Однако же существуют и веские причины для критики христианских гуманистов. Во-первых, ревнуя о "новом богословии", основанном исключительно на Писании и трудах Отцов Церкви, они отрицали всю богословскую мудрость Средневековья, ослабляя тем самым, возможно, невольно, авторитет магистериума (учительной власти) Церкви. Во-вторых, интенсивно изучая греко-латинских классиков, они сформировали ошибочное мнение о врожденной добродетельности человека, что привело к недооценке ими последствий первородного греха и необходимости умерщвления плоти и самоотречения. В-третьих, для дискредитации гуманистов было достаточно уже самого факта одобрительного отношения к некоторым их тезисам Лютера, точно так же, как отчасти попали под подозрение католиков Таулер и Жерсон, труды которых Лютер цитировал.[482] Таким образом, по странному стечению обстоятельств христианский гуманизм, пытавшийся реформировать Церковь и обновить христианскую жизнь, стал жертвой собственных достижений и способствовал созданию условий для разделения Церкви. Подлинно церковный христианский гуманизм появился только в начале семнадцатого века, его крупнейшим представителем был св. Франциск Сальский. Сущность этого религиозного гуманизма описывает Бремон:

Благочестивый гуманизм обращен к потребностям внутренней жизни и вносит во все как принципы, так и дух христианского гуманизма… В богословской сфере христианский гуманизм принимает богословие Церкви без искажений и добавлений… Не пренебрегая ни одной из существенных истин христианства, он предпочитает высвечивать наиболее утешительные и радостные, словом, самые человечные истины, которые в дальнейшем рассматривает как наиболее божественные и, если можно так выразиться, как наиболее согласующиеся с бесконечной добротой. Таким образом, центром учения христианского гуманизма является не первородный грех, а искупление… Таким образом, не ставится также под вопрос необходимость благодати и говорится не об экономном распределении ее между отдельными избранниками, а о свободном наделении ею всех, о большей устремлености благодати к нам по сравнению с нашей готовностью принять ее…

Гуманист не считает человека ничтожным. Он всегда всей душой на стороне нашей природы. Даже если он видит, что она немощна и беспомощна, он оправдывает ее; он защищает ее и заботится о ее восстанавлении.[483]

СВ. ИГНАТИЙ ЛОЙОЛА

Эпоха Возрождения, как мы установили, имела гораздо меньшее влияние на духовность, чем можно было бы ожидать; что же касается Церкви в целом, то, видимо, ее последствия вели скорее к разделению, чем к реформе. Новым течениям, вызванным к жизни Лефевром и Эразмом, так и не удалось полностью порвать с основными направлениями средневековой духовности; напротив, личности, прославившиеся в мистике шестнадцатого века, продемонстировали верность прошлому, продолжив разработку практики методичной мысленно творимой молитвы, корни которой, как мы видели, уходят в монашескую традицию. Это с особой наглядностью проявилось в случае св. Игнатия Лойолы (1491–1556) и испанской школы духовности.

Мы обязаны св. Игнатию фактически двумя выдающимися вкладами: он придал духовным упражнениям совершенную форму и создал в Церкви новую форму монашеской жизни. Родился он в 1491 г. в баскской провинции Гипу-скоа; был на военной службе, однако в 1521 г., защищая Памплону от французов, получил ранение в правую ногу и вынужден был отказаться от военной карьеры. Похоже, что в период выздоровления чтение книги Жизнь Христа Лудольфа Саксонского и Золотой легенды Иакова Воррагинского перевернуло мысли Игнатия, направив их к обращению. После некоторых колебаний, сомнений и нерешительности он начал поиск, стремясь выяснить Божию волю о себе.[484]

Игнатию были известны разные монашеские ордена. Сначала он подумывал о вступлении в орден картузианцев. Многие его родственники были францисканцами-терциариями, а кузина была основательницей монастыря кларисок. Долгое время он провел в небольшом доминиканском монастыре в Манресе, где его духовником и наставником был приор.

