xxx8xxx

Леня Кудеяр, ялтинский авторитет, встретил Беню на вокзале и отвез в гостиницу «Европа», где были заказаны два номера — люкс для Бени и второй попроще для его помощников Аслана и Гарика. По городу прокатились с понтом, в сопровождении двух джипов с охраной и пяти всадников на «харлеях». Леня явно хотел произвести впечатление на высокого гостя, но Беня и глазом не повел. С тех пор как начал работать на Мусавая, уже столько нагляделся паханков, больших и маленьких, в белых воротничках и в кирзовых сапогах, заносчивых и мнительных, свирепых и дружелюбных, но никого из них и в грош не ставил. Все они сбиты на одну колодку, жидкие на расправу, и за душой у них пусто, как в телевизоре. Беня испытывал к ним брезгливость, как к сосущей мелюзге, к примеру — клопам и вошикам. Впрочем, за всю жизнь Бене еще не попался человек, который вызвал бы у него симпатию.

В машине не разговаривали, Беня только попросил, чтобы приглядели за его помощниками, Асланом и Гариком.

— А что с ними? — насторожился Кудеяр. — Меченые, что ли?

— Пригляди — и все, — не стал вдаваться в подробности Беня, а Кудеяр не настаивал.

В золотистом «БМВ» он уселся рядом с водителем и ни разу не оглянулся на развалившегося на заднем сиденье грозного посланца Москвы. Бене это знакомо: обычно люди, один раз на него посмотрев, предпочитали не встречаться с ним глазами вторично. Кудеяр ему не понравился: самовлюбленный придурок. На его жилистой шее пульсировала выпуклая жилка, напрашивающаяся на лезвие. Если по ней полоснуть, кровь хлынет бурыми, вязкими сгустками, навроде зубной пасты. У мелких паханков, как у сутенеров, они почему-то именно такая.

В номере отеля Кудеяр доложил обстановку. Они собрали всю нужную информацию. Завалить гаврика — плевое дело, он не стережется, ходит повсюду либо один, либо со своими дружками из фирмы «Лунная радуга». Вся троица — бывшие спецназовцы, контуженные в Чечне, и — такое совпадение — Кудеяр сам давно хотел с ними разобраться, все руки не доходили. Все пришлые, порожняк гонят, а спеси до мудей. Налогов не платят, деловых контактов избегают да еще спутались с татарином Хабибулой, владельцем ресторана «У Максимыча», который по ялтинскому списку сейчас первый кандидат на отстрел. Его до сих пор не трогают только потому, что у него общий бизнес с турецким пашой Абидасом, а пашу задевать нельзя, у него под контролем все порты. В Крыму пока тихо, никому не выгодно затевать новую большую разборку, как пять лет назад.

— Я почему, в натуре, думаю, класть надо всю кучу, вместе с татарином. Случай больно удобный. Мусавай с пашой всегда на контакте, помирятся, а мусор из города выметем. Тебе какая разница, верно, Бенуил? Где один, там и четыре. Назначь цену, торговаться не буду.

— Откровенный, — удивился Беня. — Почему не боишься?

— Ты не понял, Беня, — разгорячился Кудеяр. — Не подлянку предлагаю. Мусавай в здешние дела вникать не станет, высоко летает, но ему тоже лишние рты в Крыму не по кайфу. Закон для всех единый: плати либо подыхай. А эти падлы оборзели. Понимаешь, о чем толкую?

Бенуил взял со стола бутылку водки, покрутил, поглядел сквозь стекло на свет, полюбовался искрами, потом запрокинул башку и вылил в пасть сразу половину, не меньше. Кудеяр услужливо подвинул тарелку с семгой. Беня запихал в рот солидный кус, осолонился, проглотил, почти не жуя. Отрицательно помотал головой.

— Нет, Ленчик, не пойдет. Мусавай попросит, другое дело. В самоволку не хожу. И не тяни резину. К ночи чтобы вывел на объект.

— Эх, не врубился ты, брат, — посокрушался Кудеяр.

Внезапно Беня резким движением обхватил его за шею, притянул к себе. Кудеяр ворохнулся — куда там! Волосатая клешня держала, как стальной трос. Близко, жутко сверкнули две оловянные плошки.

— Запомни, Ленчик, еще раз проколешься — и тебе хана.

Покаянные слова застряли у Кудеяра в глотке, он жалобно захрипел. Со смехом Беня толкнул его обратно в кресло.

— Ишь, жиденок, что удумал. Мусавая-батюшку за нос водить…

Весь день Никита мыкался по городу, места себе не находил, но успел поссориться с Жекой. Сцепились с утра в мастерской. Свидетелями ссоры были дядя Савел и студентка Надюшка, Валенок отбыл в Симферополь, где открылась выставка-ярмарка изделий из янтаря. Мика надеялся установить там важные контакты с бизнесменами из южных регионов.

