— Пожалуй, я заслужила небольшой отдых.

— Как ваша рука? — сочувственно-вежливо осведомился он.

— Надеюсь, завтра смогу печатать, — улыбнулась Пернел, отпивая кофе.

Заговорила о работе, вспомнила, что обещала Майку. Надо бы воспользоваться случаем... Но Хантер опять не дал ей и слова вымолвить:

— А как вам вчерашняя пьеса?

Неожиданный вопрос... Живо представив все, что произошло вчера и как он себя вел с ней, она мгновенно забыла и о Майке, и о его просьбе. Ну и выдержка у этого человека — железные нервы! Но ему не удастся сбить ее с толку, она сумеет держать себя в руках, пожать равнодушно плечами, улыбнуться.

— Видела и получше.

Наступила пауза, и Пернел обвела взглядом свой участок. Но Хантер решительно гнул свою линию:

— И все с тем же поклонником?

Опять ей пришлось сдерживаться, и она осталась собой довольна, поскольку это удалось. Пернел вдруг осенило: не так уж он интересуется пьесой, театром, и с кем она там была, и вообще тем, что произошло вчера вечером. Всего-навсего галантный жест: пока угощает кофе, заполняет время пустыми разговорами.

— Мы с Джулианом часто бываем в театре. — Пусть Хантер не думает, что своей бестактной репликой разрушил их дружбу. — В следующую субботу собираемся на премьеру в Уникорн.

Хантер не обратил на эту ее ложь, произнесенную с улыбкой, никакого внимания, ничего не ответил, а проявил почему-то повышенный интерес к ее старой сенокосилке. Намек понятен! Пернел церемонно поблагодарила за кофе, поставила чашку на поднос и поднялась со стула, показывая намерение продолжить свою полезную работу.

Некоторое время спустя она увидела, как он отбыл на встречу со своей Лили, и еще раз, сгорая от любви к нему, возненавидела его за то, что он поехал к другой. Ужасно надоело приводить в порядок свой газон, вообще ничего не хочется делать... Но она стала упрямо вырывать высокую траву, быстро выросшую под окнами, — вот так же она выбросит из головы всякие мысли о Хантере, будет думать о ком-нибудь другом. Например, о Майке, о своем обещании... Вернется ли Хантер сюда в этот уик-энд — одному Богу известно. А вот шеф прежде всего спросит ее в понедельник, что сказал сосед. Целый час она размышляла, как тут быть. Его пассия живет в Лондоне, — зачем же ему до следующего уик-энда возвращаться в Чамлей-Эдж?

В четыре Пернел решила: хватит, потрудилась славно, — умылась и пошла в деревню в надежде купить воскресную газету. Раз уж выпала ей такая участь сегодня — полезный сельский труд и полное одиночество, — что ж, она проведет уютный домашний вечер: примет ванну, почитает газету, решит кроссворд. А на свободе придумает, что бы такое сказать Майку — пусть поймет: дело вовсе не в ее нежелании ему помогать.

Все эти выдуманные дела не занимали по-настоящему ее сознания, и потому следующие несколько часов тянулись страшно медленно. Обычно ей не свойственно было так долго пить чай, прочитывать от корки до корки газету, лежать в ванне, ни с того ни с сего без нужды мыть голову, а потом сушить волосы феном... В свежей ночной сорочке и легком, светлом хлопчатобумажном халатике она спустилась в гостиную: половина десятого.

Задернуть гардины, уютно устроиться на кушетке с кроссвордом — и все беспокойство как рукой снимет. Минут двадцать она тщетно боролась с преследовавшими ее мыслями о Хантере. Но... что это за звуки? В тишине ночи послышалось вдруг мягкое урчание мотора — подъехала машина... остановилась у дома. Не осмеливаясь верить тому, во что верить так хотелось, она вся превратилась в слух. Радость, невыразимая радость переполнила ее сердце: стук ворот... Хантер! Он приехал все-таки!

Открывает двери гаража, ставит машину... Не остался в Лондоне, с этой своей Лили, а вернулся сюда, в Чамлей-Эдж, к ней!

