С началом войны пришла волна патриотического энтузиазма, но вместе с тем возникло и такое совершенно нежелательное явление, как истерическая боязнь шпионов. Эта «шпиономания» прокатилась как чума по всей России.

Невинные люди, которые годами жили в России: булочники, мясники, сапожники и моряки - вдруг оказались агентами кайзера Вильгельма, подозрения коснулись даже тех абсолютно лояльных россиян, которые имели несчастье носить немецкие фамилии. Эти болезненные настроения подогревались любящей сенсации прессой и привели к созданию в Думе специальной антигерманской группы под руководством Хвостова, которая вскоре стала очень влиятельной.

Множество людей в то время поменяли фамилии, включая тех, которые занимали очень важные посты, например В.К. Саблер, обер-прокурор Синода, получил разрешение Императора принять фамилию Десятовский. Тем, кто носил фамилию Кайзер, доставалось особенно сильно. Конечно, находились люди, которые были выше этих массовых предрассудков и не изменили имен, предпочитая доказывать свой патриотизм героическим поведением перед лицом врага. Одним из них был генерал Циммерман, который впоследствии храбро сражался в Белой армии против большевиков.

Даже люди низших классов везде искали немецких шпионов. В самые первые дни войны в мой кабинет позвонил человек в состоянии крайнего

Россия'^^в мемуарах

возбуждения и сообщил, что слышал доносящийся из соседней квартиры стук пишущей машинки и голоса членов «секретной организации»; он был уверен, что обнаружил «шпионское гнездо». Несмотря на то что я с самого начала с сомнением относился к таким рассказчикам, моей обязанностью было провести расследование этого дела. В результате оказалось, что «секретная организация» состояла из нескольких друзей обер-секретаря Сената, что же касается пишущей машинки, то, видимо, чрезмерно подозрительный гражданин просто придумал ее, так как ни в одной квартире во всем доме ее обнаружить не удалось.

В другой раз я получил письмо с предупреждением о подозрительном человеке, носившем хорошо известную фамилию Витте. Этот человек работал привратником на Петербургской стороне. Когда я ознакомился с его документами и распорядился, из предосторожности, следить некоторое время за входящими и выходящими из дома людьми, то в итоге убедился, что этот Витте более порядочный и патриотически настроенный человек, чем его знаменитый однофамилец.

К сожалению, и на высоких государственных постах встречались лица, подверженные шпионской лихорадке, которые совершили немало несправедливых действий против законопослушных российских подданных. Среди них нужно назвать моего бывшего начальника генерала Джунковского, в других отношениях исключительно честного и добросовестного офицера. Некоторых людей с ярко выраженным патриотическим образом мыслей он преследовал как шпионов без всяких на то оснований, только за то, что задолго до войны они работали в журнале, издаваемом в Германии. По его распоряжению эти несчастные люди были выселены в самые отдаленные губернии империи, хотя не было ни малейших доказательств их вины.

Уже в начале 1917 года произошел случай, очень характерный в этом отношении. Однажды я был вызван к председателю Совета министров князю Н.Д. Голицыну, который таинственно сообщил мне, что, согласно полученной им информации, два адъютанта кайзера Вильгельма находятся с разведывательными целями в Петербурге: их видели несколькими днями ранее гуляющими по Невскому и одетыми как гражданские лица, конечно и с «поднятыми воротниками».

Я отвечал, что уже знаком с этой легендой, а также знаю того члена Думы, который рассказал премьер-министру эту ужасную историю Затем я назвал полковника Энгельгардта.

Князь Голицын, который до этого момента был очень сдержан и спокоен, с ужасом и изумлением взглянул на меня и спросил, откуда я мог узнать

Россия'^^в мемуарах

это Я не сказал ему об источниках моей информации, но постарался убедить в бессмысленности слухов, которым даже он доверял.

Сам по себе этот инцидент не настолько значителен, чтобы специально упоминать его. История о немецких офицерах, гуляющих по улицам российской столицы, могла быть рассказана где угодно и через несколько дней забыта, а ее сменила бы новая, столь же бредовая история. Но на эту выдумку ссылались как на доказательство слабости правительства и его неспособности защитить империю от внешнего врага. Что это за полиция, которая позволяет самым опасным шпионам преспокойно прогуливаться по Петербургу? Это был беспочвенный слух из тех, которые дают повод всем, как попугаям, повторять: «Подобных вещей нельзя допускать!»

Во время войны действия военных властей, которые присвоили себе право удалять из зоны военных действий без каких-либо формальностей любых, кажущихся им подозрительными, людей, порождали много проблем. Губернаторы, представлявшие гражданскую власть, были обязаны в подобных случаях подчиняться распоряжениям военного командования и выполнять его приказы. Командующие различными армейскими частями высылали целые группы людей из зоны своей юрисдикции. Изгнанники должны были искать иное место жительства, и возникала неприятная ситуация, поскольку сотни людей были вынуждены покидать дом и селиться в городах, где их присутствие было еще опаснее, чем в зоне военных действий.

Довольно долго, пока армейское начальство продолжало действовать самостоятельно, гражданские власти не имели никакого голоса в вопросе о высылке нежелательных лиц из военной зоны. Наконец было достигнуто взаимопонимание, и начиная с этого времени, что бы ни решило армейское командование по данному вопросу, все сведения немедленно пересылались в Департамент полиции, и Министерство внутренних дел определяло, в какой местности должны поселиться нежелательные лица. Вследствие этого соглашения изгнанников распределяли равномерно, исключая те губернии, где располагались наиболее важные фабрики по производству военного снаряжения или иные работающие по обеспечению военных заказов предприятия. Таким образом Министерство внутренних дел наконец смогло мирным путем получить назад от армейского командования свои, исконно принадлежавшие ему функции.

Сотни подобных дел об изгнании жителей из зоны военных действий находились под моим личным наблюдением; и много раз я мог только покачать головой по поводу примитивности методов военных властей при про-

мемуарах

ведении необходимых расследований и в конечном счете их обращения с невинными людьми, которых они провозглашали шпионами.

Некоторые военачальники с большой охотой выслушивали самые безответственные обвинения. Один двуличный негодяй, весьма подозрительная личность, который задолго до этого был уволен из секретной службы Охраны, сообщил командующему военным округом Динабурга, на которого произвел впечатление фантастической историей собственного изобретения, что напал на след широко разветвленной тайной сети, ответственной за взрывы мостов и складов снаряжения в округе. Командующий доверился ему, привел в движение весь аппарат, чтобы удостовериться, что все здания и пункты, которым могла угрожать опасность, защищены от нападения врага. И только когда обратились к генералу Курлову, тот сразу же понял, что подозрительный информатор ему знаком, и в итоге выяснилось, что во всей этой таинственной истории нет ни слова правды³⁷.

Генерал Курлов много раз жаловался мне на проблемы, которые создают ему в его должности генерал-губернатора Прибалтийского края фальшивые донесения о шпионаже и саботаже. Немецкоязычное население региона постоянно обвиняли в сотрудничестве с врагом и снабжении его сведениями о передвижении наших войск. Все время приходили сообщения, что башня того или другого замка, которым владел какой-нибудь немецко-балтий-ский барон, используется для подачи сигналов немецкой армии или флоту. Всех подозревали, что у них есть тайные радиостанции. В конце концов генерал Курлов принял решение, чтобы специальные уполномоченные проверили все поместья в сельской местности с целью установить, не ведется ли там какая-либо незаконная деятельность.