Утром слышу: плачут нарты на моем дворе. Я вышел к ним и, будто ничего не знаю, спросил их: «О чем плачете, нарты?» — «О чем плачем? — сказали они. — Да ведь вчера ты зарезал своего сына и свою жену».

Похоронили их, и, вернувшись с кладбища, я отрезал себе бритвой нос. Под тем курганом, на котором лил я слезы, находится их могила. Вот так-то, гость мой.

И сказал тут Уастырджи:

— Вернемся к тому кургану, где они похоронены, и помянем их.

Подошли они к кургану, раскопали могилу. Уастырджи снял свою бурку и расстелил ее рядом с курганом.

— Ну, а теперь, хозяин мой, вынеси покойников и положи их на эту бурку.

И когда Маргудз выполнил все это, Уастырджи ударил войлочной плетью по останкам женщины и мальчика — и вмиг ожили они. Войлочной плетью провел он по носу Маргудза — и снова вырос нос на лице Маргудза.

— Не знаешь меня Маргудз? — спросил Уастырджи.

— Нет, — сказал Маргудз.

— Я небесный Уастырджи и приехал, чтобы познакомиться с тобой.

— Но ведь, стало быть, мы с тобой родственники, — сказал Маргудз. — Твоя младшая жена и моя хозяйка от одного отца и от одной матери рождены.

Подобно солнцу, просветлело лицо Уастырджи. Как ему было еще не они в дом Маргудза. Устроил Маргудз большой пир. Весь нартский народ был на этом пире, яствам, напиткам, пению и пляскам не было конца.

Но вот попрощался Уастырджи со своими хозяевами, сел на коня, взлетел к себе домой, и обрадовались ему небожители.

— Не сердись на слова моей младшей жены, — сказал Уастырджи старшей жене. — Хотя нарт Маргудз земной человек, но, так же как я, мужествен он.

И сказал он своей младшей жене:

— Много страданий принял я из-за тебя, но зато подружился с доблестным человеком.

И ответила ему младшая жена:

— Без всякой вины пропала сестра моя, жена Маргудза. Ты же все силы свои отдаешь, чтобы помочь людям. Вот и упомянула я о Маргудзе, надеясь, что ты не оставишь его без своей помощи.

— Пусть успокоится твое сердце: я вернул к жизни сестру твою и сына ее, — сказал Уастырджи.!

В те давние времена, когда нарты были в полной славе, когда море было им по щиколотку и широко была открыта им дорога на небо, жил в почете нарт по имени Дзылы. Богат был Дзылы: и хлеба и скота — всего было у него вдоволь, но только один сын был у Дзылы.

Голодный год выдался как-то у нартов. Совсем без пищи остались они. К тому шло дело, что всем им предстояло протянуть ноги и умереть с голоду.

Обеднел и Дзылы. Он уже не знал, что ему делать: никого не осталось в живых, у кого он мог бы попросить хотя бы зерно. И вот раз утром позвал Дзылы своего сына и сказал ему:

— Свет мой, волка ноги кормят. Если будем мы сидеть на одном месте, нам никто ничего не принесет. Здесь на земле у меня никого не осталось, кто мог бы дать нам хлеба. Давай попросим небесного Уациллу. Жил он когда-то здесь, на земле, сверстником и другом был он мне, и я еще надеюсь на него. Потому поезжай поскорее к нему и попроси у него хлеба. Когда он узнает, чей ты сын, то даст тебе столько, сколько ты сможешь взять. С пустыми руками он тебя не отпустит.

Сын Дзылы с сомнением выслушал отца, потом пошел посоветоваться к женщине-вещунье Кулбадагус. И сказала ему вещунья: Не печалься, нартский юноша, полезай ко мне на чердак, там ты увидишь сухую конскую шкуру — снеси ее вниз и три раза встряхни. Потом помолись, оборотясь лицом к востоку: «Бог богов, меня создавший, преврати эту шкуру в то, чем она была!» Если Бог нартов еще благоволит к тебе, то он превратит эту шкуру в коня, семь раз лучшего, чем когда он был жив. А был этот конь из крылатых коней Уастырджи. Ты вскочи на него, и он доставит тебя туда, куда тебе нужно. Когда ты предстанешь перед небесным Уациллой, он по сходству с отцом узнает тебя, хорошо тебя примет и будет тебя одаривать. Но ты ничего этого не принимай. После долгих уговоров он скажет: «Если ты вернешься от меня, не взяв никакого подарка, то кто тогда поверит, что ты добрался до неба и повидал Уациллу? И потом, что ты ответишь отцу? Как ты докажешь, что выполнил его поручение?» И тогда ты скажи Уацилле: «Раз уж мне нельзя возвращаться без подарков, то подари мне тот старенький совочек из клена, что лежит за дверью твоего амбара». Он даст тебе этот совок, тогда ты поскорее возвращайся домой. Этот старый совок имеет такое свойство, что в том доме, где будет он находиться, никогда не иссякнут запасы хлеба. Сверху берешь, а снизу нарастает…