Когда Никита объявил, что берет двухнедельный отпуск, и попросил обналичить его долю в капитале фирмы, Коломеец так психанул, что даже начал заикаться. Никита никогда его таким не видел. Танкист бегал по мастерской, размахивал руками, сшиб на пол чугунный треножник и до смерти напугал Надюшку, которая бочком-бочком, вместе со шваброй и ведром (занималась уборкой), выкатилась на двор от греха подальше. Брызгая слюной, Коломеец вопил, что Никита не получит ни копейки и что он, Коломеец, больше всего на свете презирает слюнтяев, которые из-за юбки сходят с ума.

— Я с ума не сошел, — пытался урезонить друга Никита. — А вот у тебя бабья истерика. Неужто из-за денег так проняло?

Коломеец успокоился так же внезапно, как вспыхнул. Плюхнулся на табуретку.

— Хорошо, ладно… Ника, ты хоть понимаешь, во что вляпался?

— Во что?

— Объясняю еще раз популярно. Твоя, прости господи, невеста не принадлежит сама себе, она принадлежит Желудю. Кто такой Желудь? Желудь — это птенец гнезда Бориса. Нелюдь. Олигарх. Живет по понятиям. Его святыня — частная собственность. Он награбил, попробуй отними. Проще уцелеть при атомном взрыве, чем вырвать у него из глотки кусок. Ты в беде, Ника, а ведешь себя как майский котяра. Посоветуй, что мне делать? Ведь я за вас с Валенком, за двух дураков, отвечаю. Вас из Москвы турки выгнали, но ничему не научили. А этот намного опаснее. Повторяю, он вообще не человек.

— Почему ты за нас отвечаешь? — удивился Никита. — Как старший по званию? Мы давно не на службе. Нас всех комиссовали.

— Не заблуждайся, — возразил Коломеец. — Такие, как мы, всегда на службе. Ты чего добиваешься, Ника? Пули в брюхо?

— Жениться хочу, — просто ответил Никита. — Детишек завести. Имею право или нет?

Если Коломеец думал, что знает своего друга как облупленного, то на этот раз убедился в обратном. В оранжевых глазах бывшего элитника сияло столько мечтательной дури, сколько хватило бы на роту морпехов. Увещевать его было бесполезно, любовная горячка, без сомнения, лишила его рассудка. Коломеец только и нашелся, что отрешенно повторить:

— Денег не получишь ни копейки, хоть убей.

— Нет, и не надо, обойдусь, — с блаженной гримасой, от которой у Жеки заныла печень, отозвался Никита.

За день, покинув мастерскую, Никита где только не побывал, но вряд ли сумел бы, если бы потребовалось, объяснить свои маршруты. Очарованным странником блуждал по городу, по побережью, пил вино в открытых кафешках, заплывал далеко за буи, остужая соленой водой зудящую тоску. Сутки прошли, как расстался с принцессой, а казалось, вечность миновала. Ничего, утешал себя, это ведь как с куревом, когда бросаешь. Трудно первые дни, потом организм привыкает.

Слежку заметил, когда в каком-то пустынном скверике задремал на лавочке, сжимая в руке ополовиненную бутылку пива. Солнце уже почти погрузилось в черные воды, опоясав горизонт желтой каймой. В башке зияла пустота, и лишь одна мысль бродила от уха к уху: еще два, три дня продержаться — и в дамки. «Анита, принцесса, — позвал в полусне, — что же ты со мной сотворила?»

Слежку почуял, как в лучшие годы, не зрением и слухом, а позвоночником. Не открывая глаз, поднес к губам бутылку, отпил пару глотков, сквозь неплотно сожмуренные веки озирая окрестность. Предвечерний покой и тишина, сиплое дыхание моря, сумеречные тени в кустах жимолости. Ага, вот и лазутчик. Стриженый бычара тискал подружку-хохотушку на скамейке шагах в двадцати от той, где расположился Никита. Сценка вполне естественная, в курортном духе — беленькая, накрашенная девчушка в короткой юбочке истошно повизгивала, парень сытно гыгыкал, оба при этом курили и не забывали по очереди прикладываться к бутылке вина, стоящей на асфальте, — если бы не одна подробность: обжимающаяся парочка уже третий раз попала ему на глаза. Первый раз на пляже, когда выходил из воды, — тогда они с той же бутылкой лежали на песке и так же повизгивали, гыгыкали и обнимались, второй раз в баре «Зазеркалье» на улице Чехова, где он съел порцию сосисок, и третий раз здесь, в укромном скверике. Ялта, в сущности, небольшой городок; когда в ней живешь, постоянно натыкаешься на знакомые лица, но такие совпадения в ней редкость. Нетрудно догадаться, из какого палисадника выпал это стриженый цветок. В банде Ленчика Кудеяра их пруд пруди, и все один другою краше и тупее. Но если это так, то возникали вопросы, на которые следовало немедленно найти ответ.