– Не следует уже сейчас пророчить себе неудачу, – попыталась успокоить ее Шарлотта. – У мистера Фитцгерберта тоже есть свои проблемы, просто мы о них ничего не знаем. Но и нам не следует вести себя так, чтобы он узнал о наших. Мы должны сделать все, чтобы этот вечер удался. А через неделю тебе станет намного лучше. Все в порядке, дорогая, стол напоминает натюрморт кисти фламандских мастеров, даже жаль его трогать.

– А как оркестр? – встревоженно спросила Эмили. – Музыканты уже прибыли? Хорошо ли они одеты, трезвы ли?

– Конечно, они уже здесь, – заверила ее Шарлотта. – Одеты безукоризненно, в черных костюмах, сюртуки отделаны голубым шнуром. И, кажется, вполне трезвы. Один из скрипачей показался мне чересчур веселым, но он ведет себя вполне прилично. Тебе не о чем беспокоиться, уверяю тебя.

– Я так тебе благодарна… Прошу тебя, Шарлотта, будь мила и приветлива со всеми гостями. – Эмили взяла Шарлотту за руку. – Какими бы глупыми и надменными они тебе ни казались и какие бы глупости ни говорили. Мы не должны никого обидеть, если хотим, чтобы Джек прошел. Самые неприятные люди, увы, бывают и самыми влиятельными.

Шарлотта прижала руку к сердцу.

– Обещаю быть воплощением любезности и внимания, не высказываться бестактно или говорить невпопад, когда моего мнения никто не спрашивает; обе-щаю ни над чем не смеяться, кроме очевидных шуток. – Она с удовольствием заметила, как постепенно успокаивается Эмили и сомнения ее сменяются улыбкой и смехом. – Я никому не скажу, что мой муж полицейский, – продолжала Шарлотта. – Я знаю, как это может напугать – если, конечно, он не офицер самого высокого ранга и не джентльмен по рождению, как Мика Драммонд. А поскольку мой Томас ни то ни другое из того, что требуется в глазах света, я буду лгать, как цыган, продающий лошадь.

Отец Питта служил простым егерем в поместье. Своим безупречным английским его сын обязан тому, что обучался вместе с сыном хозяина, был вхож в дом и стал товарищем по играм юного джентльмена. Томас не был благородного происхождения и не разделял взглядов знати.

Шарлотта, родившаяся в семье, принадлежащей к среднему классу Англии, – не относящейся к аристократии и тем не менее достаточно состоятельной, чтобы не зарабатывать на хлеб собственным трудом, – выйдя замуж, относительно легко научилась обходиться одной служанкой и приходящей прислугой для большой уборки два раза в неделю. Она сама готовила, штопала одежду, экономно делала покупки, хорошо вела дом – и даже получала от всего этого удовольствие.

Эмили, выйдя замуж, не пришлось обременять себя заботами о доме – огромном особняке в фешенебельном районе Лондона – или о поместье Эшворд-хилл, куда она наезжала в конце недели и где проводила какую-то часть летнего сезона. Она всегда была тщеславной, что касалось положения в обществе, и, будучи способной и умной, быстро усваивала все и училась. Она любила блеск и изысканность приемов, поединки злословия и остроумия и не прочь была проверить силу своего женского обаяния. Она заработала довольно прочную репутацию в обществе, не пострадавшую даже от того, что так быстро снова вышла замуж после смерти первого мужа. Теперь Эмили намеревалась сделать все, чтобы помочь Джеку достичь новой цели, ставшей еще ближе после разоблачений, связанных с убийствами в Хайгейт-райз.

– Обещаю тебе, что буду тактичной со всеми твоими гостями, – торжественно поклялась Шарлотта. – Даже если от усердия у меня лопнет корсет.

Эмили хихикнула.

– И будь особенно мила с лордом Энстисом, прошу тебя! Он самая важная персона на этом балу. – Шутливость исчезла, и Эмили стала серьезной. – Если кто-то будет испытывать твое терпение, остановись и подумай, прежде чем что-то сказать. Вспомни убогое жилище, куда как-то привел тебя Стивен Шоу, маленькую изможденную женщину и десятки тысяч таких же, как она, больных, голодных и холодных, терпящих всё только потому, что хозяин отказался починить крышу или прохудившиеся водосточные трубы, а бедняку некуда больше податься. В таких случаях поблагодаришь даже дьявола, если он поможет.

