Попытка вмешательства Кубанской рады и ее председателя Л.Л. Быча в дела на Лемносе привели к неприятному инциденту с Платовским полком. Не признающий ни Врангеля, ни своего войскового атамана, Л.Л. Быч арендовал в Константинополе транспорт «Самара» и направил его на Лемнос за кубанцами, не зная, что за исключением двух сотен все казаки уже были перевезены в Сербию. Когда пароход прибыл на остров, командир Донского корпуса, не получив никаких инструкций по использованию данного судна, погрузил на него свой Платовский полк для отправки в Болгарию. Когда «Самара» прибыла в Константинополь, выяснилось, что Болгария отказывается принять неожиданно появившийся полк. Платовцев вынуждены были перегрузить на «Рашид-пашу» и снова отправить на Лемнос.

К началу сентября практически все казаки, находившиеся на Лемносе, были вывезены, а к середине месяца остров покинули последние его «сидельцы» — юнкера обоих военных училищ и штаб Донского казачьего корпуса. Казаки этого соединения были размещены в Болгарии, кубанцы — в Королевстве СХС. Кроме того, около тысячи донцов были устроены на земледельческие работы в Чехию, и до трех тысяч донских и кубанских казаков выехало на работы в Грецию^{209}.

В конце лета наконец прояснился вопрос о выезде галлиполийцев в Болгарию и Сербию. Стали известны условия, на которых эти страны согласились принять части 1-го корпуса, и гарантии безопасности. Болгария готова была принять войска с условием, что расходы на их содержание будет компенсировать российская эмиграция. Сто тысяч долларов Болгария действительно получила. Их перевел на счета этой страны из Америки бывший посол России в США Б.А. Бахметев^{210}. Италия и Франция с большим неудовлетворением восприняли укрепление балканских стран за счет российских войск, в то же время присутствие войск Врангеля в военных лагерях в зоне черноморских проливов уже никого не устраивало.

Заключенный весной 1921 г. договор «О приеме русских войск в Болгарии» вполне устраивал Врангеля. «Болгарское правительство, — говорилось в нем, — изъявляет согласие на прием: 1) не отдельных людей, но только вполне организованных частей, имеющих полную воинскую организацию, с командным составом… 2) части назначаются исключительно по выбору и указанию Главнокомандующего Русской армией; 3) при ручательстве Главного командования Русской армии, что части эти вполне дисциплинированны и что во время пребывания их на болгарской территории добропорядочность их поведения и полная внутренняя дисциплина будут поддерживаться русским командным составом, для чего ему последнему, предоставляется право осуществлять необходимые дисциплинарные меры»^{211}.

Были оговорены также вопросы переброски войск от портов Варна и Бургас к местам их последующего размещения и питания в пути. «До прибытия и размещения по пунктам стоянок, а равно и первые несколько дней по прибытии, — говорилось в договоре, — части обеспечиваются, где это возможно, горячей пищей и кипятком… а где невозможно, сразу становятся на собственное артельное довольствие… Довольствие производится по обыкновенным кормовым окладам и по нормам продовольственного пайка, установленного для болгарских войск… Довольствие части ведут собственным попечением, получая авансы в месячном размере и производя закупки провианта»^{212}. Особое внимание в договоре обращалось на условия содержания и «применение к работам» галлиполийцев. Подчеркивалось, что галлиполийцы должны содержаться за счет русских средств и не участвовать в работах, представляющих опасность для жизни. Оговорен был также порядок оплаты. В частности, предусматривалось отчисление половины заработной платы в основной фонд для обеспечения жизнедеятельности войск. Размер оплаты труда галлиполийцев должен был соответствовать уровню зарплаты по стране в целом^{213}.

Договор предусматривал также, что «русские части не могут принимать никакого участия во внутренних делах страны или в ее внешних недоразумениях, равно как и не могут быть привлекаемы в таких случаях кем бы то ни было»^{214}.

Приемлемы были и условия Сербии. Она соглашалась принять войска Врангеля на пограничную службу и обязывалась сама содержать их. Проблема возникла только в связи с наличием многочисленного командного состава, не состоявшего на должностях, то есть не имевшего подчиненных. Поэтому было принято решение числить их унтер-офицерами. На рукав им полагался небольшой погон со знаками отличия последних воинских званий в Русской армии. Сама же форма одежды была установлена такой, как и у сербских военнослужащих^{215}.

Эти более-менее сносные условия, предложенные Сербией, сами галлиполийцы объясняли так: «Россия была втянута в мировую войну по вине сербов, спасла их, хотя сама при этом потеряла все, вот поэтому их страна таким образом хочет отблагодарить своих спасителей»^{216}.

С помощью видных деятелей российской эмиграции Кутепову удалось решить еще одну задачу. Был организован выезд в Чехию ста человек для учебы в политехникуме. О такой возможности в штабе корпуса узнали случайно, и Кутепов тут же по телеграфу запросил 500 вакансий для галлиполийской молодежи. Вскоре выяснилось, что принять на бесплатное обучение могут только 100 человек. Из числа молодых офицеров, как правило бывших студентов, закончивших в России один-два и более курсов технических высших учебных заведений, отобрали несколько сот кандидатов и после коллоквиумов 100 человек из них отправили в Прагу. Считалось, что России после ее освобождения от власти большевиков потребуется много специалистов именно с техническим, а не гуманитарным образованием.

Провожая будущих студентов, генерал Кутепов напутствовал их: «Помните, вы сыны великой России и вам на чужбине теперь более, чем когда-либо, надо с достоинством нести русское имя и представительство своей нации»^{217}. Когда в корпусе решили изготовить отличительный знак «сидельцев» — галлиполийские кресты, — то первую их партию Кутепов приказал отправить в Прагу, как он выразился, «нашим студентам»^{218}. Практически все они после приема в Константинополе, устроенного для них самим Врангелем, благополучно прибыли в Чехию, а во время учебы отличались от остальных русских студентов высокой организованностью и сплоченностью.

Армия Врангеля существовала как изолированное от внешнего мира сообщество людей, движимых стремлением выжить и быть востребованными по своему прямому назначению — для боевых действий против Советской России. Эта изолированность приводила к тому, что истинную картину жизни в лагерях из эмигрантов в Европе мало кто знал. Слухов, конечно, ходило много. Немалую роль в формировании мнения об армии Врангеля сыграли статьи, появившиеся в английских и французских газетах. Чаще всего эти публикации описывали личный состав корпуса как разложившихся и опустившихся вконец людей, социально опасных для тех стран, которые захотят приютить «сидельцев» на своей территории. Неудивительно, что многие деятели русской эмиграции на первых порах старались отмежеваться от Врангеля. Способствовало этому, как уже отмечалось, и бытовавшее мнение о монархических настроениях галлиполийцев.

Однако с лета 1921 г. контакты армии с эмиграцией стали расширяться. К тому времени был разгромлен Колчак, надежд на остальные очаги сопротивления войскам Красной армии, на Дальнем Востоке и в Забайкалье, было мало. Оставалась только армия Врангеля — потерпевшая поражение, но не сложившая оружия. Именно тогда наиболее радикальная часть русской эмиграции и стала рассматривать войска Врангеля как важный козырь в единении против Советской России. Конечно, среди тех, кто громко ратовал за поддержку Врангеля, были и авантюристы, желавшие заполучить в западных странах финансовые средства. Однако погоды они не делали, и в целом попытки Врангеля сохранить свою военную организацию находили поддержку в эмигрантских кругах.