— Я, мастер Чиун, — так же сдержанно подтвердил Смит.

Оба замолчали. Мастер Синанджу и не собирался приглашать приехавшего в дом, и тот прекрасно понимал это.

Наконец глава КЮРЕ откашлялся и произнес:

— Я пришел поговорить насчет продления нашего контракта.

— Разве вы не получили мое письмо?

— Получил.

— И капсулу, которую Римо просил меня вам вернуть?

— И капсулу тоже.

— И вы ею не воспользовались?

— Нет, — ровным голосом отозвался Смит.

Оба снова замолчали.

Глава КЮРЕ кашлянул еще раз.

— Вы не предложите мне войти?

— Увы, я не могу вас принять.

— Почему?

— Ко мне должны прийти.

— Кто? Римо?

Чиун ткнул пальцем в сторону до сих пор не умолкавшего звонка и проговорил:

— Нет, сейчас наверняка придет мастер, чтобы отремонтировать этот взбесившийся звонок, и мне придется уделить ему максимум внимания, чтобы работа была выполнена как следует.

Харолд В. Смит протянул руку к «взбесившемуся» звонку и отлепил свою жевательную резинку. Тотчас стало тихо.

— Теперь вы, видимо, можете отказаться от услуг мастера.

Кореец почтительно покачал головой и пробормотал:

— Преклоняюсь перед вашим знанием всех этих механических штуковин.

— Я займу всего несколько минут вашего драгоценного времени, мастер Чиун.

— Тогда входите.

Мастер Синанджу провел Смита в башню для медитирования, наполненную холодным светом осеннего солнца, лучи которого свободно проникали в нее через большие окна.

Стены и немногочисленная мебель были насквозь пропитаны запахом свежего риса. Пожалуй, этот запах уже никогда не выветрится отсюда, подумал Смит.

Чиун подождал, пока глава КЮРЕ устроится на татами, потом с удивительной для его возраста легкостью опустился на мат напротив.

— Я не могу уделить вам много времени, — нараспев произнес он. — Вы помешали мне упаковать вещи.

— Вы уезжаете из Америки?

— Да, к сожалению.

— Можно поинтересоваться почему?

— Здесь слишком много горьких воспоминаний...

— А где Римо? — нахмурился Смит.

— Мне запретили об этом говорить.

— Запретили? Кто?

— Римо пошел своим путем, а теперь своим путем пойду и я.

— Так вот почему вы решили разорвать контракт, — догадался глава КЮРЕ.

— Я ничего не разрываю. Срок действия нашего контракта истек, и на сей раз у меня нет желания его возобновлять.

— Но почему?

— Просто-напросто не могу.

— Не можете?!

— Я ведь совсем старик, и мне уже не по силам такая работа.

Харолд В. Смит достал из чемоданчика свой кольт и наставил его на мастера Синанджу.

— Я вам не верю!

Ни один мускул не дрогнул на лице Чиуна. Взглянув на оружие, он невозмутимо произнес:

— Я говорю правду.

— Хорошо, пусть я ошибаюсь, но тем не менее спущу курок.

Чиун выпятил тощую грудь и тут же стал похож на зобастого голубя.

— Стреляйте! Рана от пули все равно не настолько страшна, как та, что нанес мне этот неблагодарный, которого вы когда-то уговорили меня взять в обучение...

И мастер Синанджу закрыл глаза.

И Харолд В. Смит нажал на спуск.

В тишине башни грянул выстрел. Смит вздрогнул от грохота, пороховой дым застлал ему глаза.

Когда спустя пару секунд к нему вернулось ясное зрение, он увидел сидевшего перед ним как ни в чем не бывало мастера Синанджу. В глазах его появился какой-то странный холодный свет.

Смит так и ахнул.

— Что произошло?

— Вы промахнулись.

— Но вы же не двигались с места!

— Правильно, не двигался.

— Тогда где же пуля?

Из широкого рукава кимоно высунулась рука с когтистыми пальцами, и мастер Синанджу неспешно указал на стоявший между ними чемоданчик Смита.

Глава КЮРЕ взглянул в указанном направлении: чемоданчик стоял там, куда он сам его поставил, однако с одной его стороны едва заметно дымилась дырочка от пули. Горячий свинец пронзил кожаную обивку и был остановлен пуленепробиваемым слоем кевлара.

