Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Так нет же, им вечно надо было вмешаться и осложнить приличному сыщику и без того нелегкую работу.

А теперь копы, похоже, вправду рады видеть его.

Оказывается, и в этой конторе происходят какие-то перемены к лучшему.

Когда человек приходит откуда-то со стороны и приносит гипсовый слепок отпечатка шины разыскиваемого автомобиля, это всегда производит впечатление. По крайней мере, именно так сказал детектив Ник Олстон утром в среду, когда Гутри предъявил результат своих трудов — сперва разрезал веревочку, которой был перевязан пакет, а потом удалил несколько слоев коричневой оберточной бумаги, и оп-ля!

— Да, впечатляет, — признал Олстон. — И где вы это взяли?

— Сам сделал! — гордо ответил Гутри.

— Что, серьезно? Весьма, весьма впечатляет.

Олстона никогда нельзя было назвать красавчиком, но когда Гутри видел его последний раз, карие глаза детектива были налиты кровью, некогда худощавое лицо сделалось одутловатым, соломенные волосы повисли неопрятными сосульками, а подбородок зарос щетиной. В общем, было ясно, что Олстон завел привычку закладывать за воротник с самого утра.

Сегодня же, без пятнадцати десять, Олстон был тщательно выбрит, одет в отглаженный костюм, чистейшую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и галстук. Волосы его были причесаны, и вообще, детектив выглядел… ну… представительно.

Он тоже произвел впечатление на Гутри.

Олстон рассматривал слепок, а Гутри грелся в лучах его одобрения и чувствовал себя, как школьник, показывающий учителю собственноручно сделанную глиняную пепельницу. Если бы Гутри считал приличным хвалить себя вслух, он и сам бы сказал, что слепок выполнен отлично. Иногда они получались совсем фигово. Но на этот раз Гутри сперва обрызгал найденные на песчаной обочине отпечатки шин шеллаком, а потом воспользовался гипсом наивысшего качества, выписанного аж из Парижа.

Гутри растворил его в воде, не размешивая, чтобы частицы гипса осели на дно миски, и только потом добавил еще, пока вся вода не впиталась.

Потом он вылил эту смесь в след, распределив слоем примерно в треть дюйма толщиной, потом укрепил гипс щепками, обрезками бечевки и даже парой зубочисток — на счастье, — осторожно разложив всю эту вспомогательную фигню так, чтобы она не касалась самого следа. Потом он вылил еще один слой гипса, позволил этой каше затвердеть — знаете, что бывает, если возьмешься за него, пока он еще не застыл? — и вуаля! На столе у Олстона лежит просто превосходный образец.

— И что вы предлагаете мне сделать с этим произведением искусства? — поинтересовался Олстон.

Гутри знал, что детектив шутит.

Или, по крайней мере, очень на это надеялся.

— Ник, — начал он, — я бы хотел, чтобы вы проверили эти отпечатки по вашей картотеке, и, по возможности, по фэбээровской. Еще у меня тут фотографии, — Гутри выложил на стол пухлый конверт. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы оказали мне эту услугу.

— Как там поживает Грэйси? — невпопад спросил Олстон.

Грэйси звали проститутку, которую Гутри как-то из любезности прислал Олстону, когда тот еще изрядно закладывал.

— Неплохо. Кстати, на днях спрашивала о вас.

Несколько мгновений Олстон молчал, потом сказал, все так же не отрывая взгляда от слепка:

— Мне бы хотелось встретиться с ней на трезвую голову.

— Заметано, — быстро сказал Гутри. — Я пришлю ее сегодня вечером.

— Нет, просто скажите, что я хотел ее видеть.

— Конечно-конечно, — согласился Гутри и подождал, что будет дальше.

— А к чему относятся эти материалы? — словно разговаривая сам с собой, пробормотал Олстон, доставая фотографии из конверта.

— Дело об убийстве, — сообщил Гутри. — Я работаю на адвоката, который защищает обвиняемого.

— И кто этот адвокат?

— Мэттью Хоуп.

— Во! А что случилось с Уорреном Чамберсом? — удивленно спросил Олстон.

Врачи обращались со мной, как с инвалидом. Собственно, я им и был.

