— Не волнуйтесь, — успокоил их Чиун. — Пока вы сидите так, как сидите, вам не придется касаться берега и ваше начальство не рассердится.

— Теперь уже поздно. Нам придется вытащить эту дребедень на берег и залатать ее.

— Сообщите капитану корабля, что я подам сигнал, когда буду готов покинуть эти берега, — сказал Чиун и пошел прочь.

— А когда это будет? — крикнул ему вслед один из матросов, вставая в полный рост.

— Когда? Разумеется, когда я закончу свои дела.

И хотя давно уже Мастера Синанджу не ступали на землю Вьетнама, уже в первой деревне Чиуна ждал торжественный прием.

Но все-таки недостаточно торжественный. Чиуну пришлось разорвать на части всего двух партийных функционеров перед лицом простодушных крестьян. И тогда они повалились на колени и ткнулись лбами в грязь — именно так и полагается встречать Императоров и прочих высокочтимых гостей.

Старейшина деревни, почти ровесник Чиуна, пригласил гостя отужинать у него дома. Чиун с благодарной улыбкой принял миску риса, на котором лежало несколько рыбьих голов. Тайком он вытащил рыбьи головы и сунул их под камень. Только вьетнамцы способны есть худшую часть рыбы. Наверное, они и глаза глотают.

Когда с трапезой было покончено, Чиун объяснил цель своего визита.

— Я ищу белого человека. Имя его не имеет значения. Да и вообще — что значит имя белого человека?!

Глаза старика-хозяина вспыхнули — он был явно согласен со своим гостем. Ему тоже белые люди были не нужны. Так он и сказал.

Достигнув согласия по этому вопросу, Чиун спросил, а не ходят ли слухи о том, что какой-то белый американец вернулся во Вьетнам?

Старик притворился, что размышляет над вопросом Чиуна, и долго изображал, что мучительно роется в своей памяти. Но по блеску в глазах Чиун сразу понял, что ответ давно готов. Впрочем, ночь еще только началась, и зачем торопить события и настаивать на немедленном ответе, если можно поговорить подольше, спокойно разузнать все, что нужно, и выпить еще немало рисового вина?

Чиун отодвинул в сторону плошку с рисовым вином, делая вид, что пить не хочет.

Наконец старик — звали его Нго — заговорил:

— Да, рассказывают об одном белом американце, который устроил переполох в районе кампучийской границы. Никто не может поймать этого американца. Его ищут, ищут, ищут, но найти не могут. Никто не знает, зачем он сюда пришел. Некоторые говорят, что это лишь пролог к возвращению американских войск.

— Ты этому веришь?

— Нет. Американцы ушли давно. Вообще-то, я бы не возражал против того, чтобы они вернулись. При коммунистах дела идут из рук вон плохо.

— У европейцев такие отсталые идеи, — согласился Чиун.

Нго глубокомысленно кивнул. Хорошо, когда два мудрых человека могут вот так запросто встретиться и поговорить, подумал он. Даже если один из них всего-навсего кореец.

Хозяин и гость поговорили еще немного, и Чиун решил больше не обременять гостеприимных хозяев. Он расстался с Нго на окраине деревни, спросив его при этом:

— Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я так обошелся с солдатами, охраняющими вашу деревню?

— Они отнимают у нас еду и пристают к женщинам. Мы не будем скучать по ним, а завтра сюда придут двое других — точно таких же, в такой же форме. И будут точно так же нести всякий вздор про революцию.

— Быть может, через триста или четыреста лет, когда все коммунисты повымрут, — задумчиво произнес Чиун, — один из ваших наследников призовет моего к себе на службу. Эпоха правления аннамитских Императоров закончилась так внезапно, даже не достигнув пика своей славы.

— Я передам ваши слова своему внуку, а он — своему, — пообещал Нго.

И Чиун распрощался с деревней, удовлетворенный тем, что ему удалось посеять зерно, которое даст росток в будущем, и тогда его потомки смогут вернуться на ту землю, которую недавние предки малость позабросили. Возможно, подумал Чиун, из неповиновения Римо удастся извлечь и что-то хорошее.

Вьетнамская ночь пала неожиданно и резко, словно нож гильотины.

