Ваэлин подавил тяжкий вздох и заставил себя развернуться. Корлин Аль-Сентис устремил на него свой пронзительный взгляд фанатика. Аспект Элера не поднимала глаз, Дендриш Хендрил взглянул на него рассеянным, скучающим взглядом.

– Да, аспект?

– Она к тебе прикоснулась?

Ваэлин, разумеется, сразу понял, кого он имеет в виду. Глупо было надеяться, что он сумеет избежать подобного вопроса.

– Вы имеете в виду Селлу, аспект?

– Да, Селлу-убийцу, отрицательницу и адептку Тьмы. Ведь ты помог тогда в глуши ей и предателю, не правда ли?

– Я тогда еще не знал их истинной сути, аспект.

Правда, скрывающая ложь. Ваэлин почувствовал, как на спине у него выступил пот. Только бы по лицу ничего не заметили!

– Это были всего лишь незнакомцы, застигнутые пургой. «Катехизис милосердия» велит нам относиться к незнакомцу как к брату.

Корлин Аль-Сентис приподнял голову, его немигающий взгляд сделался пристальным.

– Я не знал, что здесь преподают «Катехизис милосердия».

– Здесь его не преподают, аспект. Катехизису меня учила моя… моя матушка.

– Ах да. Эта дама была исполнена милосердия. Ты не ответил на мой вопрос.

Лгать нужды не было.

– Она не прикасалась ко мне, аспект.

– Ведома ли тебе сила ее прикосновения? И то, что она делает с душами людей?

– Брат Макрил мне рассказал. Воистину, мне повезло, что я сумел избегнуть подобной участи.

– Воистину.

Взгляд аспекта смягчился, но не намного.

– Тебе, возможно, кажется, что испытание было суровым, но ты сознаешь, что впереди тебя ждут куда более суровые испытания. Жизнь в твоем ордене легкой не была никогда. Многие из твоих братьев впадут в безумие или будут искалечены прежде, чем Ушедшие призовут их к себе. Ведаешь ли ты это?

– Да, аспект, – кивнул Ваэлин.

– Твое решение остаться, когда ты мог бы уйти, не запятнав свое имя, делает тебе честь. Твоя преданность Вере не будет забыта.

Ваэлин, непонятно почему, почувствовал в этих словах угрозу – угрозу, которой, возможно, сам аспект даже и не заметил. Однако мальчик заставил себя ответить:

– Спасибо, аспект.

Выйдя за порог, он тихо прикрыл за собой дверь, привалился к ней спиной и шумно, с облегчением выдохнул. И лишь через несколько секунд обнаружил, что остальные выжидательно смотрят на него. Они выглядели озабоченными, особенно Дентос.

– Помоги мне Вера! – прошептал Дентос, явно устрашенный видом Ваэлина.

Ваэлин распрямился, заставил себя слабо улыбнуться и зашагал прочь, стараясь не бежать.

Испытание знанием повергло в уныние всех, кроме Дентоса. Каэнис сделался молчалив, Баркус говорил односложными репликами, Норта стал агрессивно-язвительным, а Ваэлин так глубоко ушел в воспоминания о матери, что до конца дня блуждал как в каком-то сумрачном тумане: он потом смутно вспоминал, как бросал Меченому объедки, отвергая все его попытки поиграть, а после присоединился к товарищам, которые рассеянно играли в ножички на тренировочном поле.

– Ну и фигня же это испытание, – сказал Дентос, единственный из всех сохранивший подобие хорошего настроения, запуская ножик в небеса, навстречу мишени, подброшенной Баркусом. Его жизнерадостность раздражала тем сильнее, что он как будто не замечал настроения товарищей. – Ну, в смысле, они же меня даже ничего не спрашивали об ордене, все про маманю да про то, где я вырос. Эта дама-аспект, Элера как ее там, спросила, не тоскую ли я по дому. Тоскую? Да кому захочется вернуться в эту помойную яму!

Он подобрал мишень, вытащил застрявший в ней ножик и подбросил мишень в воздух для броска Норты. Норта промахнулся – и так сильно промахнулся, что его нож едва не угодил Дентосу в голову.

– Эй, осторожнее!

– Кончай трепаться про испытание! – потребовал Норта тоном, не сулившим ничего хорошего.

– А что такого-то? – рассмеялся Дентос, неподдельно озадаченный. – Мы же все его прошли, верно? Мы все остаемся здесь и сможем пойти на летнюю ярмарку!

Ваэлин удивился: почему ему до сих пор не пришло в голову, что испытание они все прошли успешно? «Да потому, что я совсем не чувствую себя победителем», – осознал он.

– Дентос, нам просто не хочется об этом говорить, – сказал он. – Нам это далось далеко не так легко, как тебе. Давай больше не упоминать об этом, ладно?

Общим счетом шесть мальчиков из других групп провалили испытание и вынуждены были уйти. На следующее утро ребята смотрели, как они уходят: темные, сутулящиеся фигурки в тумане, молчаливо бредущие к воротам со своими жалкими пожитками, которые им дозволено было оставить себе. По двору эхом разносилось всхлипывание. Трудно было сказать, кто из мальчиков плачет и один плачет или все. Казалось, это тянулось долго-долго, даже после того, как фигурки исчезли из виду.

– Уж я-то слез проливать не стал бы, это точно! – заметил Норта. Они стояли на стене, плотно кутаясь в плащи, дожидаясь, пока жаркие солнечные лучи развеют туман и в трапезной подадут завтрак.

– Хотелось бы знать, куда они теперь? – сказал Баркус. – И есть ли им куда пойти?

– В королевскую стражу, – ответил Норта. – Там полно изгоев из ордена. Может, оттого-то они нас так и ненавидят.

– Да ну в жопу! – буркнул Дентос. – Я-то знаю, куда бы я подался. Прямиком в гавань. И устроился бы на один из тех больших торговых кораблей, что идут на запад. Дядюшка Фантис плавал на корабле на Дальний Запад, а когда вернулся, денег у него было как грязи. Шелка, снадобья… Единственный богатый человек за всю историю нашей деревни. Хотя проку ему с этого было мало: года не прошло, как он помер от черной немочи, которую подцепил у какой-то портовой девки.

– Да на корабле никакой жизни нет, насколько я слышал, – возразил Баркус. – Кормят плохо, порют то и дело, вкалывать заставляют от зари до зари. Наверно, все как в ордене, не считая кормежки. Нет, я бы ушел в леса и сделался знаменитым разбойником! Собрал бы собственную банду головорезов, но только мы бы никого резать не стали. Просто отбирали бы у путников золото и драгоценности, и то только у богатых. У бедных и грабить-то нечего.

– Да, брат, вижу, ты все тщательно продумал, – сухо заметил Норта.

– Ну, надо же все заранее спланировать. А ты? Ты бы куда подался?

Норта отвернулся к воротам, по-прежнему окутанным утренним туманом. Лицо у него было исполнено такой тоски, какой Ваэлин никогда прежде не видел.

– Домой, – тихо сказал он. – Я бы просто вернулся домой.

Примерно через неделю после испытания знанием мастер Соллис отвел их в просторное, темное, похожее на пещеру здание во дворе. Внутри было жарко, разило дымом и металлом. Там их ждал мастер Джестин, главный кузнец ордена, который редко показывался наружу. Это был крупный человек, от которого веяло силой и уверенностью в себе. Он стоял, сложив на груди могучие руки, его волосатое тело было испещрено множеством розовых шрамов от брызг раскаленного металла, вылетевших из горна. Ваэлин был ошеломлен мощью этого человека. Интересно, чувствует ли ее он сам?

– Мастер Джестин скует вам мечи, – сообщил Соллис. – Ближайшие две недели вы будете работать под его началом и помогать в кузнице. К тому времени, как вы покинете кузницу, у каждого из вас будет меч, который вы станете носить все то время, что проведете в ордене. Не забывайте, что мастер Джестин далеко не так добр и милостив, как я, так что слушайтесь его как следует.

Оставшись наедине с кузнецом, мальчики стояли молча, а он рассматривал их, меряя своими ярко-голубыми глазами каждого по очереди.

– Ты! – кузнец ткнул толстым чумазым пальцем в Баркуса, который разглядывал свежеоткованные алебарды. – Тебе уже доводилось бывать в кузнице.

Баркус замялся.

– Мой па… я вырос рядом с кузницей в Нильсаэле, мастер.

Ваэлин приподнял бровь, переглянувшись с Каэнисом. Баркус строго соблюдал правила и ничего или почти ничего не рассказывал о своем детстве, и теперь мальчики были удивлены, обнаружив, что его отец был мастеровым. Мальчишки, у чьих отцов было свое ремесло, редко оказывались в ордене: мальчику, у которого есть будущее, ни к чему искать свою судьбу на стороне.