Когда я начал разговаривать, они принялись ежедневно проверять мое неврологическое и функциональное состояние. Тест на тесте сидит и тестом погоняет. У меня от всех этих тестов чуть язык узлом не завязался. Давайте рассмотрим, например, шкалу посттравматической амнезии, и векслерову шкалу интеллекта для взрослых, и бендер-гештальт тест, и миннесотский многофазовый индекс личности, и все это для того, чтобы оценить последствия травмы и нанесенный ею вред.

Мне начисто выбрили голову, а потом надели на нее эластичную ленту с электродами. Десять-двадцать крохотных электродов, закрепленных в нужных местах. От этого начинаешь себя чувствовать каким-то чудовищем Франкенштейна, которое сидит и ждет молнии, способной его оживить. В случае метаболического инсульта…

Спинальдо постоянно употреблял термин «метаболический инсульт».

Из-за этого мне жутко хотелось вызвать его на дуэль.

Так вот, в случае метаболического инсульта, как это было со мной, электроэнцефалограмма обычно показывает замедленные рассеянные волны.

Когда эти замедленные волны приближаются к образцам, соответствующим излучениям здорового мозга, это свидетельствует о выздоровлении.

Каждый день Спинальдо радостно сообщал мне, что я нахожусь на пути к выздоровлению.

А я все думал, когда же я до него дойду.

Эллинг «Игрушечки» все еще был обтянут ядовито-желтой лентой, которой полицейские обозначают место происшествия, но я заранее позвонил в прокуратуру, и Пит Фолгер сказал, что судебная бригада уже собрала все необходимые вещественные доказательства, так что я могу посетить яхту в любое время, когда мне только заблагорассудится. Потому я был неприятно удивлен, когда в среду утром вместе с Эндрю прибыл в яхт-клуб и увидел у сходен «Игрушечки» офицера полиции.

Я представился и предъявил свои документы.

Полицейский тоже представился, и сообщил, что заместитель прокурора Питер Фолгер позвонил в полицейское управление и попросил выделить кого-нибудь из офицеров, чтобы тот «любезно сопровождал адвоката Хоупа». Это было, так сказать, условное обозначение. В переводе на нормальную речь эти слова означали: «Постой у него над душой и удостоверься, что он не сделает ничего такого, что могло бы сорвать наше обвинение против Лэйни Камминс».

Я сказал офицеру — если верить черной пластиковой карточке, приколотой к нагрудному карману его рубашки, полицейского звали Винсент Герджин, — что мы с моим компаньоном просто хотим сфотографировать место преступления, чтобы составить более полное представление. Еще я добавил, что мы можем прийти попозже, если служащие прокуратуры еще не закончили осмотр яхты.

— Никаких проблем, — сказал Герджин.

Ненавижу это выражение.

— В таком случае, мы поднимаемся на яхту, — сказал я.

— В таком случае, я иду с вами, — сказал Герджин.

И мы поднялись по сходням.

Эндрю присутствовал здесь по той же самой причине, по которой он сопровождал меня на встречи со свидетелями Фолгера. Кому бы из нас ни пришлось в конечном итоге вести это дело, второй всегда сможет засвидетельствовать, что именно мы обнаружили на яхте в то утро. Если начистоту, я не надеялся найти что-либо особенно полезное. О конторе старины Баннистера можно сказать всякое, но его бригада криминалистов всегда работает безукоризненно. Чтобы они проморгали что-то на месте преступления — такого сроду не бывало.

Вот он, тот самый кокпит, на котором, по утверждению Лэйни, они с Бреттом просидели с десяти до половины одиннадцатого. Именно здесь Бретт сделал ей деловое предложение — по утверждению Лэйни, весьма щедрое, по утверждению его вдовы, довольно оскорбительное. Здесь Лэйни выпила свой «Перрье», который потом превратился («ах, да, теперь я припоминаю») в пару порций водки с тоником. Здесь она отдала Бретту свои туфли и шарф — незначительная подробность, о которой Лэйни сперва не сочла нужным мне сообщать. А потом полиция обнаружила этот шарф в личной каюте хозяев яхты. Лэйни не вспоминала о шарфе до тех пор, пока на следующие утро ее не спросили об этом копы. Она не вспомнила ни о шарфе, ни о туфлях, когда рассказывала об этом вечере мне.

38
{"b":"196422","o":1}