Римо свернул с главной дороги. Он лихо провел танк вверх по холму, перевалил через него и поехал по изрытой ухабами дороге на север. Судя по тому, что сказала Лан, они находились где-то в районе вьетнамско-камбоджийской границы. И все же Римо до сих пор понятия не имел, где точно находится и как здесь оказался. Днем Римо с Лан нашли поле маниоки и сварили в армейской каске порцию сладких клубней, отдаленно напоминающих картошку. Но и на сытый желудок сознание Римо не прояснилось.

То и дело по дороге попадались армейские патрули. Но они в большинстве случаев не обращали внимания на танк, думая, что экипаж состоит из вьетнамцев. Однажды танк обстреляли крестьяне в черных одеяниях — вооружены они были лишь пистолетами да допотопными винтовками. Римо они напомнили вьетконговцев, но Лан объяснила, что это камбоджийские повстанцы, которые воюют против вьетнамцев.

Весь мир, казалось, встал с ног на голову. И Римо никак не мог понять, где же в этом новом мире его собственное место.

Лан взяла на себя управление танком. Нервы Римо были на пределе, и он решил, что надо немного отдохнуть. Он объяснил девушке, как управлять дребезжащей махиной, а сам лег и уснул.

Через некоторое время его разбудил громкий шепот Лан.

— Что такое? — пробормотал Римо. В голове у него стучало.

— Странный человек прямо на дороге. Что мне делать?

— Солдат?

— Нет. Старик.

— Попробуй объехать его.

— Не могу. Он загородил всю дорогу.

— Всю дорогу? — Римо не поверил своим ушам. — Так что же это — старина Кинг-Конг?

— Я пытаюсь свернуть. Он стоит на пути. Я еду в другую сторону. А он все время там.

— Ладно, я его прогоню, — сказал Римо, взяв в руки АК-47, и откинул крышку люка.

Танк, скрипя всеми деталями, остановился.

Старик был ростом не выше пяти футов. Совсем старый. Лысеющая голова обрамлена жиденькими прядями волос. На нем было странное цветастое одеяние, напоминающее юбку, — Римо никогда не видел, чтобы вьетнамцы носили такое.

Лан тоже высунулась наружу.

— Это кто, монах или еще кто? — негромко спросил ее Римо.

— Не знаю. Никогда такого не видела.

— Скажи ему, чтобы убирался с дороги.

— Отойди в сторону, старик! — крикнула Лан по-вьетнамски.

Старик что-то недовольно ответил ей тоже по-вьетнамски.

— Что он сказал? — спросил Римо.

— Он хочет знать, не видели ли мы американца.

Римо поглубже надвинул каску.

— Спроси его, зачем ему американец.

— Зачем ты ищешь американца? — крикнула Лан.

Старик что-то проскрипел в ответ, и Лан перевела:

— Он говорит, что это его дело, а не наше.

— Скажи ему, пусть уйдет с дороги, или мы его переедем, — разозлился Римо и скрылся в танке. Сел за рычаги управления, завел танк и проехал немного.

Старик сделал шаг навстречу. Римо повернул танк вправо. Старик синхронно двинулся в ту же сторону.

— Чего ему надо? — пробормотал Римо.

— Он просит нас подвезти, — сообщила Лан. — Он устал ходить пешком.

— Пусть угребывает!

— Пусть что?

— Ничего, — вздохнул Римо и снова взялся за автомат. — Есть только один способ убедить его, что мы не шутим.

Римо выпрыгнул из люка и стал на танке прямо перед башней. Старик-азиат стоял прямо перед Римо на земле, засунув руки в широченные рукава.

Римо прицелился в морщинистое лицо.

— Проваливай, — сквозь зубы процедил он.

Лицо старика вмиг утратило выражение величественного бесстрастия.

— Ты! — взвизгнул он по-английски. — Как ты можешь поступать так низко?! Никакого уважения к собственному отцу! Как можно было покинуть меня после того, как я дал слово твоему Императору?!

Римо в удивлении опустил автомат.

— К кому он обращается — к тебе или ко мне? — спросил он Лан.

— Не знаю.

— По-моему, к тебе. Он говорит, он твой отец.

— Да я бы никогда не согласился считать эту... эту белую вьетнамку своим ребенком! — закричал старик. — Хотя ты тоже не подарок. Ты что, совсем ума лишился? Посмотри на себя. Оружие! И военная форма! Куда это годится?