- Надеюсь, теперь, когда ты получила желанный повод для ненависти, мы сможем поговорить? - Он вытягивается поперек атласного покрывала и насмешливо добавляет, не сводя с меня пристального взгляда. - Я был терпелив, я показал тебе, что могу сдерживаться, дай мне шанс... пусти к себе, начнем заново... я могу измениться, поверь в нас.

   - Ты забрал у меня сына.

   - Такая мать ему не нужна, забитое существо, вздрагивающее от малейшего шороха.

   - Я была другой...

   - Ты была мстительной сукой, спрятавшей от меня единственного сына. Наследник Аканти жил в городских трущобах и посещал детский сад в обществе преступного сброда.

   После этих слов Кхан притягивает меня к себе, укладывает вдоль своего расслабленно - вытянувшегося тела.

   - Скажи мне, почему я не могу ответить тебе тем же? Я имею право на месть и мелочное удовольствие.

   - У каждого из нас своя истина, ты не видел ничего плохого в том, чтобы уничтожить меня, выбить все достоинство до капли. Я меньше чем никто, а кого нет, тот и уважения не стоит. Я не дура, Кхан, я могла бы учиться, но ни ты, ни твоя сестра не стали прикладывать усилий для того, чтобы дать возможность получить образование.

   - Хочешь поступить в университет?

   - Пока ты рядом не будет подобной возможности...

   - Я буду более сговорчивым, при условии определенных уступок с твоей стороны.

   - Ты угрожал мне...

   - Всего лишь ревность. - Кхан приподнимается, опираюсь на руку, заглядывает в мои глаза. - Я забуду твою неверность, не отправлю в подвал, позволю видеться с Энтони, при одном единственном условии, ты дашь нам шанс быть вместе. Я хочу семью, ласковую супруга, воспитанного сына... я хотел бы еще детей.

   Его губы совсем близко, обжигают дыханием, пытаются свести с ума. Горячие ладони скользят под платьем, тянут застежку вниз, он не скрывает желания. Мой слабый выдох:

   - Меня тошнит от тебя.

   В ответ слышу его безразличное и холодное:

   - Привыкнешь.

   Я могу привыкнуть ко всему, к дурному обращению, к насилию, к равнодушию слуг, не удается лишь привыкнуть к его любви и ласкам. От них мутит и воротит, но кому это интересно? Желание Кхана договориться продлилось до тех пор, пока ему не надоело игра в дипломата. Куда эффективней унижать, топтать и убивать несогласных с его высоким мнением. И снова те же чувства и те же ощущения, как будто и не убегала от него, и только приснилась свобода, а вот это было, окружало всегда, мерно раскачивающийся полог, низкие стоны на выдохе и его запах, влажный, терпкий, оседающий горечью на губах. Я стараюсь ему понравиться. Старая игра, только теперь он сделал ставку на нашего сына. На что я способна для того, чтобы остаться его матерью? Наверное, на все.

   Он перекатывается на спину, какое - то время лежит, пытаясь отдышаться и выровнять дыхание, потом лениво тянется к прикроватному столику, берет сигарету и прикуривает.

   - С Энтони будешь видеться по выходным, - он приподнимается на локтях, чтобы взглянуть на меня. - Знаешь, как в частной школе, за примерное поведение полагается награда в виде пирожного или конфет. Я позволю общаться с сыном при условии того, что ты будешь стараться угодить мне. Повторяю, Сани, мне нужна образцово - показательная супруга, нежная, трепетная лань с преданным взглядом и неистребимым желанием ублажать малейшие прихоти дорогого супруга.

   Он затягивается сигаретой и курит молча какое - то время, затем добавляет уже не глядя в мою сторону:

   - Что же касается тошноты, забудь, чем лучше притворство, тем сильнее мое желание вознаградить тебя за труды.

   - Я буду обязана прекрасно выглядеть и ничего не делать, тебе нужна бессловесная игрушка?

   - Хочешь поработать?

   - Это лучше, чем сидеть запертой в комнате.

   - Мне нужен секретарь, - Кхан затягивается, глядя на меня сквозь насмешливый прищур. - Здесь, в поместье, отправка почты, сортировка писем, ничего важного, но это должен кто - то делать.

