– А по-моему, он довольно дружелюбный…

– К тебе-то – да. Но не забывай, что он убийца. Его за этим и вывели.

Мастер Джеклин прошел в глубину просторного каменного склада, отведенного под псарню, и отворил вольер.

– Держать его буду здесь, – сказал он через плечо. – Заведи его сюда сам, а то он тут не останется.

Меченый послушно подошел к вольеру следом за Ваэлином, зашел внутрь, покрутился на охапке соломы и улегся.

– Кормить его тоже тебе придется, – сказал Джеклин. – Убирать за ним, и так далее. Дважды в день.

– Конечно, мастер.

– И еще его надо выгуливать, много. Вместе с другими собаками я его выводить не смогу, порвет он их.

– Я позабочусь об этом, мастер.

Мальчик зашел в вольер, погладил Меченого по голове и получил в ответ порцию слюнявых поцелуев и объятий, так что аж на ногах не устоял. Ваэлин рассмеялся и вытер лицо.

– Я все гадал, захотите ли вы его видеть, мастер, – сказал он Джеклину. – Я думал, может, вы прикажете его убить.

– Его? Убить? О Вера, да ни за что! Какой же кузнец согласится выкинуть меч искусной работы? Он положит начало новой кровной линии, от него родится много-много щенков, и есть надежда, что они окажутся такими же могучими, но более покладистыми.

Ваэлин провел на псарне еще час, накормил Меченого и убедился, что ему хорошо на новом месте. Когда пришло время уходить, Меченый принялся душераздирающе скулить, но мастер Джеклин сказал Ваэлину, что пса нужно приучить оставаться одного, так что мальчик даже не обернулся, закрыв дверцу вольера. Потеряв его из виду, Меченый завыл.

Вечер прошел тихо. В комнате царило молчаливое напряжение. Мальчики делились историями о пережитых трудностях. Каэнис, который, как и Ваэлин, даже отъелся за время жизни в глуши, нашел себе убежище в дупле старого дуба, но его атаковал рассерженный филин. Дентос, который и в лучшие-то времена толстым не был, теперь заметно исхудал. Он с трудом пережил эту неделю, питаясь кореньями и теми немногими птицами и белками, которых ему удалось-таки изловить. На товарищей, как и на мастеров, история Ваэлина, похоже, не произвела особого впечатления. Как будто пережитые трудности воспитывали безразличие.

– А что такое «травильная собака»? – только и спросил Каэнис.

– Воларская зверюга, – буркнул Дентос. – Гнусные твари. Для собачьих боев они не годятся: кидаются на тех, кто их стравливает.

Он внезапно оживился и обернулся к Ваэлину:

– Слушай, а пожрать ты не притащил?

Ночь они провели в некоем трансе, порожденном усталостью. Каэнис все точил свой охотничий нож, Дентос грыз вяленую дичь, которую Ваэлин припрятал под плащом, откусывая по крохотному кусочку – все они знали, что так лучше после того, как долго голодаешь: если сразу налопаться, тебя только стошнит.

– Я уж думал, это никогда не кончится! – сказал наконец Дентос. – Я правда думал, что так там и помру.

– Никто из братьев, с кем я выехал вместе, еще не вернулся, – заметил Ваэлин. – Мастер Хутрил говорит, это все из-за пурги.

– Я начинаю понимать, отчего в ордене так мало братьев.

Следующий день был, пожалуй, наименее утомительным из всех, что они пережили до сих пор. Ваэлин ожидал возвращения к суровому повседневному распорядку, но вместо этого мастер Соллис провел утро, обучая их языку жестов. Ваэлин обнаружил, что его скромные навыки заметно улучшились после недолгого общения с Селлой и Эрлином, с их плавными жестами, хотя и ненамного, так что до Каэниса ему по-прежнему было далеко. Вторую половину дня посвятили мечному бою. Мастер Соллис ввел новое упражнение: молниеносно метал в них гнилые овощи и фрукты, а они пытались отбиться от гнилья своими деревянными мечами. Получалось вонюче, но в то же время забавно: это куда сильнее походило на игру, чем большая часть их занятий, после которых они обычно получали в награду по несколько синяков и разбитый нос.