Позднее группа доминиканцев защищала и помогала утверждению Общества Иисуса. Однако, возможно, наиболее плодотворным оказалось общение с бенедиктинцами в Монтсеррате, где, по всей вероятности, Игнатий и познакомился с devotio moderna и духовными упражнениями Гарсиа де Сиснероса. Свой первый проект Упражнений (Exercises) Игнатий составил, повинуясь божественному водительству; в 1534 г. в Париже он внес исправления, а в 1548 г. Упражнения были одобрены Папой Павлом III.[485]

Духовным упражнениям св. Игнатий отводит четыре недели, хотя время может быть увеличено или уменьшено в соответствии с потребностями занимающегося или по решению наставника. Сначала наставника имел каждый занимающийся, но к 1539 г. иезуиты начали преподавать Упражнения группам. Поначалу также требовалось, чтобы занимающийся был христианином доброй воли, желающим более ревностно послужить Христу и обладающим достаточной духовной подготовкой; позднее Упражнения преподавались более широкому кругу людей. Из двадцати примечаний, включеных св. Игнатием во введение к Упражнениям, можно привести следующие: определение цели Упражнений — помочь занимающемуся очистить душу, чтобы выяснить свое призвание и неотступно следовать ему; дозволение проявлять личную инициативу — возможность отказа от бесед и переход к молитвенной практике, когда занимающийся чувствует к этому внутреннее побуждение; необходимость максимально строгого выполнения расписания и методики Упражнений, однако с учетом возраста, состояния здоровья, уровня знаний и образа жизни занимающегося; предостережение наставнику о недопустимости излишнего вмешательства и стремления повлиять на выбор или решение занимающегося.

В самом начале св. Игнатий советует взращивать святое безраличие ко всему тварному, утверждая, что человек создан для прославления, почитания Бога и служения Ему Ради спасения своей души; все тварное дано человеку для борьбы за осуществление конечной цели, для которой сам человек был сотворен; поэтому человеку надлежит пользоваться тварными вещами, пока они помогают ему в достижении вечной цели, но как только они превращаются в пре-иятствие на пути к ней, человек должен избавиться от них. Св. Игнатий настаивает на том, чтобы уже в начале, на первй неделе, предпринималось все возможное для служения Богу и для прославления Его, — мысль, впоследствии ставшая девизом иезуитов и отличительной чертой духовности Игнатия: Ad majorem Dei gloriom.

Затем св. Игнатий определяет тему медитаций на первой неделе — грех и ад. Чтобы вникнуть в предмет, он советует привлекать три способнрсти, а именно: вызвать в памяти исследуемый грех, максимально воссоздавая обстоятельства; затем, включив ум, размышлять над ним; и, наконец, волей разбудить чувства. К медитации добавляется особая проверка, которую св. Игнатий считает в той же мере важной для духовного развития, как и саму медитацию. После материала, отведенного на первую неделю, он перечисляет десять "дополнений", наставляющих занимающегося в различных вопросах, например, поведения и покаяния.

На второй неделе для медитации предлагаются темы о жизни Христа до Воскресенья ваий.[LXXXVIII] Задача второго этапа, который, впрочем, может продолжаться до двенадцати дней, состоит в том, чтобы сделать выбор в ответ на Божий призыв. В первый день занимающийся сравнивает отклик хороших и верных людей на призыв уступчивого и доброго короля с откликом, которым должны ответить Христу-Царю христиане; затем расписаны медитации на первые три дня. На четвертый день св. Игнатий вводит символ "двух прообразов" — Христа и Люцифера — и поясняет, что Христос желает привести все души к духовной — и материальной — нищете, к готовности переносить презрение, к смирению. С пятого по седьмой день медитации возвращаются к жизни Христа, после чего св. Игнатий говорит о трех типах смирения: о смирении, необходимом для спасения, о более совершенном смирении и о смирении в высшей степени совершенном.