Когда Элизабет услышала этот жуткий рев, ей уже не требовались объяснения. Она помнила того слона, который расплющил голову Райнхардта Брауна. Устремившись к окну, она быстро привязала к раме платок и бросилась вон из комнаты, не обращая внимания на двух португальских гвардейцев, которых явно застала врасплох. В одно мгновение она уже оказалась у лестницы и помчалась вниз, перескакивая через ступени.

На одном из этажей командовавший нарядом офицер, завидев ее, приказал ей остановиться. Она даже не оглянулась и побежала еще быстрее, уже слыша за собой шум погони.

Тем временем с Сирозо происходило именно то, что предсказал Повелитель слонов. Он неистово носился по площадке, а в какой-то момент со страшной силой налетел на каменную стену, которая, казалось, только чудом не обвалилась. Хобот его теперь раскачивался из стороны в сторону; Сирозо фыркал, храпел, и время от времени оглашал пространство душераздирающим ревом.

К огромному облегчению Элизабет, дверь подалась на дюйм, потом на другой. Увидев, что дверь медленно начинает приоткрываться, Джонатан решил, что у него галлюцинации. Но в эту секунду в образовавшейся щели промелькнуло шелковое платье пастельных оттенков. Он бросился к двери, что есть силы толкнул ее и проскользнул в узкий проем. Оказавшись в безопасности, он не забыл захлопнуть и тщательно запереть за собой дверь на засов.

Элизабет смотрела на него, боясь верить своим глазам. Он был спасен, и все остальное уже не имело значения. Вздох облегчения сорвался с ее уст. Джонатан весь дрожал. Прислонившись к двери, он ждал, когда силы вернутся к нему.

Элизабет тем временем подбежала к небольшому окошку. Ее глазам открылась сцена, которая потом будет еще долго мучить ее воображение. Дон Мануэль тщетно пытался унести ноги от обезумевшего слона. Того уже не отпускал стойкий, едкий запах муста, исходивший от генерал-губернатора. Стремительно настигнув свою жертву, Сирозо мощным ударом свалил маркиза на землю.

Слон должен был чьей-то кровью утолить свое бешенство. Он высоко задрал голову, и неописуемой силы рев поверг в трепет всех обитателей генерал-губернаторского дворца. Сирозо попеременно поднимал то правую, то левую ногу. Наконец жертва уже не предпринимала попыток увернуться от страшных ударов и затихла. Дон Мануэль, превративший это животное в убийцу, погиб той же смертью, на которую он так часто обрекал других. Элизабет закрыла руками глаза. Ей было страшно поверить в то, чему она только что стала свидетельницей.

Она пришла в себя оттого, что кто-то тряс ее за плечи. Португальский офицер, не замечая Джонатана, который стоял, прислонившись к двери, сразу бросился к Элизабет и теперь тщетно пытался расспросить ее, что случилось с маркизом де Брага.

Язык отказывался повиноваться Элизабет. Она подняла руку и показала на окно. Джонатан, наконец, пришел в чувство. Одним прыжком оказавшись рядом с офицером, он нанес ему резкий удар в скулу. Следующий удар был направлен в область солнечного сплетения, а последний, и самый сокрушительный, в подложечную ямку.

Офицер начал оседать, пошатнулся и рухнул на пол. Джонатан нагнулся и вынул из его ножен саблю.

— Идем, — скомандовал он и, обхватив одной рукой талию Элизабет, стал подниматься наверх.

У входа в апартаменты Элизабет на них оторопело уставились часовые. Однако даже увидев чужака, который спокойно шел через дворец с саблей в руке, они не смогли выйти из оцепенения. Их учили беспрекословно повиноваться приказам, а не принимать самостоятельные решения. Пара проскользнула внутрь покоев, и Джонатан подошел к столу в приемной, где лежало его оружие. Дежурный офицер незамедлительно вручил американцу пояс с ножами, саблю и пистолеты.

— Ты подала сигнал? — на ходу застегивая пояс, спросил Джонатан.

— Красный носовой платок? Да, — сказала Элизабет, — я прикрепила его к раме и открыла окно.

Джонатан распахнул дверь в гостиную Элизабет, жестом предложил ей скорее зайти внутрь и подбежал к окну.

То, что он увидел, вызвало у него вздох несказанного облегчения. Совсем неподалеку два гиганта, Лу Фань и Кай, размахивая саблями, твердой поступью вышагивали по сторожевому проходу вдоль стены, огибавшей дворец. За ними двигались остальные члены «Общества».

