Посерьезнев, Фаолан и Эдме кивнули.

– Вот и замечательно. От дежурства на сегодня вы освобождены.

Кивком фенго дал понять, что рагнайд подошел к концу. Пока стражи покидали пещеру, он мотнул мордой Эдме, давая знак задержаться.

– Эдме, я видел, ты искала свою тайгу, Моргунью.

Лапы маленькой волчицы задрожали.

– Моргунья больна. Ты же знаешь, она самая старая из волков Стражи. Служила тут еще при первом фенго, Хаймише. Она очень слаба. Ей могло бы помочь хорошее мясо, но наши запасы и так почти подошли к концу. Впрочем, сомневаюсь, что от этого она вылечится. Доживет ли Моргунья до вашего возвращения – ведомо только Люпусу.

Эдме старалась сохранять достойный вид и не расплакаться. Но когда волчица заговорила, на глазах ее все-таки выступила предательская влага.

– Моргунья и Крюк были первыми нашими с Фаоланом друзьями в Страже. Они встретили нас у Горячих Врат и научили всему, что знали. Они лучшие тайги, о каких волк Стражи может только мечтать.

– Я знаю, знаю, – прошептал фенго. – Тебе сейчас нелегко. Я помню, как моя тайга взошла по звездной лестнице. Тайги – самые близкие волки для членов Стражи, можно сказать, еще одни родители.

Он помолчал и продолжил:

– Ты справишься, Эдме. Ты не такая крупная, как Фаолан, но дух твой столь же силен. Повидайся с Моргуньей, а потом постарайся отдохнуть. Я распорядился выделить вам еды, но не так уж и много. Поешьте, поспите, а утром – в путь.

– Тебе никогда не казалось, что одним глазом можно увидеть больше, чем двумя? – хрипло спросила Моргунья.

Эдме едва нашла в себе силы, чтобы взглянуть на свою тайгу. Всего за несколько дней некогда густая бурая шерсть Моргуньи поблекла и почти утратила цвет. Маленькой волчице казалось, что теперь ее наставница больше всего походит на обсыпанного инеем призрачного волка, как Фаолан тогда в пещере. Но напарник был крупным, от него исходило сияние, заставляющее вспомнить о величии «древних», а вид Моргуньи наводил только на мысли о костях, из которых сложены друмлины. Зря Эдме так подумала: ей сразу стало хуже, потому что друмлины ведь действительно сложены из костей скончавшихся волков Стражи и других животных. Значит, такая же участь ожидала и Моргунью.

– Не знаю. Не думаю, что Банджа так уж много видит, – ответила Эдме.

– А, Банджа! Да не думай ты о ней.

Эдме едва сдержала тяжелый вздох. Как она смеет быть такой малодушной в присутствии любимой наставницы? Маленькая волчица принесла Моргунье немного мяса, но та сказала, что не голодна. В пещере уже веяло ледяным дыханием смерти.

– Ты точно не голодна, Моргунья? У меня тут для тебя вкусная куропатка.

– Нет, дорогая моя, – прошептала Моргунья. – Совсем не хочу есть.

– Может, тебе холодно? Давай я принесу еще одну шкуру.

Старая волчица собралась с силами и хлопнула лапой по лапе Эдме.

– Послушай-ка меня, дитя мое. Я чувствую, что ты способна видеть скрытое.

– Что именно? – удивленно спросила маленькая волчица.

– Когда ты вошла сюда, у тебя в глазу отразилось удивление. Ты увидела, как побелела моя шерсть. Но не только это тебя расстроило. Мне показалось, что я тебе что-то напомнила. Что-то или кого-то, и тебе неприятно об этом вспоминать.

Моргунья была права. С тех пор как они с Фаоланом покинули Темный Лес, Эдме неотступно преследовало видение, в котором напарник представал перед ней призрачным ледяным волком.

– Спрашивать я права не имею, – продолжала Моргунья, – и тебе необязательно всё мне рассказывать. Я только прошу тебя пошире открыть твой мудрый глаз и вглядеться в суть вещей.

Она с трудом подняла лапу и дотронулась ею до своего единственного глаза.

