Да, в этом мире, как и в жизни вообще, есть еще большое поле деятельности, и тот, кто сумеет взяться за это с умом, получит массу денег, собранных услужливыми помощниками в темных рубашках, со светлыми галстуками, — денег, отмываемых затем в тысячах казино, пиццерий, массажных кабинетов, косметических салонов, заправочных станций, а впоследствии спокойно лежащих на анонимных, не подлежащих проверке счетах в Бад-Ишле, Секешфехерваре или на англо-нормандских островах. Обо всем этом Глория и сама читала в газетах, поэтому ей было скучновато слушать разглагольствования Рэчел. Она предпочла бы поскорее заключить ее в объятия.

— Ну ладно, — шепнула она подруге на ухо, — я-то здесь при чем, объясни, пожалуйста!

— Они сами очень скоро все тебе объяснят, — пробормотала Рэчел, уткнувшись лицом в волосы Глории. — За этим дело не станет. Пошли!

Они вернулись в комнату (только на сей раз Рэчел тщательно заперла дверь) и бросились в постель. Спустя несколько часов, по возвращении в «Сюпрем», Глория доложила Бельяру обо всем, что случилось на этой вечеринке, вплоть до мельчайших подробностей.

— Ну, все ясно, — заключил карлик. — Я вижу, тебя это забавляет. Но только смотри будь осторожна. На мой взгляд, нам не следует слишком долго засиживаться в здешних местах.

На следующий день после вечеринки Мупанар позвонил Глории в «Сюпрем» и объявил, что нашел для нее другой отель, более приличествующий такой даме, как она. Еще до полудня машина отвезет туда Глорию и ее багаж. «Ага, дело ясное!» — удовлетворенно констатировал Бельяр.

Ледяной полумрак ресторана, швейцары и лифтеры в ярких ливреях, напоминавших костюм укротителя или мундир турецкого офицера, недвусмысленно указывали на высокий класс заведения. Новые апартаменты Глории на верхнем этаже белоснежного небоскреба, который высился над Марина-драйв, оказались раз в шесть просторнее комнатенки в «Сюпреме»: стены окрашены в темные тона, комфорт на самом современном уровне — холодильник, телевизор, кондиционер, двухместная ванна. Небольшой балкон, нависавший над пустотой, вмещал шезлонг; застекленная стена выходила на бухту.

Глория быстро вернулась к своим старым добрым привычкам. Вставала поздно, проводила утренние часы на балконе, почти не глядя в сторону пустынного пляжа, загроможденного ветхими аттракционами, детскими горками и ржавыми турникетами. Грязное море было где-то далеко, чуть ли не на горизонте, мелкий песок разлетался как пыль. Редкие прохожие топтали эту пыль, даже не вспоминая о ее курортном назначении; одни шли по ней в одиночестве, другие шагали за повозкой с бычьей упряжкой. Иногда вдали можно было разглядеть лошадь, скачущую в белой кайме прибоя. Бельяр, натянув свои единственные бермуды, устраивался, как всегда, на шезлонге в ногах у Глории и принимал солнечные ванны. «Будь осторожна, — твердил он ей, — не давай им втянуть себя в эти игры. Не позволяй взять верх над собой. Твердо скажи, что сама будешь платить за отель».

Мупанар, однако, вел себя вполне тактично. Звонил лишь изредка, интересовался, всем ли довольна Глория, ничего не навязывал и даже не предлагал, разве что просил осчастливить своим присутствием вечеринки, которые он по-прежнему устраивал на своей террасе два-три раза в неделю. Эти сборища были похожи, как две капли воды, и в конце концов Глория стала посещать их через раз. Однажды она согласилась вместе с Рэчел сопровождать Мупанара на ипподром, где его лошадь, по имени Телепатия, котировалась четыре к одному; на следующий день они побывали на матче поло, где участвовали и другие скакуны из его конюшни.

