Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Исход?

— Если я когда-нибудь применю её, — ответила Шай, — вся моя жизнь Воссоздателя будет полностью переписана. Исчезнет всё. Я не буду знать, как сделать даже самую обычную печать; забуду, что когда-то была ученицей Воссоздателя. Стану обычным человеком.

— И ты хочешь этого?

— Нет.

Пауза.

— Да. Возможно. Какая-то часть меня, наверное, хотела бы такого исхода.

Как трудно быть честной. Очень трудно. Но иногда это единственный возможный вариант.

Она иногда мечтала о простой жизни. Чем-то похоже на странное желание спрыгнуть с большого обрыва, только чтоб узнать каково это. Очень соблазнительно, несмотря на всю глупость поступка.

Обычная жизнь. Без тайн и лжи. Шай любила свою жизнь. Ей нравятся острые ощущения, добиваться успеха, творить чудеса. Но… частенько, находясь в бегах или в темнице, она мечтала о другом.

— Твои дядя и тётя? — спросил он. — Дядя Вон, Тетя Сол, они тоже упомянуты в печатях. Я прочёл это здесь.

— Нет никаких дяди и тети, — прошептала Шай.

— Но ты их постоянно вспоминаешь.

Она зажмурилась.

— Я понимаю, — продолжил Гаотона, — жизнь полная лжи заставляет реальность и вымысел смешиваться. Но если ты воспользуешься печатью, то безусловно забудешь не всё. Но как ты намерена скрыть такую ложь от себя?

— О, это станет самой грандиозной подделкой, — ответила Шай, — которая обманет даже меня. Я буду убеждена, что умру, если не ставить штамп каждый день. В моём новом прошлом присутствует история болезни и посещение… запечатывающего, или как вы их называете. Целитель, работающий с печатями душ. Именно такой врач якобы дал мне лекарство, которое нужно принимать каждый день, а тётя Сол и дядя Вон будут посылать мне письма. Всё это часть большого представления по обману самой себя. Письма уже написаны. Прежде чем нанести печать, я заплачу почте, чтобы они периодически их высылали.

— Но что, если ты попробуешь навестить их? — поинтересовался Гаотона. — Скажем, разузнать побольше о своем детстве.

— На пластинке всё есть. Я буду бояться путешествовать. Это правда, в детстве я действительно опасалась покидать свою деревню. Если воспользуюсь данным знаком, то стану держаться подальше от городов. Мне будет казаться, что выезжать к родственникам слишком опасно. Но всё это не имеет значения, ведь я никогда не воспользуюсь печатью.

Данный штамп поставит на ней крест. Шай забудет последние двадцать лет, вплоть до момента, когда ей было восемь и она только начала интересоваться возможностью стать Воссоздателем. Шай станет совсем другой. Ни один другой знак сущности не создавал такого эффекта; да, они переписывали некоторые моменты из её прошлого, но при этом всегда оставались воспоминания о том, кто она на самом деле. А вот последняя печать действовала совершенно иначе. Ведь ей и полагалось стать последней. Это сильно пугало.

— То есть ты вложила столько труда и времени в нечто, чем даже никогда не воспользуешься, — отметил Гаотона.

— Такова жизнь.

Гаотона покачал головой.

— Меня наняли, чтобы уничтожить картину, — выпалила Шай.

Она сама не понимала, зачем сказала ему это. Шай должна быть честной с Гаотоной, только так её план может сработать, но данный кусочек правды ему знать не обязательно. Или нет?

Гаотона поднял взгляд.

— ШуКсен нанял меня уничтожить картину Фравы, — продолжила она, — вот почему я сожгла шедевр вместо того, чтобы вынести его из галереи.

— ШуКсен?! Но… он автор! Для чего ему желать уничтожения одной из своих работ?

— Потому, что он ненавидит империю, — ответила Шай. — Картина нарисована для любимой женщины, а её дети подарили шедевр императору. ШуКсен уже стар, ослеп и почти не может двигаться. Творец не хочет уйти в могилу, зная, что одна из его работ теперь прославляет Империю Роз. Он умолял меня сжечь её.

Казалось, что Гаотона остолбенел. Арбитр смотрел на неё, словно пытался заглянуть в саму душу Шай. Зачем так пристально смотреть, в течение этого диалога она уже и так полностью раскрылась.

