Москва же в те дни кипела и бурлила. На сей раз Русь действительно собралась, предчувствуя, что решается ее судьба. Под знамена Дмитрия пришли Владимир, Суздаль, Серпухов, Ростов, Нижний Новгород, Белозерск, Муром, Псков, Брянск. Уклонились только всегда ненавидевшие Москву тверичи и коварный Олег Рязанский. А уже по пути на битву в войско Дмитрия стали вливаться все новые силы.
Возле местечка Березуй присоединились два отряда князей Ольгердовичей — Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского. Это были сыновья Ольгерда Литовского, который причинил столько беспокойств Москве и не раз стоял со своей ратью под ее стенами, пока наконец не заключил с Дмитрием мир.
Ольгердовичи привели с собой сорок тысяч рати. А из Козельска подошел отряд в четыре тысячи. Все эти большие и малые рати вливались в огромное русское воинство.
Нижегородские купцы привели дружину, не спросясь своего князя. Но что удивило Дмитрия и вселило в него еще большую веру — пришли отряды из Рязани, не побоявшись гнева Олегова, и из Твери, главной соперницы Москвы. Наверное, не осталось ни одной русской земли, которая не собрала бы рати, услышав, что Дмитрий идет на татар. Считается, что всего под знамена Дмитрия встало около ста пятидесяти тысяч воинов. Двигаясь навстречу врагу, войско подошло к Дону.
Поздно вечером 5 сентября Дмитрий созвал князей на совет. Решали: переправляться через Дон или оставаться на этой стороне? Одни говорили:
— Надо оставаться на этой стороне, врагов много, оставим за собой реку — трудно будет идти назад.
Князья Ольгердовичи убеждали Дмитрия перейти:
— Если хочешь победить, прикажи переправиться, чтобы не было ни одной мысли об отступлении, чтобы воины, видя смерть впереди и за спиною, не бросали бы оружия.
Дмитрий колебался. А тут еще прибыли лазутчики с известием, что рати у Мамая видимо-невидимо — может, триста тысяч, а может, все четыреста. Эта новость очень смутила князя. Снова он погрузился в горестные думы и сомнения.
Преподобный Сергий, предвидя, что князь может ослабеть духом, и желая придать ему мужества, отправил к нему на Дон инока Нектария с братиями.
Дмитрий обрадовался, узнав, что прибыло к нему посольство от святого старца, и велел немедленно звать их к себе. Нектарий предстал перед великим князем и вручил ему грамотку от преподобного и просфору.
Конец этой грамотки сохранила для нас летопись. Сергий очень вовремя ободрял московского князя и писал: «Непременно, господине, ступай, и поможет тебе Бог и Святая Троица!»
Дмитрий прочел грамотку, вкусил от просфоры — и снова вселились в него уверенность и силы. Без колебаний он отдал приказ той же ночью переправляться на другую сторону Дона.
Скоро все полки облетела весть о том, что святой старец прислал своих иноков к великому князю. Словно сам он неожиданно появился в лагере, прошел его вдоль и поперек и все отряды благословил в столь решительную минуту. Не только князь Дмитрий, но и все слабые и неуверенные приободрились, надеясь на молитвы и заступничество великого старца.
В ночь на 8 сентября все русское воинство переправилось на другой берег — конница тремя бродами в устье Непрядвы, пехота — по наскоро возведенным мостам. Теперь все пути к отступлению были отрезаны: за спиной у них остались Не-прядва и Дон.
Дальнейшее хорошо известно. Битва по традиции началась поединком богатырей. Огромный печенег Челибей и инок Александр Пересвет из Святотроицкой обители страшными ударами копий сразили друг друга насмерть. Затем в течение нескольких часов Мамай бросал на русское войско свои бесчисленные отряды, среди которых помимо татар была и легкая половецкая конница, и генуэзцы, нанятые татарами в Крыму. Битва была беспощадной, ее очевидцы и участники рассказывали, что трупы лежали под ногами сражающихся в три-четыре ряда.