– Порой я называю его внешним глазом, и мне кажется, что он связан с моим внутренним глазом, можно сказать, духом глаза. Вместе они подсказывают мне путь. Именно они руководили мной, когда я беспомощным щенком лежала на тумфро. Я знаю, что тебя посылают на границу – искать волков Кровавого Дозора. Финбар рассказал мне о вашем задании. И я просто советую тебе глядеть не только тем глазом, что снаружи. А теперь иди, тебе нужно отдохнуть.

Моргунья тяжело вздохнула. Разговор лишил ее последних сил. Перед тем как уйти, Эдме склонилась и ткнулась носом в загривок своей наставницы. С ужасом она почувствовала, насколько та исхудала и насколько редок ее подшерсток. Сейчас, когда холод и не думал сменяться теплом, большинство волков сохранили зимний мех, но у Моргуньи подшерсток был совсем тонким, как летом. Эдме подтащила поближе еще одну шкуру карибу и накрыла ею свою подругу. Ей не хотелось ничего говорить. Прощание казалось ей предвестником смерти.

– Не говори «прощай», говори «слаан боладх».

– Слаан боладх? – переспросила Эдме.

– Это слова из древнего языка волков. Они означают «до следующей пахучей метки».

– Слаан боладх, – пробормотала Эдме, повернулась и вышла. Ей действительно нужно было отдохнуть.

Когда Эдме вернулась в логово, Фаолан уже спал. Она рухнула на шкуру карибу рядом с ним и погрузилась в тяжелый сон. Ей привиделся клубящийся спиралью туман над рекой, которую переходил покрытый инеем древний – призрачный волк, которого она видела в пещере Темного Леса.

– Кто ты? – услышала Эдме свой голос.

– А кто ты? – спросил призрачный волк. – У тебя два глаза, но я вижу только один.

– У меня достаточно глаз, чтобы разглядеть тебя изнутри и увидеть то, что ты знаешь, – ответила Эдме. – Снег тает. Я вижу тебя в другом обличии – в шкуре внутри шкуры.

– Твои слова бессмысленны, – сказал призрачный волк.

Внутренний глаз Эдме моргнул.

– Это не бессмыслица, Фаолан.

Она действительно разглядела больше, чем видел ее внешний глаз. Ветер вздыбил шерсть призрачного волка, волоски превратились в перья – перья с белыми как снег пятнами. Зеленые глаза стали золотистыми.

– Меня зовут не Фаолан.

Внутренний глаз Эдме снова моргнул.

– Ты прав. Тебя зовут не Фаолан.

Эдме как зачарованная наблюдала за странным преображением. Существо перед ней стояло на краю зияющей пастью пещеры; темнота ее неотвратимо манила, словно подбираясь все ближе и ближе.

– Кто я? – в отчаянии спросило существо. А в следующее мгновение пятнистая сова, которая за несколько секунд до этого была покрытым инеем волком, стала растворяться в тени пещеры.

– Проснись, Эдме! Проснись! Луна уже высоко. Нам нужно отправляться в путь.

Эдме распахнула глаза. Фаолан толкал ее мордой в бок.

Волчица поднялась.

– Ты хорошо спал, Фаолан?

– Да, а ты?

– Да. Крепким сном.

Эдме ничего не помнила из своего сна – совсем ничего.

Болотная крачка – единственная из всех птиц в краю Далеко-Далеко, которая прячет яйца под землей. Она откладывает их ранней весной и ждет, когда в луну Мух из них вылупятся птенцы. Но луна Мух пришла и ушла, как ушли и птицы, отложившие яйца. Никто из них не вылупился. Поэтому Сарк-из-Топи не слишком терзалась угрызениями совести, когда решила ими полакомиться.

Добраться до добычи оказалось не так трудно, как представлялось на первый взгляд. Болотистая почва замерзла, но Сарк принесла из своей печи немного углей и разожгла их на том месте, где были зарыты яйца. Как только земля немного прогрелась, она вырыла яму и нашла два яйца.

Несколько часов спустя Сарк-из-Топи сыто вздохнула, мимоходом подумав, что, может, ей не стоило есть эти яйца. «Как будто я и так недостаточно противна», – размышляла она, принюхиваясь к собственному дыханию. Ее беспокойный глаз бешено вращался, словно пытаясь остановить очередное содрогание желудка. Из здорового глаза лились слезы, быстро замерзавшие на морде и свисавшие с челюсти, словно второй ряд клыков. Шерсть, и без того всклокоченная, покрылась сосульками.