Ужин прошел в неловком молчании: в трапезной было куда тише обычного, и множество пустых мест словно бы не давало заводить разговоры. Мальчишки постарше поглядывали на них, кто сочувственно, кто с угрюмой насмешкой, но насчет отсутствующих никто ничего не говорил. Было как после смерти Микеля, только в большем масштабе. Некоторые мальчики уже погибли и не придут обратно, другим же только предстояло возвратиться, и от того, что они могут и не вернуться, в зале царило осязаемое напряжение. Ваэлин с остальными бурчали что-то насчет того, что после сегодняшней тренировки от них разит помойной ямой, но шутки получались не смешные. Они спрятали под плащами по нескольку яблок и булочек и пошли к себе в башню.

Уже стемнело, а никто так и не вернулся. Ваэлин с упавшим сердцем начал осознавать, что они – это все, что осталось от группы. Нет больше Баркуса, который их всех смешил, нет больше Норты, который изводил их изречениями своего папочки… От этих мыслей кровь стыла в жилах.

Они уже ложились спать, когда на каменной лестнице послышались шаги. Все замерли в опасливом ожидании.

– Два яблока за то, что это Баркус! – сказал Дентос.

– Принято! – откликнулся Каэнис.

– Всем привет! – весело поздоровался Норта, сбрасывая свои пожитки на кровать. Он выглядел более худым, чем Каэнис или Ваэлин, однако же не казался таким истощенным, как Дентос. Глаза у него были красные от усталости. И все же он выглядел веселым, даже торжествующим.

– Баркуса еще нет? – спросил он, скидывая одежду.

– Нет, – ответил Каэнис и улыбнулся Дентосу – тот недовольно скривил губы.

Когда Норта стянул через голову рубашку, Ваэлин заметил на нем нечто новое: ожерелье из каких-то продолговатых бусин.

– Ты это нашел? – спросил Ваэлин, указывая на ожерелье.

Лицо Норты вспыхнуло самодовольством, смешанным с чувством победы и предвкушения.

– Медвежьи когти! – ответил он. Ваэлин оценил, как небрежно Норта это сказал: небось, часами репетировал… Ваэлин решил промолчать: пусть Норта расскажет обо всем по своей воле. Но Дентос все испортил.

– Ты нашел ожерелье из медвежьих когтей, – сказал он. – Ну и что? Ты его небось снял с какого-нибудь бедолаги, застигнутого пургой, а?

– Нет! Я его сделал из когтей медведя, которого сам же и убил.

Норта продолжал раздеваться, демонстрируя напускное равнодушие к их реакции. Но теперь Ваэлин отчетливо видел, как он наслаждается этим моментом.

– Он убил медведя! Да чтоб я сдох! – насмешливо бросил Дентос.

Норта пожал плечами:

– Хотите верьте, хотите нет, мне-то какое дело.

Воцарилось молчание. Дентос с Каэнисом не желали задавать вопросов, которые напрашивались сами собой, хотя оба явно сгорали от любопытства. Пауза затянулась, и Ваэлин решил, что слишком устал, чтобы нагнетать напряжение.

– Ну же, брат, – сказал он, – пожалуйста, расскажи, как ты убил медведя?

– Стрелой в глаз. Он вздумал покуситься на оленя, которого я подстрелил. Я не мог этого стерпеть. В общем, если кто вам скажет, что медведи зимой спят, знайте, что это вранье.

– Мастер Хутрил говорил, что они просыпаются, только если их потревожить. Должно быть, тебе попался весьма необычный медведь, брат.

Норта устремил на него странный взгляд, холодный и надменный – что было привычно, – и в то же время понимающий, что ему было совсем не свойственно.

– Должен сказать, я удивлен, что ты здесь, брат. Я встретил в глуши охотника, весьма грубого мужлана, разумеется, и пьяницу вдобавок, насколько я могу судить. Он поделился со мной многими новостями о том, что творится в большом мире.

Ваэлин ничего не ответил. Он не хотел говорить товарищам о королевской милости, дарованной его отцу, но было похоже, что Норта не оставит ему выбора.

– Владыка битв ушел с королевской службы, – сказал Каэнис. – Ну да, мы слышали.

– Поговаривают, что он попросил короля о милости: дозволить ему забрать сына из ордена, – вставил Дентос. – Но ведь у владыки битв нет сына, а стало быть, и забирать ему некого.