвышаться от негодования, я вдруг обратила внимание, что мы не одни, и вокруг нас собрались женщины, которых уже гораздо больше десятка. Вот тут я и произнесла слова, которые раздули в душе вдов не маленький огонёк негодования, но настоящую бурю.
И, хотя я не была до конца вдовой, пусть судьбы моего мужа сейчас колеблется между жизнью и смертью, я верю что на этом свете его удерживает моя любовь, а на тот свет тянет чудовищный мирный договор, поправший память усопших. Но я верна трону, я не верю, что император подписал этот закон сам, я уверена, если бы он увидел настоящие вдовьи слёзы, то он сразу же разорвал эту позорную бумагу. Я говорила ещё много, потоки слов моих сливались в могучую реку, позднее подхватившую меня. Когда я пришла днём домой, то была без сил, и уснула в мягком кресле, близ кровати мужа. Проснулась я лишь на следующее утро от рёва сотен женских голосов под окном герцогского дворца. Мать безуспешно пыталась утихомирить эту волну стихии. Когда я вышла на балкон пять сотен рук вскинули вверх разряженные арбалеты. И я говорила опять о том же, о наболевшем. Всех слов своих я не запомнила, лишь последняя фраза накрепко врезалась в память – Он должен услышать наши слёзы.
Затем я попросила десяток самых крепких из них подняться ко мне в покои, чтобы помочь перенести груз. Со стены мы сняли пять пик из отцовской коллекции холодного оружия и, если ты самым активным образом не возражал против такого произвола, то половина стен в твоей комнате были увешаны старинными орудиями убийства. Мы сняли с пик наконечники, прихватив их с собой, и подсунули крепкие жерди под кровать мужа. Я же неспешно шла впереди, задавая направление этой своеобразной колеснице о десяти кобылах. Мы пошли вниз по главной дороге, носильщицы сменялись, поддерживая темп, на пятый день наш караван дошёл до железной дороги. Теперь часть эскорта я отправляла верёд по железной дороге, где они отдыхали, поджидали основной караван и запасали продукты, а затем возобновляли путь. Ночью путь нам освещали факелы, остановки же были очень краткими, лишь только сменить простыни и покормить мужа. В дождь мы держали над ним своеобразный полог, я же всегда была подле него, лишь на время сна перебираясь в повозку, которая медленно двигалась за своеобразным саркофагом. Маленькая армия наша была хорошо вооружена, у каждой из женщин был арбалет, не стоило забывать и о пиках, самым же нашим главным оружием была решимость, мы катились лавиной медленно, но нас было не остановить. Постепенно мы, как комета, собрали вокруг себя хвост, за нами двигалось уже пять тысяч женщин, мы всё шли и шли. И вот случилось неизбежное.
