Притворяясь, что внимательно изучает потрепанный пульт, Петр Колдунов едва заметно улыбнулся. Сейчас этого индюка научат свободу любить...

— Так точно, ваше братство, — затараторил аль-Кайд. — Проблема, ваше братство. Нет, ваше братство, не говорит. Никак нет. Так точно. Немедленно, ваше братство, немедленно.

Положив трубку на рычаг и повернувшись к Колдунову, аль-Кайд принялся вещать деревянным голосом:

— Наш славный вождь требует вашего немедленного приезда в столицу.

— Прекрасно; — кивнул Колдунов.

— Прекрасно? — поперхнулся аль-Кайд. — Многие из тех, кого он требовал во дворец, никогда не возвращались оттуда!

— Да я за себя не беспокоюсь, — равнодушно пожал плечами Колдунов.

— Но это ваш аппарат. И ваша ошибка...

— Да, именно. Это и вправду мой аппарат. И все коды — тоже мои. Только я один их и знаю. Он вообще весь мой — мое правительство, если помните, одолжило его вашему в качестве жеста доброй воли. Так что если я не вернусь... Ну, аль-Кайд, что вы теперь скажете?

Муса аль-Кайд, моргнув, широко раскрыл глаза — видимо, его посетила светлая мысль.

— Полковник Интифада требует вашего немедленного присутствия.

— А кто будет меня... конвоировать?

— Наш славный вождь удостоил этой привилегии меня.

— Вас? Если не ошибаюсь, главного лобинийского советника проекта?

— Полковник Интифада всегда был очень высокого мнения обо мне.

— А-а, ну да... Хотя верно, это ведь вы сообщили ему плохие новости. А как Интифада реагирует на подобные новости, нам всем хорошо известно.

Не ответив, аль-Кайд судорожно сглотнул. Его кадык продолжал безостановочно двигаться всю дорогу до подземного лифта и потом — до дверцы зеленого вертолета который уже ждал их на площадке среди высоченных барханов.

Полет до лобинийской столицы Даполи оказался довольно приятным. Солнце в ослепительно голубом небе стояло высоко — яркое, жестокое солнце, но, как ни странно, мрачное настроение Колдунова оно развеяло. Мысль о том, что полковник Интифада наверняка впадет в бешенство при известии о том, что оружие возмездия на время вышло из строя, никак не влияла на улучшавшееся на глазах колдуновское чувство юмора. Даже, наоборот, помогало ему. Может, полковник Интифада настолько расстроится, что возьмет да кого-нибудь и пристрелит.

Обернувшись, Колдунов взглянул на аль-Кайда, сидевшего за штурвалом, и улыбнулся. Аль-Кайд озадаченно на него уставился.

Конечно, без аль-Кайда жизнь будет более терпимой. От него воняет потом и смердит страхом — все время, безостановочно. А уж русский у него... По-русски он говорит хуже, чем “чурбаны” из Иркутска или Ташкента, с которыми Колдунову давным-давно, еще в молодые годы, пришлось служить в Красной Армии. “Чурбанов” этих он ненавидел за тупость и лень. Кроме того, как техник аль-Кайд тоже не много значил. А потом — он же наверняка соглядатай. Колдунов давно подозревал, что все местные техники на самом деле являются агентами Зеленой разведки полковника Интифады. Потому как такой тупости даже от обычных лобинийцев не приходилось ждать.

Так что было бы неплохо, если бы полковник Интифада шлепнул аль-Кайда.

Откинувшись в кресле, Колдунов наблюдал, как внизу вырастают минареты столицы. Его-то не убьют — руки коротки.

Вертолет приземлился прямо за оградой дворца. С высоты казалось, что двор весь зеленый от подстриженной травки. В действительности это был покрашенный в зеленый цвет бетон, на котором выделялся светло-зеленый квадрат вертолетной площадки.

Дверь в кабинет полковника Интифады тоже была зеленая. Стоявшие по обе ее стороны охранники в зеленой форме сжимали зеленые винтовки — оружие элитной Зеленой гвардии. Оттолкнув Колдунова от двери, они взяли аль-Кайда под руки и, введя его в кабинет, с грохотом захлопнули дверь. Колдунов присел на кожаный диван, отметив, что мебель здесь под цвет стен — салатово-зеленая.

