– Проголодалась? Пойдешь еще.
Если у которой сваливалась полумаска, любопытный оказывался в верном проигрыше. Не было решительно ни единой просто дамы, а все больше «эти дамы» или, в лучшем случае, швейки, горничные, прачки. Избави Бог от таких маскарадов».
В присутствии на маскарадах «белошвеек» нет ничего удивительного – пропуском служили костюм и маска. В Москве было несколько специальных мастерских, снабжавших этими атрибутами праздника всех желающих. Владелец самой крупной из них, А. Талдыкин, в 1912 году даже занялся кинопроизводством, используя свои богатые запасы для съемок фильмов «из восточной жизни».
Люди побогаче специально к новому сезону заказывали оригинальные костюмы, чтобы принять участие в конкурсах. В 1910 году в Охотничьем клубе победитель среди мужчин получил в качестве первого приза «изящный серебряный ящик для сигар», а дамы – ценные туалетные приборы и золотые жетоны. Попутно отметим, что участие в этом маскараде стоило недешево: кавалеры платили за вход по восемь рублей, в половину этой суммы обходился билет дамам, гостям «по запискам от членов клуба», а также офицерам и студентам. Штатские допускались на праздник только во фраках, военные и студенты – в мундирах, но обязательно в масках.
По традиции, возникшей еще в XVIII веке, маскарады открывали широкие возможности для любовного флирта – вспомним хотя бы известную драму М. Ю. Лермонтова. Наступление эпохи капитализма внесло изменение в состав участников этой некогда чисто дворянской забавы. Вместо томимых скукой и потому искавших новых впечатлений светских красавиц маскарады заполонили дамы вовсе не голубых кровей.
Вследствие этого мужчинам приходилось быть вдвойне осторожными. Богатый промышленник Н. А. Варенцов описал в мемуарах, как однажды на маскараде в Купеческом клубе ему довелось увлечься стройной дамой в «домино». Из клуба он привез незнакомку в отдельный кабинет загородного ресторана, где уговорил ее снять маску. К неописуемому ужасу кавалера, его спутница оказалась довольно пожилой, хотя и со следами былой красоты. Под благовидным предлогом Варенцов поспешил откланяться, но она, узнав невзначай фамилию своего «маскарадного» знакомого, попыталась искать с ним новых встреч. Как выяснилось, «эта дама» была портнихой, а в молодости жила на содержании у какого-то высокопоставленного лица.
Другой характерной чертой московских балов и маскарадов начала XX столетия, по свидетельствам современников, было отсутствие на них искреннего веселья.
«Скука московская, – писала газета „Русское слово“, – это скука иная; это – скука сытая, откормленная, широкая; она любит что-нибудь огромное, дерзкое, резкое; это – скука богатая, и потому ей, что называется, сам черт не брат!
Вот, например, недавно был в Москве частный богатый бал, конечно – купеческий. На этом балу все дамы явились в костюмах времен Директории и при этом были татуированные. Скука нарочно выписала для этой цели известных мастеров татуировки из Лондона, и стоило ей это больших денег... Та же скука для кавалеров этого бала выписала нарочно из Парижа целую партию красных фраков...
На этом же балу часть дам, которых скука не успела еще татуировать, – приехала босыми, в одних сандалиях по системе Кнейпа [9], унизанными перстнями, – произвели даже на скуку такое впечатление, что она на секунду подняла свои тусклые очи... и улыбнулась...»
Вторил коллегам летописец московской жизни из журнала «Искры»:
«Поехал я поглядеть на маскарад в Большом театре. Масок (домино) не было почти ни у кого. Все дамы в партере были без домино. На афише, правда, стояло: всем дамам в партере быть в масках. Но не послушались афиши московские дамы. Спрашиваю одну:
– Что же вы без интересной полумаски?
Поглядела на меня было – розовая, сверкающая бриллиантами первогильдейша [10]– и говорит:
– Как это можно! Бог весть за кого могут меня принять. Незнакомец дерзкий заговорит и пригласит еще на ужин.
– Ну, разумеется, без маски и вы никого интриговать не можете, и к вам никто не подойдет. Что же вы, однако, намерены здесь делать?
– Погляжу и уеду.
– Проскучаете?
– А разве в Москве веселятся?
Посмотрел я кругом: точно – никто не веселится. Ходят по зале все больше «свой» со «своею», перекидываются замечаниями о костюмах; подслушал даже совсем не маскарадный разговор – о каком-то Карпыче, который постом непременно тулуп вывернет [11].
– И нажег же он меня, проклятый! – воскликнул пунцово-лиловый коммерсант другому коммерсанту желто-лимонного цвета.
– А на то и щука в море, чтобы карась не дремал, – ответил желто-лимонный.
Дамы все больше зевали в ручку. В ложах сидели купеческие самочки мумиями и легонько изредка шевелились, чтобы брильянты больше играли. Интриговал в зале один Клементьев в костюме щеголя времен Директории. Еще робко и как– то конфузясь выступал в женском домино г. Собинов, но интриговать не решался.
Костюмы дам были, по идее, все – самое старое старье: гречанки, турчанки, цыганки. Ни единого оригинального костюма; ни единой искры веселья.
– Ну, что, господин Старый Лис, как вы находите сегодняшний маскарад? Ведь вы видали же в старые годы такие увеселения? – спрашивает меня один знакомый.
– Видал. Только теперь совсем не то. Это вовсе не маскарад.
– А что же это?
– Выставка купеческих брильянтов, большой ювелирный магазин, устроенный на новых началах, грандиозная модная лавка дамских туалетов – все, что хотите, только не маскарад».
Праздничный вечер в Большом театре тоже был давней традицией московского сезона балов. Для проведения танцев и прочего веселья зрительный зал освобождали от кресел. Там и полагалось «интриговать» дамам в масках. Чтобы им это было проще делать, существовали специальные аксессуары: значки и конвертики для посланий, которые публика пересылала друг другу посредством «бальной почты».
Что же касается сетований на скуку, царившую на балах, и неумение москвичей веселиться от души, то они появлялись в печати в течение всего описываемого нами периода. Причем, как ни странно, в 1910 году журналисты ставили в пример совсем недавнее прошлое, «когда Москва действительно умела веселиться».
И все же, судя по сообщениям прессы, удачные празднества иногда происходили. К ним, например, репортеры отнесли карнавал, устроенный в Благородном собрании немецким обществом Liedertafel. Несмотря на то, что билеты на него продавали только знакомым, собралась более чем тысячная толпа.
«В 11 часов началось шествие, которое открыла группа мухоморов, – писал о празднике „Голос Москвы“. – За ними следовали веселые кузнечики, забавный воз с сеном, в который запряжены были две крошечные лошади с громадными тирольцами. В большом неводе тащили крокодила и несколько рыбок. Царица лета ехала в роскошной колеснице, убранной розами. Ее окружали бабочки, стрекозы, кузнечики. В громадной клетке везли двух обезьян. Группа католических аббатов с бутылками бенедектина и с девицами под руку с веселыми танцами прошла в этом шествии. Малороссийская деревня была здесь налицо с ее парубками и дивчинами. Шествие замыкал лесной царь, за которым следовал в колеснице принц карнавала, окруженный бабочками, арлекинами и проч. Это шествие прошло через большой зал дважды, и затем пред троном карнавала были устроены танцы. После шествия участники соединились с костюмированными зрителями, и танцы продолжались всю ночь».
Год спустя положительных отзывов удостоился концерт– маскарад, устроенный в Большом театре А. А. Бахрушиным.