Вернулись старые времена, подумал Джонатан и, высунувшись из окна, сложил руки лодочкой и несколько раз ухнул по-совиному. Зов заставил членов «Общества Быка» замереть на месте, и Лу Фань несколько раз ответил Джонатану теми же звуками. Растворенное окно и стену разделяло не более пятнадцати футов. Взвесив все шансы, Джонатан устремился в спальную комнату и, сорвав с постели простыни, начал разрывать их на полосы, концы которых связывал. Вскоре он был уже в гостиной, где один конец белоснежного каната привязал к ножке массивного рояля, после чего несколько раз проверил узел на прочность.

— Я спускаюсь на стену, — сказал он, — а потом начинаешь спускаться ты. Потихоньку, страхуясь. Не бойся — я буду стоять внизу и всегда смогу поймать тебя.

Совсем недавно все это могло привидеться только в страшном сне. Какие-то дикие цирковые номера! Но она знала, что должна сейчас безоговорочно подчиниться Джонатану и в точности выполнять все его указания. Он встал на подоконник, махнул рукой ожидавшим внизу товарищам и быстро спустился вниз.

— Давай! — крикнул он Элизабет. — Спускайся, не теряй времени.

Если бы в этот момент она начала колебаться, страх, возможно, не позволил бы ей подчиниться его воле. Но звук его голоса заставил ее действовать: она начала медленно спускаться по связанному из простыней канату. Волны страха то и дело накрывали ее, голова кружилась, руки, казалось, вот-вот откажут ей. И все-таки она упрямо ползла вниз, каждый раз с замиранием сердца перехватывая руками простыни.

Наконец ее талию обхватили чьи-то сильные руки. Мгновение — и она уже мягко опустилась на землю. Джонатан держал ее в объятиях.

— Пока все идет хорошо, — сказал он. — Вперед, нам нельзя мешкать ни минуты.

Все свершалось с такой сногсшибательной быстротой, что она уже не успевала следить за сменой ситуации.

— А кто эти люди? — спросила она, кивнув на группу китайцев.

— Это наши друзья, — заверил ее Джонатан.

И только теперь она узнала подходящего к ней Кая. Теперь можно было перевести дух. Она понятия не имела, каким образом Джонатан смог распорядиться о появлении этих людей здесь, но сейчас, чувствуя крепость его объятий, она знала, что ей нечего бояться. Она готова ко всему — какие бы ужасные испытания ни готовила им судьба.

Подошел и Лу Фань, и они с Джонатаном стали о чем-то быстро переговариваться на кантонском диалекте.

Элизабет, разумеется, не понимала ни слова. Джонатан же рассказывал Лу Фаню о том, как слон-убийца растоптал маркиза де Брага, и поэтому им следует как можно проворнее уносить из дворца ноги. Если они не успеют скрыться и будут пойманы, то, безо всякого сомнения, их обвинят в умышленном убийстве.

У Лу Фаня не дрогнул на лице ни один мускул.

— У главных ворот находятся не более пятидесяти солдат. Есть лестница, которая спускается со стены и ведет к этим воротам. Это самая удобная дорога для госпожи. А мы, я думаю, без особых хлопот управимся с пятьюдесятью португальскими солдатами.

Джонатан быстро оценил ситуацию и пришел к выводу, что Лу Фань совершенно прав. У этих вояк не было ничего за душой. Вся их сила была в количестве. Карабины у них были еще стародавнего, дедовского образца, и хорошо, если не калечили стрелявшего. Но еще существеннее то, что после смерти дона Мануэля Себастьяна здесь не было человека, способного повелевать и отдавать распоряжения. Офицеры, если и могли принимать какие-то решения, явно не представляли себе того, что творится во дворце. Было бы нелишним рассчитывать на их растерянность и замешательство.

— Ну что же, давайте так и поступим, — сказал он. — Вперед!

Внезапно Элизабет поняла, что окружена кольцом людей в черных пижамах. У всех на лице застыло бесстрастное выражение. Они молча передвигались к лестнице, которая вела к главным воротам. Она заметила, что все держали в руке револьверы нового образца «кольт», совсем недавно появившиеся в Соединенных Штатах. Очевидно, Джонатан снабжал оружием членов «Общества». Вдруг Элизабет посетила странная мысль: ведь ей придется расстаться с лучшими платьями и многими драгоценными вещицами, и эта мысль показалась ей настолько смехотворной, — ведь каждую секунду она могла расстаться с жизнью, — что она громко рассмеялась.