— Невероятно! — выдохнул Смит. Значит, Чиун загородился от пули именно его чемоданчиком, да так быстро, что человеческий глаз не уловил никакого движения.

— Чего уж там, — снисходительно произнес мастер.

Харолд В. Смит заставил себя сконцентрироваться.

— Я хочу знать правду, — проговорил он.

— Какую правду?

— Мастер Чиун, Америка хорошо вам платила.

— Не спорю.

— Если дело в деньгах, я постараюсь сделать все, что в моих силах, хотя ничего обещать не могу, — сказал Смит.

— Дело не в деньгах. Работа по контракту требует усилий не одного, а двух мастеров Синанджу. Раньше такого не бывало, мастера всегда прикрывали его «ночные тигры». Но мне на долю выпало работать на такого клиента, который уговорил меня обучить ассасина из своей страны. И я взялся за дело, потому что у меня не было выбора. Время и силы, отданные ученику, потрачены впустую. Замены ему я нигде не нашел...

— Значит, Римо решил действовать в одиночку?

— Римо решил вести растительный образ жизни, распрощавшись с судьбой ассасина. Он принял твердое решение, и никто теперь его не отговорит.

— Где он сейчас? — перебил старика Смит.

— Не спрашивайте, не скажу.

— Ты что, боишься конкуренции?

— Страх мне неведом. То, что я чувствую, похоже на сердцевину персика — такое же жесткое и горькое. Во мне прочно угнездилась скорбь, ибо я, оказывается, воспитал такого ученика, который попрал свое предназначение.

— Неужели Римо навсегда решил выйти из игры?

— Это я должен выйти из игры! Я жажду удалиться от дел и спокойно провести остаток жизни в своей деревне, наблюдая оттуда за самостоятельной работой своего ученика. Я отдал ему все свои силы и что же получил взамен? Он меня бросил!

— Опять?

Чиун горестно сгорбился.

— Меня выбросили за ненадобностью, — прошептал он.

— Выбросили?

— Прежде, я слышал, в этой стране был распространен такой обычай — выгонять из дому ставших недееспособными стариков.

— Совсем не похоже на Римо, — негромко возразил Смит.

— Мой американский ученик предал меня! Здесь мне больше нечего делать, прочь, прочь с этих неприветливых берегов...

— И что вы теперь будете делать?

— Я слишком стар, чтобы снова обучать кого-то. Даже если мне удастся подыскать подходящего ученика, я уже не успею создать еще одно чудо. Я уже вырастил двух мастеров Синанджу, и оба оказались неблагодарными!

— Давайте заключим контракт на прежних условиях.

— Я же сказал, что уже не в силах работать на Америку. Слишком стар для этого. Теперь придется поискать не столь требовательного клиента.

— Я хочу, чтобы услуги Дома Синанджу были сняты с открытых торгов!

— А кто сказал, что они выставлены на открытые торги?

— Вчера в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН произошел неприятный инцидент. Полагаю, вам известно, о чем я.

— Возможно, — бесцветным тоном отозвался Чиун.

— Так вот, предлагаю продлить наш контракт на прежних условиях, только вы будешь получать деньги просто так, ровным счетом ничего не делая.

— Нет, я так не могу.

— Почему?

— Честь для меня превыше всего. Я не могу брать золото и ничего не делать! Сначала я буду сидеть сложа руки, потом вы, видя, как ни за что ни про что уплывают ваши деньги, станешь просить меня о каких-нибудь мелких одолжениях, разного рода небольших услугах, вроде лакейских, и так постепенно превратите меня в своего раба. Не бывать этому!

— Хорошо, я готов заплатить вам за то, что вы откажете в услугах перечисленным мной государствам.

— Хотите подкупить меня? — Чиун гордо выпрямился.

— Я, как всегда, забочусь прежде всего о безопасности США.

— Мой долг перед Домом Синанджу взвесить все поступившие предложения и выбрать самое достойное, самое выгодное, ибо я последний мастер Синанджу и теперь некому занять мое место. Тех денег, что мне удастся заработать до конца жизни, должно хватить всей деревне на очень многие годы. Нельзя же уйти в загробный мир, зная, что халатное отношение к своим непосредственным обязанностям повлечет за собой страдания народа!