Прошло уже четверть часа, но из-за двери кабинета не раздавались выстрелы. Колдунов подумал, что Интифада решил не убивать аль-Кайда в этот раз, и поморщился.

Затем зеленая дверь распахнулась, и два зеленых охранника выволоки из кабинета тело аль-Кайда. Его зеленый китель был темным от крови. Безжизненно моталась почти отделенная от туловища голова.

Колдунов удовлетворенно улыбнулся, глядя, как охранники подволокли тело главного техника к зеленым дверям в шахту лифта. Охранник нажал кнопку, двери распахнулись, и стражи швырнули тело аль-Кайда вниз.

Звук от удара был громким, хотя кабинет и отделяли от подвала несколько этажей.

Подойдя к не закрывшимся еще дверям лифта, Колдунов взглянул вниз. Тело аль-Кайда неподвижно лежало на куче других трупов. Верхние выглядели свежими. Нижние уже почти совсем разложились.

— Мы вроде поднимались сюда не на этом лифте, — хмыкнул Колдунов.

— Не на этом, — подтвердил один из охранников. — Это мусоропровод. Личный мусоропровод нашего славного вождя.

Только тут Колдунов заметил, что в шахте лифта нет ни кабины, ни проводов, у дверей снаружи только одна кнопка — “вниз”. Заменить лифт такого рода мусоропроводом было вполне в духе полковника.

— Ага, — Колдунов довольно улыбнулся, — значит, теперь моя очередь?

Зеленые охранники взглянули на советского ученого с неприкрытым страхом. Этот тип стоит на пороге клетки с бешеным тигром, а морда такая, будто идет на молитвенное собрание.

Им даже не пришлось, как они ожидали, силой волочь его к зеленой двери. Он шел впереди них, как будто гнев славного вождя для него ничего не значил.

Свергнув короля Ардаса, полковник Интифада завладел и его дворцом, переименовав его во дворец Республики. После чего перекрасил дворец внутри и снаружи в зеленый цвет и развесил неимоверное количество новых лобинийских флагов — тоже зеленых, разумеется. Просто зеленых. Говорили, что никаких орнаментов и изображений полковник Ганнибал Интифада не любил.

Официальная история Лобинии, изложенная самим полковником Интифадой в его книге “Зеленый завет”, поясняла, что зеленый был выбран полковником в качестве нового национального цвета в знак солидарности с остальным исламским миром.

На самом же деле все было несколько иначе: когда жители столицы узнали, что какой-то оборванец устроил переворот и сверг любимого всеми короля Ардаса, они толпами хлынули ко дворцу, чтобы восстановить законный порядок.

При виде толпы кучка сподвижников полковника Интифады быстро утратила революционный кураж, вследствие чего полковнику Интифаде пришлось перебить их всех до единого. После чего он вошел в королевскую трапезную, сдернул со стола скатерть, обрушив на пол английский хрусталь и китайский фарфор, вышел на балкон и, размахивая импровизированным знаменем, объявил, что он покончил с бунтовщиками. Минуту спустя была провозглашена Исламская Республика Лобиния, а новоиспеченный правитель влез на крышу и водрузил на флагшток зеленую скатерть с королевского стола, скрепив сие деяние клятвой умереть во имя Аллаха.

Собравшаяся внизу толпа исторгла приветственный вопль.

Воздев над головой кулаки, полковник Интифада одарил толпу белозубой улыбкой и вообще старался явить собой воплощение восторга и бурной радости. В то время как в действительности разочарованию его не было предела.

Полковник Интифада ненавидел зеленый цвет. Флаг, который он изначально задумал для своего нового владения, был красным, с изображением международной коммунистической эмблемы серпа и молота. Утешал он себя лишь мыслью о том, что иной раз самому доведется всколыхнуть застывшие воды истории, а в следующее мгновение уже они понесут тебя. В принципе оба варианта не шли вразрез с его интересами — главное, чтобы эти воды вынесли вовремя на надежный берег. А если, пока доберешься до него, малость промокнешь — тоже ничего страшного. Главное, чтобы твой мундир не намок от твоей же собственной крови.

Но сегодня, как, впрочем, и все время с тех пор, как он стал правителем Республики Лобиния, затерянной в североафриканской пустыне, кровь на мундире полковника Интифады принадлежала не ему.