– Я все сделаю так, как ты просишь, Эмили, – пообещала Шарлотта, наклонившись и убирая рукой с ее лба прядку упавших волос. – Поверь мне, я не такая свое-нравная и недисциплинированная, как ты думаешь.

Эмили ничего не сказала, лишь опустила глаза и с облегчением по-настоящему улыбнулась.

Оставшиеся полчаса сестры болтали о моде, светских сплетнях, о том, кто придет на бал и кто им нравится, а кто нет и почему. Затем Шарлотта заботливо поправила постель Эмили, разгладила смятые простыни, взбила подушки, снова заверила сестру в том, что все готово к приему гостей, поклялась еще раз, что будет образцом внимания и тактичности, и наконец покинула спальню, чтобы подготовиться к приез-ду гостей.

На лестнице она встретилась с Джеком. Ее зятя нельзя было назвать красивым в общепринятом смысле этого слова, но он был обладателем необыкновенно красивых темно-серых глаз в таких пушистых ресницах, которым позавидовала бы любая женщина, и незабываемой улыбки. Впервые увидев его, сестры решили, что он слишком привлекателен, чтобы заслуживать доверия. Однако постепенно настороженность сменилась уважением, а вскоре и настоящим доверием, когда он, как истый друг, проявил смелость и трезвость суждений в невыносимо трудные дни испытаний после того, как муж Эмили погиб от руки убийцы, а сама она оказалась под подозрением. Эмили не сразу поняла, что полюбила, но теперь в этом не было сомнений. Всякий раз, думая о них, Шарлотта радовалась.

– С ней все хорошо, – быстро ответила она. – Все это пройдет.

Джек старался скрыть свою тревогу.

– Вы готовы? – наконец спросил он, оглядывая ее новое платье, подарок Эмили.

У Шарлотты никогда не хватило бы денег на такое дорогое платье, да и повода для этого тоже не было. Платье густого голубого цвета шло к ее темно-каштановым волосам и тронутой загаром золотистой коже. Естественно, будучи подарком франтихи Эмили, оно было декольтированным, с красивой асимметричной вышивкой по подолу, что лишь только-только становилось принятым. Турнюр был почти незаметным, ибо модницы уже меняли его на элегантный шлейф.

Джек, человек достаточно светский, не мог не следить за модой, поэтому он сразу оценил новое платье Шарлотты – не только потому, что оно должно было произвести впечатление, но и потому, что весьма шло его невестке. Шарлотта подозревала, что от него не укрылось также и то, как она чувствует себя в нем. Им обоим были знакомы моменты в жизни, когда приходилось ограничивать себя не только в одежде, но и в чем-то большем из-за скудости средств.

Лицо Джека расплылось в понимающей улыбке. Слова сейчас были бы неуместны.

Когда они вместе достигли пролета лестницы, ведущей в холл, на улице уже послышался цокот копыт. Начали собираться гости. Вскоре двери распахнулись, впустив шумную и веселую группу первых из них. Послышался шорох снимаемых плащей и накидок, стук каблуков по мрамору пола, шелест шелка и тафты широких юбок, задевающих балюстраду лестницы. Гости поднимались по ней, здоровались и проходили в зал, несколько смущенные тем, что оказались первыми, а это считается дурным тоном. Но отступать было поздно. А впрочем, кто узнает, что они были первыми?

– Сэр Реджинальд, леди Уэст, как я рада видеть вас! – воскликнула Шарлотта, сияя улыбкой. – Я миссис Питт, сестра миссис Рэдли. Какая жалость, что она прихворнула и не может приветствовать вас лично, но я счастлива, что эта честь выпала мне. Разумеется, вы уже знакомы с моим зятем мистером Джеком Рэдли.

– Здравствуйте, миссис Питт, – довольно холодно ответила леди Уэст, неприятно удивленная, что видит перед собой не ту сестру, которую ожидала. – На-деюсь, с миссис Рэдли не случилось ничего серьезного?

– Разумеется, нет! – горячо опровергла ее Шарлотта. Конечно, было бы бестактно объяснять причину, но что-то сказать следовало. – Одно из тех неизбежных временных недомоганий, которые нам, женщинам, остается лишь достойно переносить.