Отбивая натиск татар, русские воины все же понемногу отходили к реке. И когда их силы, казалось, были на исходе, Мамай послал в бой свой последний резерв — тяжелую конницу. Ряды русских дрогнули, кое-где началось бегство. Еще мгновение — и… Но тут в спину татарам ударил спрятанный в густом лесу засадный полк Владимира Серпуховского и Дмитрия Боброка, терпеливо ждавших единственной верной минуты. Удар был столь мощным и стремительным, что татары обратились в бегство. Сам Мамай едва ушел от погони. Победа русских была полной.
Но и цена ее оказалась тяжела: из ста пятидесяти тысяч русского воинства в живых осталось не более сорока. Сто с лишним тысяч павших русских воинов похоронили на месте сражения. Позднее над их общей могилой был возведен храм во имя Рождества Богородицы — на этот праздник, 8 сентября, и пришелся день Куликовской битвы. Тела иноков Пересвета и Осляби перевезли в Москву и похоронили у Симонова монастыря, в церкви Рождества Богородицы.
Удивительно проявился в день Куликовской битвы провидческий дар Сергия Радонежского. Весь день 8 сентября братия Святотроицкой обители во главе с преподобным горячо молилась за русское воинство. Сергий «телом стоял на молитве в храме Святой Троицы, а духом был на поле Куликовом». Его ученик Епифаний свидетельствовал о сверхъестественном даре преподобного видеть внутренними очами то, что происходило за сотни верст, «с расстояния во много дней ходьбы так, словно находился поблизости».
Время от времени игумен прерывал молебен, чтобы поведать братии о ходе битвы, называл имена погибших и тут же читал по ним заупокойные молитвы. Так он сообщил вначале о гибели инока Пересвета и о временных неудачах нашего воинства, призывая братию помолиться усерднее. И наконец с радостью возвестил об окончательной победе.
Гонец с Куликова поля только через четыре дня примчался в Москву с доброй вестью, а в Святотроицкой обители уже праздновали победу во славу русского воинства.
Вскоре по возвращении в Москву князь Дмитрий, который уже прослыл в народе как Донской, поспешил в обитель к преподобному Сергию поблагодарить старца и братию за молитвы и ободрение. Прежде всего отслужили в монастыре панихиду по убиенным: слишком велики были жертвы.
Наверное, в те дни и москвичам и жителям других русских земель казалось, что с татарами покончено навсегда. Но медленно и неверно движется история — от побед к поражениям, от взлетов к падениям. Еще целое столетие Русь оставалась данницей Орды и только при Иване III, внуке Дмитрия Донского, окончательно сбросила со своих плеч ненавистное иго.
Несмотря на это, исключительно велико было значение победы, одержанной в Куликовской битве. Значение это прежде всего — моральное. «Народ, привыкший сто лет дрожать при одном имени татарина, — говорил историк Василий Ключевский, — собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарские полчища в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями. Как могло это случиться? Откуда взялись, как воспитались люди, отважившиеся на такое дело, о котором боялись и подумать их деды?.. Мы знаем одно, что преподобный Сергий благословил на этот подвиг главного вождя русского ополчения, и этот молодой вождь был человек поколения, возмужавшего на глазах преподобного Сергия».
Преподобного Сергия называли светильником, дарованным русской земле в те черные времена, возгоревшимся среди кровавых усобиц и разорений, бесправия и грубости нравов. Благодарные потомки нарекли Сергия Радонежского «благодатным воспитателем русского народного духа», потому что своей святой жизнью преподобный «дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем еще не все доброе погасло и замерло, помог ему заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть в нем тлевшие искры того же огня, которым горел сам он».
Велики заслуги святого старца перед отечеством. Он и устроитель монастырей, и воспитатель, и утешитель скорбящих, примиритель враждующих, собиратель русских земель. Но со времен Куликовской битвы русское воинство считает преподобного Сергия своим особым покровителем.