   - Я могла бы помочь...

   Я приподнимаюсь, машинально стягивая на груди разорванное в порыве страсти платье, унижаться не хочется, но кого и когда интересовало мое мнение? Пришла пора забыть о том, что было совсем недолго, не вспоминать их имен... Кхан единственный важен, нужно взрослеть хотя бы ради возможности быть с сыном. Он долго и пристально изучает меня тяжелым взглядом из-под длинных ресниц. Молча тянется к столику, грубо давя сигарету в пепельнице, поворачивается ко мне и, кивая в сторону стула у стены, приказывает:

   - Танцуй для меня.

   Я послушно сползаю с кровати, иду к стулу, ставлю его посередине спальни, так, чтобы ему было отчетливо видно. Кхан нажимает кнопку пульта, и комната наполняется медленной чувственной музыкой.

   К вечеру того дня, сговорчивая и умелая шлюха, получила право видеть собственного сына не только на выходных, но и среди недели. Она была также принята на место личного секретаря Кхана после обольстительно проведенного собеседования. Наверное, он был прав, не особенно обольщаясь на счет ее моральных принципов, она с легкостью научилась продаваться, выгодно торгуясь за то, что было дорого для нее. Она не хотела попасть в подвал, она не хотела становиться тенью и, если для этого, нужно было встать на колени, она встанет, потому что он все равно поставит... или пристрелит. Наверное, она все же сломалась в тот вечер, когда не стало Вила и Сюзи, перестала бороться за что - то спрятанное глубоко внутри нее, то, что столь трепетно оберегала, закрывая ото всех, ее мечты, заветные и лелеемые, напрасные и совершенно не нужные. Зачем придумывать для себя другой мир и другую жизнь? Кхан не отпустит, побежишь, он найдет и дорогие ей люди будут уничтожены снова, снова и снова только потому, что он решил стать для нее единственным. Нельзя ни к кому привыкать и привязываться, никаких чувств, которые позволят причинить ей боль. Она же никто, слабая, безвольная игрушка с остекленевшими глазами и золотыми, тщательно завитыми локонами, послушная, исполнительная... внутри изломанная и пустая. У нее есть сын, может, стоит попытаться сделать так, чтобы ей позволили остаться его матерью. Он любит ее... любой... даже вот такой, униженной и сломленной... это мужчина ее мечты...

   С Ванессой я столкнулась неожиданно, пробыв в поместье чуть больше полугода. Энтони совсем привык к огромному дому и давно перестал пугаться гулкого эхо его парадных залов с лепными потолками и зеркально - натертым паркетом. Дом ему нравился, одна сплошная игровая площадка, оригинальный трек для его новенькой спортивной машинки. Это я все не могла свыкнуться с высотой потолков, антикварной мебелью и картинной галереей с длинными рядами портретов семейства Аканти. Возвращаясь со стопкой просмотренных писем в кабинет Кхана, я не смотрела по сторонам, пока не наткнулась на препятствие в виде этой ухоженной стервы. Классическое платье до середины колена, туфли и сумка в тон, брезгливое выражение породистого лица.

   - Все еще не найдешь смелости покончить с собой?

   - И вам приятного дня.

   Я уже не та забитая девочка за обеденным столом, могу ответить, Кхан все же пришел к выводу, что его супругу должна уважать хотя бы домашняя челядь. Надеюсь, что и к его драгоценным родственникам это тоже будет относиться, грубить я не собиралась, но и вытирать о себя ноги не позволю, для этого мне вполне достает Кхана.

   - Слышала, он стал тебя меньше бить и больше трахать, - Ванесса вызывающе скалится. - Выглядишь чрезвычайно довольной собой.

   - Смотрю вас так никто и не подобрал, чтобы хорошенько удовлетворить.

   Я тоже умею огрызаться, Сюзи научила, я ведь когда - то была свободной, имела право быть собой и делать то, что захочу.

   - Ты, что себе позволяешь, дрянь.

   Она буквально шипит и капает ядом, я насмешливо добавляю: