– Я бы хотел тебя с ними познакомить. Как-нибудь мы съездим к ним, ты точно понравишься моей маме.
– Не могу представить себе семью, где все живут дружно и внезапно не исчезают. Должно быть, это здорово, когда у тебя есть надежный тыл, поддержка и одобрение тех, кто тебя любит.
– Наверное, когда все хорошо, ты просто перестаешь это замечать, но, согласен, близкие для меня очень важны. У нас дружная семья.
– Как хорошо, что ты так о них говоришь. Я бы тоже хотела расти в здоровом, позитивном семейном климате, быть самой собой и рассчитывать на безусловную поддержку. Потому что, когда этого нет, ты чувствуешь себя как последний котенок, оставшийся в корзинке, понимаешь, о чем я? Такой маленький, черненький, одинокий, мяукает и не знает, куда идти.
– Маленький мой черненький котенок, теперь ты не одинок. – Риккардо гладит меня по щеке. – Я с тобой.
– Тогда давай выпьем за тех, кто сорок четыре года остается друг с другом!
– С удовольствием!
– Можно задать тебе один вопрос, личный? – спрашиваю Риккардо.
– Валяй.
– Элиза – первая девушка, с которой у тебя были серьезные отношения?
– Скажем так, первая девушка, с которой я планировал свое будущее, но до нее у меня были серьезные отношения. Только… в общем, все кончилось плохо.
– Она тебя бросила?
– Она… умерла… лейкоз… в двадцать шесть лет.
– Нет! – закрываю рот руками.
– Да, все произошло молниеносно. Это было… ужасно.
Риккардо отпивает глоток вина.
– Но… ты был с ней до…
– Я держал ее за руку… до самого конца, да. Мы были готовы, все знали… Она хотела, чтобы я был с ней.
– Мне так жаль… ты не представляешь, как мне жаль.
– Представляю… – Он покашливает, поправляет пиджак. – Поэтому я терпеть не могу всякую хренотень, недовольные физиономии и лукавство. Жить нужно в ладу с собой, другого пути нет.
Я молчу.
Смотрю на себя со стороны и понимаю, что реальность переворачивается, что все мои беды представляют собой какую-то абстракцию. Я часто испытывала горе эмоциональное, но оно никогда не материализовывалось, никогда не было непоправимым, таким, например, как смерть горячо любимого человека.
Неожиданно Риккардо говорит:
– А давай поиграем в игру «что ты выбираешь»!
– Что?
– Игра «что ты выбираешь». Правила такие: я, например, говорю тебе: «Ты бы съела подобранный с земли окурок или жила бы в рабстве у Барбары целый год»?
– Какая дурацкая игра! – смеюсь я. – Для начальной школы! Ну хорошо, конечно, я выбираю окурок! Теперь я! Ты спустился бы голым в метро или всю ночь сидел бы в комнате, где моя сестра ругается с мамой?
– Выбираю метро! А ты поцеловалась бы со мной или с официантом?
– С официантом!
– Тогда я его позову.
– Нет, ладно, на этот раз сойдешь и ты.
Мы целуемся в свете свечи.
Его губы, мягкие и теплые, касаются моих, как дуновение ветра.
Он целует меня так сильно и нежно, что я чувствую, как возбуждение поднимается откуда-то из живота и обжигает щеки.
Сердце замирает, голова кружится, я уже не владею собой, и, если бы мир вокруг нас вдруг исчез, я бы совершенно ничего не заметила.
Выходим из ресторана, нежно обнявшись, как настоящие влюбленные на первом свидании. Мне так хорошо, что я решительно не замечаю синего «пунто», припаркованного у ресторана.
Мы идем, взявшись за руки, по пустынному городу. Вечер просто волшебный, на небе высыпали звезды, и впервые за долгое время я чувствую себя в ладу со всем миром, чувствую себя спокойно и уверенно и знаю, что все хорошо.
Но как часто бывает в жизни, когда тебе кажется, что все хорошо и ты наконец-то можешь расслабиться, именно в этот момент авторы сценария твоей судьбы немедленно придумывают неожиданный поворот сюжета, чтобы подогреть зрительский интерес.
Мне приходит эсэмэска такого содержания: «Скажи этому мерзавцу, своему парню, что я беременна».
Четырнадцатый сеанс
– Вы уверены, что Барбара беременна?
– Она так говорит, не могу же я проверить.
– А Риккардо?
– Риккардо злится. Говорит, что это невозможно, что он был осторожен, они предохранялись. Целыми днями ругаются по телефону. Он хочет поговорить с ее гинекологом, она возражает и твердит, что он должен взять на себя ответственность. Барбара – твердый орешек, только она еще не поняла, с кем имеет дело. Она пустила в ход тяжелую артиллерию, но не на того напала.
– А как ваши отношения с Риккардо?
– Остыли. Он молчит, ходит грустный. Чувствует себя в западне. Мы отдалились друг от друга, эта новость нас шокировала, мы не знаем, как быть. Я не хочу оставлять его одного, но, с другой стороны, не знаю, чем помочь ему, не могу выбросить из головы тот факт, что она ждет от него ребенка. Это несправедливо и, более того, абсурдно.
– Вы сердитесь… Я вас понимаю.
– Я не сержусь – я в бешенстве! Злая на всех: на судьбу, на Бога, на презервативы «Durex», но в первую очередь на себя!
– Почему? Вы-то тут при чем?
– Это я подстроила их встречу, вы помните? Это я рассказала Барбаре, что Риккардо ею увлекся, я дала ей номер его телефона. Видите, что из этого вышло? Я наказана за все глупости, которые когда-либо сказала или сделала в жизни, так мне и надо! Я нашла чудесного парня, открытого и честного, к тому же он влюблен в меня, и сама же бросила его в объятия другой. Я ПРОСТО ДУРА!
– Кьяра, в том, что Барбара беременна, вы не виноваты. Они были знакомы, все могло произойти и без вашего участия.
– Ох, но я-то постаралась, разве не так? Оставалось только подоткнуть им одеяло и почитать сказку на ночь!
– Давайте подождем новых известий, а потом решим, что делать, ладно? Посмотрим, как будут разворачиваться события. Мы знаем Барбару и знаем, что ради своей прихоти она готова на все. А вдруг окажется, что это ошибка, что Риккардо ни при чем? Давайте не будем торопиться с выводами.
– Никогда себе этого не прощу, я сломала ему жизнь.