Но все утра неизменно посвящались солнечным ваннам. Затем в два часа дня в дверь легонько стучала Рэчел. «Прячься!» — командовала Глория Бельяру, и тот неохотно ретировался с оскорбленным видом свергнутого императора. Иногда он вскакивал и исчезал сам по первому же стуку, не ожидая приказа Глории, но и при этом строил обиженную мину. Молодые женщины немного отдыхали в спальне, перед тем как не торопясь, со вкусом пообедать в гостиничном ресторане филе из рыбы или птицы под пряным соусом и йогуртом с бхангом — листиками конопли. После этого, дождавшись, когда чуточку спадет полдневная жара, они, как и прежде, разъезжали по городу — чаще всего по кварталам Кхор Базар или Банганга Танк, останавливаясь у водоемов в тени высоких деревьев. На плоских крышах-террасах резвились обезьянки, мужчины и дети. Мужчины размахивали белыми тряпками, управляя полетом безупречно слаженных голубиных стай, дети управляли полетом бумажных змеев, обезьянки гонялись друг за дружкой по карнизам над пустотой, и никогда там не было видно женщин.

С наступлением темноты Глория и Рэчел ужинали в «Яхт-клубе», иногда вместе с Биплабом, который сразу после этого уходил «на службу» к Мупанару. Затем, развеселившись почти так же, как в их первый вечер, они заходили пропустить несколько стаканчиков в бар «Taj», по-прежнему битком набитый иностранцами, встречали там других молодых женщин — как-то одна из них объявила, что ее зовут Порше Дюваль,[8] — а также мужчин и молодых людей. Мужчины держались, как правило, грубее и мрачнее юношей, с которыми было легче поладить, хотя среди тех и других имелись как любители, так и ненавистники женщин. Одним словом, их жизнь текла легко и беззаботно, в покое и неге.

Глория даже перестала бояться происков Персоннета и других своих врагов, зная, что Гопал ловко запутал следы, сделав ее неуловимой.

Однако временами она чувствовала себя какой-то потерянной; ее оглушала неумолчная бомбейская какофония автомобильных гудков и горластых дроздов, мешающая расслышать собственные мысли. А иногда бывало и наоборот: эти мысли звучали слишком уж назойливо в давящем безмолвии «Космополитен-клуба». В иные дни она спрашивала себя, долго ли еще здесь пробудет — может, пора и на родину? Рэчел ничего не могла посоветовать ей, Бельяр тоже не имел на сей счет определенного мнения. «Не знаю, не знаю, это надо обдумать», — бурчал он. В таком режиме прошло двадцать дней, но вот однажды утром к Глории неожиданно явился Мупанар; Бельяр едва успел юркнуть в стенной шкаф.

Сначала Мупанар объяснил, что просто ехал мимо и ему захотелось нанести этот короткий визит, дабы убедиться, что у Глории все в порядке. Он пересек гостиную, подошел к окну и, поглядев несколько минут на бухту, обернулся к Глории со словами:

— Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?

— Ага, начинается! — сказал себе запыхавшийся Бельяр в темном шкафу, где он стоял, приникнув ухом к дверце.

— Какого рода? — осведомилась Глория.

— Очень простую, — ответил Мупанар. — Мне нужно кое-что переправить в вашу страну. А вас я прошу всего лишь сопроводить этот груз. И проследить, чтобы все сошло благополучно. Словом, быть рядом и ничего более.

— Так, дело ясное! — прошипел Бельяр в шкафу.

Глория ответила не сразу. С одной стороны, это был удобный случай вернуться на родину, о чем она нередко подумывала в последние дни; с другой же, учитывая род занятий Мупанара, ей приходилось опасаться самого худшего: он вполне мог подсунуть ей и пластиковую бомбу, и уран, и опиум. Но Мупанар словно прочел ее мысли.

— Не воображайте бог знает что, — сказал он. — Я не предлагаю ничего опасного и рискованного. Вы должны всего лишь сесть в самолет. Все расходы я беру на себя. Вам ничего не придется делать: в Париже вас встретит мой человек, он-то и выполнит все необходимые формальности.

— Ладно, предположим, я соглашусь, — ответила Глория. — Что же это за груз, который я буду сопровождать?

— Лошади, — сказал Мупанар.

— Ах, вот как, лошади? — удивилась Глория.

— Да, всего лишь лошади.

— Ну, если лошади, тогда, конечно… — пробормотала Глория.

— Да, всего лишь лошади, — повторил Мупанар. — Как видите, ничего страшного. Обыкновенные лошади. Их перевозят с континента на континент в грузовых самолетах. Как правило, их сопровождает ветеринар с огромным шприцем, на случай непредвиденных проблем. Но вы не волнуйтесь, — заверил он Глорию, — на сей раз проблем не будет и ветеринар не нужен, вы полетите с лошадьми одна. Послезавтра. Договорились?