Хорошо ли будет, когда Он испытает вас?

Обманите ли Его, как обманываете человека?

Строго накажет Он вас, хотя вы и скрытно лицемерите." (Иов.13.7-10).

То что друзья защищают Бога и обвиняют Иова лицемерию, чувствуется, но в чем собственно их лицемерие? Формально то ведь вроде все верно: они преданы Богу, верят в Него до конца, не допускают мысли, что Он может ошибаться, а потому и обвиняют своего друга. Внешне вроде бы они, как и Давид, искренни в своей вере. Чувствуется, что не как Давид, но в чем разница? И Иов, умудренный страданием проницает в самую суть Учения: важнее ли человеку слепо верить в Бога или важнее следовать его Учению, стремиться к "образу и подобию"? Даже если такое стремление приводит к спору с самим Творцом? Иов, как видим, стоит на последнем. Учение требует не быть лицеприятным в суде и не брать сторону ни богатого, ни сильного равно как и бедного и несчастного, а судить по правде, т.е. по известным фактам. Ведь и в земном суде не бывает никогда все и абсолютно известно. Но нельзя осуждать человека, не имея достаточных доказательств его вины. Это требование Учения. Это путь к "образу и подобию Божию". А друзья Иова обвиняют его, не зная в чем он виноват, и не предъявляя ему обвинений (а исходя из того только , что Бог не может ошибаться). И Иов нутром чувствует, что спор с Богом за правду угодней Ему, чем льстивые уверения в вере в его непогрешимость, с одновременным нарушением Его завета. Но от окончательного вердикта по поводу, кто и насколько прав в этом споре друзей, хотя бы только с точки зрения "Книги Иова", мы пока воздержимся, тем более, что она не кончается еще на этом и обсуждение вопроса еще продолжится в ней. Правда, до конца книги ни Иов, ни его друзья уже не добавят ничего существенного в своей аргументации к исследуемому вопросу, но в конце концов сам Господь Бог, вняв мольбам Иова, объяснить ему,  за что он страдает, говорит с ним и его друзьями голосом из бури. По стилю эта сцена перекликается с античными трагедиями и не только потому, что и там боги вмешивались непосредственно  в дела простых людей и разговаривали с ними. Но прежде всего потому, что суровый еврейский Бог Яхве, отстраненный от людей и недоступный их пониманию и критике, здесь приземлен и подобно античным богам наделен человеческими слабостями. Впрочем, это проявилось уже в начале книги, когда Он хвастается перед сатаной богобоязненностью Иова и затем заключает с ним пари на стойкость Иова - вещи в которых слишком проглядывает суетное человеческое тщеславие. Эту суетность мы ощущаем и в речи этого литературного Бога к Иову, когда с высоты своего положения он доказывает Иову, как тот ничтожен,, чтобы судиться с ним:

"Где был ты, когда Я полагал основание земли? Скажи, если знаешь.

Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь?

На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее ..?

(Иов.38.4-6).

И т.д.

Подавленный  Иов сдается:

"Руку мою полагаю на уста мои".

(Иов.39.33).

Но литературный Господь продолжает раскатывать ее в тонкий лист:

"Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?

Такая ли у тебя мышца как у Бога? И можешь ли ты возгреметь как Он?

(Иов.40.3,4).

Тут, как видим, литературность начинает приобретать характер уже не греческих трагедий, а сатиры в духе ильф-петровского Остапа Бендера, делающего "шантаж выше среднего" какому-нибудь Кислярскому с целью раздоить его на приличную сумму. Ведь мы то знаем по началу книги, что Иов - действительно праведник, а все несчастья свалились на него по причине легкомысленного тщеславия самого литературного Господа Бога.

После такое эскапады не удивительно было бы, если бы Иов попросил к проказе добавить ему еще чуму и сифилис. Но он и так сломлен, уничтожен и просит прощения. Такая концовка существенно снизила бы ощущение философской глубины от "Книги Иова», но в самом конце неизвестный автор ее делает еще один интересный для нас поворот мысли. Господь говорит, обращаясь к Элифазу:

"… горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов". (Иов.42.7).

Вот так-так , после всего! И после этого Господь вознаградил Иова за его праведность и перенесенные страдания. Тот выздоровел, вновь разбогател, вдвое против прежнего, народил еще 7 сыновей и 3-х дочерей и жил в счастье и достатке еще 140 лет.

Теперь окончательно поставлена точка в споре Иова и его друзей. Точка поставлена, но поставлена она скорей в литературном плане, чем в философском. В литературном - закончен рассказ, закончено театрализованное действие, закончен публичный диспут и произнесено резюме высшего авторитета - самого Бога. Но какой философский смысл и даже еще проще, какой вообще смысл имеет это резюме? Сказано: "вы говорили обо мне не так верно, как раб Мой Иов". Пардон, а что, именно, говорил о Боге Иов, что мы должны принять за окончательную истину? Может быть это:

"Земля отдана в руки нечестивых, лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же?"

Даже у самого отъявленного атеиста и противника религии не возникнет идея подобного толкования. Но тогда что же? А то, что автором тут оставлен умышленно широкий простор для возможных толкований и поэтому мы еще не раз будем возвращаться в дальнейшем к "Книге Иова" и ее уроку. Но пока что зафиксируем первый, наиболее очевидный вывод: с точки зрения автора книги Иов хоть и перебрал в своих протестах Творцу, в смысле недостатка почтительности, но по существу прав он, а не его друзья. Человек должен стремиться к "образу и подобию Божию", опираясь на Учение и на свое разумение его, а не ориентируясь на то, повезло или не повезло ему в жизни и не пытаясь угодить неизвестной ему воле Всевышнего помимо как через следование Учению и стремление к "образу и подобию Божию". Также и окружающих мы должны судить на той же основе, по тем же критериям, а не по удачливости их в жизни.

Но тут возникает вопрос, а в какой степени эта точка зрения автора обязывает нас? Ведь это не Тора с Синая, как говорят евреи, т.е. это - не Священное Писание, а просто литература. Ну один там написал, а другой еще как-нибудь напишет.

По этому поводу замечу следующее. Элемент литературности был ведь и во всем предыдущем исследуемом материале, включая Тору - "Пятикнижие Моисеево". И это при полном почтении к принятому в нашем методе исследования предположении, что Моисеево Учение дано Богом. Дано то Богом, да записано людьми, людьми к тому же достаточно примитивными и записавшими его по памяти изрядное время спустя. В запись эту, конечно же, попало много их отсебятины, т.е. литературы. Тем более, что они принципиально не могли понять Учение во всей его глубине и просто были обречены на искажение его в записи. Ну а чем дальше, тем литературы становится все больше. И в конце концов, как было сказано, вечные вопросы и поиски ответа на них пронизывают всю человеческую историю и культуру, выходя далеко за пределы религии. Так что рано или поздно нам все равно суждено вступить в область чистой литературы. Естественно, не всякой, а такой лишь, которая имеет достаточное отношение к движению идеи. Но "Книга Иова", даже если бы не была канонизирована в Библии, и не оказала бы существенного влияния на дальнейшую. духовную эволюцию евреев и не повлияла бы на христианство, дает такое существенное и интересное развитие идеи, что пройти мимо нее, конечно, нельзя.