Полез сын Дзылы на чердак, нашел там сухую конскую шкуру, три раза встряхнул ее, как ему наказала вещунья, помолился Богу — и мигом шкура обратилась в крылатого коня, оседланного и взнузданного. Юноша вскочил на коня и приказал ему:

— Скорее доставь меня к небесному Уацилле.

Очутился он перед Уациллой, и разве мог Уацилла не признать, чей сын перед ним? Обрадовался Уацилла при виде сына своего друга, щедро угостил его, а потом спросил:

— Зачем ты прибыл и не нужна ли тебе моя помощь?

И сын Дзылы подробно рассказал, что его привело к Уацилле… Тогда Уацилла указал ему на свои амбары, засыпанные красной пшеницей.

— Пусть все это будет твоим, — сказал он.

— Не смогу я забрать все это, — ответил сын Дзылы. — Но вон там, за дверью твоего амбара, спрятан старый совок, подари мне его.

Уацилла подарил ему старый совок, и юноша поскорее вернулся домой.

Когда старик Дзылы увидел, что руки у его сына пустые, а под мышкой старый совок, то он нахмурился и спросил:

— Я посылал тебя за хлебом, почему же ты привез этот старый совок?

— Ничего, отец. Не позже, чем завтра, ты узнаешь, что за сокровище этот совок. Теперь не беспокойся, хлеба с избытком будет не только в нашем доме, но и у всех нартов.

Он своими руками подмел самый большой из амбаров, через порог забросил в него старый совок, закрыл двери, навесил замок. Наутро пришел, чтобы проверить, правду ли сказала вещунья, и увидел, что амбар до самого потолка полон красной пшеницей. От радости забыв все на свете, он громко запел. Эта песня пробудила старого Дзылы.

В тот день словно солнце взошло над тремя селениями нартов. Конца не было ликованию. Каждый торопился к дому Дзылы и, сколько хотел, набирал пшеницы. Нарты друг к другу бежали с поздравлениями. Теперь у них было вдоволь хлеба, стали они жить беззаботно и благодарили Дзылы и его сына.

И только Сырдон — сын Гатага, зло нартов, — по ночам не имел ни сна, ни покоя, все думал, как бы подкопаться под Дзылы, погубить и разорить его. И стал он натравлять на Дзылы именитых нартов, притворяясь, что болеет за них душой и беспокоится за их славу.

— Разве вы хоть что-нибудь значите сейчас, никчемные нарты! О вас никто уже не говорит. Поедешь вверх от селения — только и слышно, что о сыне Дзылы, вниз от селения поедешь — опять только и говорят, что о сыне Дзылы, направо поедешь — сын Дзылы, налево поедешь — то же самое… Каков же ваш вес? И зачем без славы прозябаете вы между небом и землей, если о вас даже никто не говорит?

Так шли дни за днями. Опять Дзылы позвал своего сына и сказал ему:

— Зерна у нас теперь много, а скота нет. Поезжай к небесному Фалвара и попроси у него скота. Когда-то давно он тоже был мне другом, он обрадуется тебе и не отпустит с пустыми руками.

Опять взяло сомнение сына Дзылы, и он пошел к вещунье и рассказал ей о том, что поручил ему отец. И снова сказала ему вещая женщина:

— Заберись опять на чердак ко мне и возьми ту же самую конскую шкуру, преврати ее в крылатого коня, и он принесет тебя к Фалвара. Фалвара, конечно, обрадуется, увидев тебя, и угостит как полагается. Будет он предлагать тебе подарки, но ты ничего не бери. На чердаке его, в хлеву, на средней балке спрятан березовый прутик. Только этот прутик и проси у Фалвара. Обладает этот прутик такой силой, что хлев, где он лежит, будет все время наполняться скотом, и сколько бы скота ты ни брал из этого хлева, стадо в нем me уменьшится.

Юноша слазил на чердак, взял там сухую конскую шкуру, превратил ее в крылатого скакуна, и вот на небесах предстал он перед Фалвара.