— Мастеров его уровня очень сложно подделать, — продолжила Шай, — особенно не имея оригинала, с которого снимаешь копию. Если ты внимательно подумаешь, то поймешь, что я никогда бы не создала такие подделки без его помощи. Он объяснил мне свои приемы и технику, рассказал о процессе её написания. Обучил манере нанесения мазков кистью.

— Почему ты просто не вернула ему оригинал? — спросил Гаотона.

— Он умирает, — ответила Шай. — Для него нет смысла хранить её у себя. Эта работа была написана для любимой. Раз возлюбленной уже нет в живых, то он решил, что и картины не должно быть на этом свете.

— Бесценное сокровище, — произнес Гаотона, — утрачено из-за глупой гордости.

— Это была его работа!

— Уже нет, — возразил Гаотона. — Она принадлежит тем, кто её хоть раз видел. Зря ты согласилась. Никак нельзя оправдать уничтожение картины такого масштаба, — он поколебался. — И всё-таки, я понимаю. Ты поступила по-своему благородно. Твоей целью был Лунный Скипетр. Подвергать себя такому риску, чтобы уничтожить картину, было опасно.

— ШуКсен обучал меня живописи с моих юных лет, — промолвила она. — Я не могла отказать ему в просьбе.

Было видно, что Гаотона не согласен, но создавалось впечатление, что он понимает. Ночи! Шай чувствовала себя беззащитной.

«Это важно, — говорила она себе. — Может быть…»

Но Гаотона так и не вернул её пластины. На самом деле Шай и не ожидала, что он так поступит, не сейчас. Пока их соглашение не будет выполнено, до завершения которого она уже и не надеялась дожить, если конечно не убежит.

Гаотона и Шай испытали последнюю группу печатей. Как и планировалось, каждая из них продержалась по крайней мере минуту. Наконец перед её взором сформировалась целостная картина, идея того, как будет выглядеть уже завершенная версия души. Они закончили с шестой печатью, Гаотона был готов к пробе следующей.

— Вот и всё, — сказала Шай.

— Всё на сегодня?

— Вообще всё, — ответила Шай, убирая последнюю печать.

— Ты закончила? — спросил Гаотона, выпрямившись. — Почти на месяц раньше! Это…

— Я не закончила, — прервала его Шай. — Самое трудное впереди. Мне нужно вырезать несколько сотен штампов в миниатюре, объединить их друг с другом, после чего создать корневую печать. Проведённую работу можно сравнить с подготовкой палитры, смешиванию цветов и определением манеры исполнения. Теперь осталось нанести всё это на холст. Когда я делала нечто подобное в последний раз, у меня ушло почти пять месяцев.

— А у тебя осталось всего двадцать четыре дня.

— А у меня осталось всего двадцать четыре дня, — согласилась Шай, почувствовав укол совести. Ей нужно бежать. И поскорее. Нужно как можно скорее завершить этот проект.

— Тогда не стану тебя отвлекать, — произнёс Гаотона, поднимаясь и расправляя рукав.

День восемьдесят пятый

«Да», — подумала Шай, продвигаясь вдоль своей постели и копошась в стопках бумаг. На столе не хватало места. Поэтому она посильнее натянула покрывала, разложила листы по стопкам и взгромоздила их на кровать. «Да, его первая любовь была из рассказов. Вот почему… рыжие волосы Куршины… но это уже на уровне подсознания. Не отдавая себе в этом отчета. Сидело очень глубоко».

Как она пропустила такое? Шай всё ещё не так близка к завершению, как ей казалось. И время утекает!

Она добавила новую информацию в печать, над которой работала, в ту, что объединяла склонность Ашравана к романтике и его знания. Здесь и смущение, и стыд, и гордость. Всё, что она сумела нарыть, добавив немного от себя, идя при этом на оправданный риск, ради наполнения души жизнью. Кокетливую встречу с женщиной, чье имя Ашраван не мог вспомнить. Праздные фантазии. Близость с той, которой больше нет.

Это была самая сложная часть воссоздания, потому что являлась очень личной. Конечно, жизнь правителя не являлась секретной, ведь всё практически на виду, но он не всегда был императором.

17
{"b":"196343","o":1}