К ней? Во имя всего святого, что это она себе вообразила? Почему — к ней? Может, еще выдумать так — «домой, к ней»? Домой-то домой, а вот «домой, к ней» — вряд ли это когда-нибудь случится. Его шаги в соседних комнатах... Надо ей спуститься на землю. Да он провел этот день так, что вообще забыл о ее существовании. Стукнула его входная дверь, шаги по гравийной дорожке, соединяющей оба дома, приближаются к ее двери...

Пернел будто током ударило — она вскочила на ноги и застыла неподвижно, прислушиваясь: прошел мимо окна, остановился у двери... тихий стук. Ноги как приросли к полу; только опасение, что он уйдет, не дождавшись ответа, заставило ее броситься к двери. Хантер здесь, рядом, сейчас она увидит его — после стольких часов ожидания! Сделав несколько глубоких вдохов, она протянула руку и открыла задвижку. О, какой он высокий, как элегантен в этом костюме! И она любит его еще сильнее. Глаза их встретились — и Пернел вдруг с ужасом осознала, что предстала перед ним в первозданном виде — ни капли макияжа, ночная сорочка и халатик... Язык у нее словно прилип к гортани.

Но ее ночной гость отнюдь не потерял дара речи:

— Я ведь говорил тебе — ты так хороша... ты прекрасна...

Как нежно звучит его голос, как искренни интонации... Неужели он и вправду думает то, что говорит? Ноги у нее внезапно стали как ватные; ей хотелось остановить его: «О нет, не надо! Не произноси этих чудесных слов!» Кажется, теперь и она обрела способность говорить, но не выдавать же ему, что тает от его признаний. Куда разумнее остудить его пыл:

— Вы что, перепили?

— Только два бокала шампанского за обедом. Но с тех пор прошло много времени.

Он недоумевает... пусть! Пернел резко отвернулась, — почему она должна слушать, что именно он там пил со своей Лили и о чем они ворковали?

— Если вы пришли одолжить сахару — заходите! — бросила она через плечо, стараясь прийти в себя, и направилась в гостиную.

Хантер последовал за ней. Когда она, подавив тупую боль ревности, обернулась и вопросительно посмотрела на него, лицо его еще сохраняло приветливое выражение.

— Я увидел свет в ваших окнах, — он кивнул на настольную лампу, — и решил узнать, нет ли для меня каких-нибудь сообщений.

— «Сообщений?» — повторила она. Мало посылки, еще и «сообщения»!

— Ко мне приятель собирался заехать, а вы весь день работали на участке, вот я и...

— Неужели вы надеялись, что я... — От такой бесцеремонности у нее перехватило дыхание. — Да я и сама сегодня выходила из дому.

Под «выходом из дому» подразумевался поход в деревенский магазинчик, но докладывать ему она не обязана.

Хантер небрежно оперся рукой о камин:

— Когда? Во время обеда?

Она уже приготовилась наговорить ему Бог знает что — не он ведь один имеет право развлекаться, — но спохватилась. Вчера уже врала — насчет свидания в следующую субботу. Хватит, пожалуй, лгать. Однако ничего убедительного в голову не приходило, и потому получилось задиристее, чем хотелось бы:

— А вам-то до этого какое дело?

И слова эти, и тон ее Хантеру явно пришлись не по душе. Он спокойно убрал руку с каминной полки, выпрямился и назидательно произнес:

— А мне-то до этого такое дело, что как раз я всегда помогаю вам выкрутиться из самых неприятных положений.

— Вы... вы мне «помогаете выкрутиться»?! Вот это да! Вы... вам вообще... да вы в основном где-то пропадаете, и не «во время обеда», а целый день!

— Так, значит, в прошлую субботу вы не нуждались в моей помощи?

Хантер, похоже, разозлился не меньше ее. Да, такое было, но ведь то случай, и больше он никогда не повторится!

— Не нуждаюсь я ни в каких... спасителях!

— И сами способны оценить, кого следует приглашать в дом на чашку кофе, а кого — нет?

— Представьте, способна! Разберусь! Он только хмыкнул.

— Так в следующий раз, когда вы окажетесь в беде и позовете на помощь, выручать не прикажете?

— И не подумаю звать на помощь! — взвилась Пернел и, совсем уже не владея собой, выпалила: — Мне уже двадцать два; слава Богу, пора приобрести кое-какой опыт!

И тут же пожалела об этих своих словах: глаза его как-то странно блеснули, мускулы лица напряглись, он придвинулся к ней ближе.