Пресненское гуляние.

Здесь много тише и скучнее. Функционирует только одна палатка с каруселями. Хозяин с большим багровым носом и его два подручных унылы. Деланно-весело зазывают к себе и играют тоскливого «Варяга».

Пустуют американские качели, несмотря на строгое предупреждение: «Стоя качаться воспрещается».

Есть тут и народный театр. Над крышей его возвышаются картины-плакаты: «Мобилизация в деревне», «Отбитие турецкого знамени», «Взятие турецкого редута». Русские солдаты в зеленых мундирах, турки – в синих. Бомбы, которыми расстреливают друг друга враги, аршина 3 в диаметре.

– Почему японцев они не изображают? – спрашивает какой-то подвыпивший рабочий.

Публика здесь серая».

В традициях московских журналистов было юмористическое подведение итогов праздников. Чаще всего персонажами рассказов на тему «Как мы провели Масленицу» были купцы, повеселившиеся во всю ширь натуры. Примером может служить рассказ И. Мясницкого, герой которого пытался пролить свет на тайну своих похождений с помощью случайных записей:

– Максим Исаевич охнул, икнул и прищурился на написанное.

«Красные блины с зернистой икрой и с кумом – 12 р. 48 к.»... Вот оно что... Это я для памяти, по своей аккуратности... Но почему 48 к., а не 45? Понял! Три копейки, значить, я или в бедную кружку в трактире, или нищему у подъезда на Масленицу... Ну-ка, дальше что... «Пили чай с коньяком втроем – 16 руб.»... А где? Черт его знает! И потом, какой же это чай, который 16 р. стоит? Я у Боткина самый лучший за 2 р. 40 коп. фунт беру, и вдруг сколько же мы фунтов?

«Пили кофей вчетвером с разной специей – 21 р. 40 к.»... Вчетвером, по-моему, за кофей 21 руб. дешево!.. Четыре персоны, а какие – неизвестно! Две персоны – это наши собственные: я и кум, а остальные-то две кто? По-видимому, чужие персоны. Понадеялся я, надо полагать, на свою память и без подробностей расход чертил... Что потом: стрелял из «Длинного Тома» – 3 руб.; целовал трех бурок из патриотизма – 15 руб.; Крюгеру с Жубером на пропой – 3 рубля»...

– Не во сне я, значит, под Лэдисмитом-то был, а наяву! – подумал Максим Исаевич, тяжело вздыхая. – С кофею-то, видно, мы в балаганы попали... География теперь как будто проясняется...

«Укрощал пьяную морду – 8 руб. и шесть гривен на извозчика»... Ничего не понимаю! На сласти публике – 3 р.; катался на карусели – 1 р.; Федору, который ругал англичан и называл меня Жубером, – 50 коп. Просил больше – не дал. Стал ругать меня Френчем толстопузым – атаковал его в оба уха. Мир без протокола – 10 рублей. Там же в цирк ходили, где никаких лошадей, а только немецкая мадам в грязных триках – 3 р. Звал соседку блины есть, а у ней муж, который дурак. Взыскали 10 р. С огорчения ущипнул бабу, а она оказалась девицей при мамаше. Мать тоже умна: девицу под Девичье водить!.. Стали звать городового, а я на лихача. Лихачу 5 рублей!..

– Вот что значить аккуратным быть! – похвалил себя Максим Исаевич. – Вся вчерашняя география, как на ладони... Ну-ка, дальше какие события...

«Аннушке, которая шла к тетеньке в гости – 3 р. на конфеты. Ее подруге Кате, которая никуда не шла, на перчатки – 2 р. 25 к. Ели блины с пением – 45 р. Пил без пения, но с музыкой – 35 р. Пошел пешком – 5 р.».

– А география-то того... начинает портиться! – вздохнул Максим Исаевич. – Где блины ел, куда пешком ходил – неизвестно... Потом что?

«Спорил с немцем о политике – пиво 60 к. Познакомился с блондинкой – на выкуп шубы 60 р. Поехали без мужа, которому, чтобы не скучал, – 25 р. на бильярд. Ели блины вчетвером: я, блондинка и две брюнетки – 22 р. 80 к. Всех разогнал – 60 р. Один остался – 15 р. Звал длинную – не пошла; подсела коротенькая – надерзила. Бою на 40 р. Жанне, которая в декольте разные куплеты, – 25 р. Маше за пение – 10 р. Омону за кресло – 3 р. Поехал с Лизой – лихачу 5 р. У Лизы дяденька помер. На похороны дяденьки – 25 р. В кабинете за разные Трансваали с посудой – 140 р...»

– Ничего не понимаю! – почесал в затылке Максим Исаевич, – где был, никакому географу не понять...

«Драл за волосы какого-то Буллера – 50 р. Об Кронье вчетвером плакали – 40 р. Эммочке абонемент на постную итальянскую оперу – 30 р. Неизвестного принял за Робертса – 20 р. За тройку заплачено – 25 р. Чтобы развез дам домой по совести – ямщику – 3 р. За пудру на синяки – 5 р. Алексея обидели – 5 р. Чужую даму обнял. Мир – 25 р. Да выпили на 50 р. Потом поехали – 38 р. 40 к. Ели гречневую кашу и пили шампанское – 72 р. Обидел кого-то калошей по морде, но без всякого Трансвааля – 85 р. Окончательно перешел в буры – 50 р... »

– Тьфу! – сплюнул Максим Исаевич, комкая бумажку. – Батюшки мои, да где же я был... Хоть убей, не помню!

По крайней мере понятно одно – записи сделаны, когда в Москве главной приметой Масленицы были так называемые «блины с бурами». Это выражение означало, что в застольных разговорах с жаром обсуждались события в Трансваале, а имена лидеров буров и английских военачальников были нарицательными.

Зато на все времена были стихи Р. А. Менделевича, подводившие итоги московской «широкой» Масленицы:

Каждый год в зимний сезон, особенно после Рождества, Москва подвергалась самому настоящему нашествию. Тьмы и тьмы приезжих со всех концов России толпились на ее улицах и площадях, заполняли залы музеев и театров. Рестораны в эту пору могли похвастаться необычным наплывом посетителей. Не протолкнуться было и в магазинах. Поэтому в то время вполне мог состояться такой диалог:

– В Москве ходить за покупками, ma tante [17], дело вовсе не простое, – снисходительно поучал Сергей Петрович Данилов родственницу, приехавшую из провинции. – Выбор направления во многом зависит от имеющихся у вас средств. Магазины на Кузнецком Мосту или на Петровке – это одно, а Толкучий рынок – совсем другое. К примеру, модный туалет прямиком из Парижа обойдется рублей в триста, а то и в пятьсот. Зато все остальные дамы умрут от зависти.

– Господь с тобой, Сереженька! – всплеснула руками его собеседница. – Я, конечно, наслышана про вашу дороговизну, но чтобы так... Конечно же, у меня припасены кое-какие деньги, да только не на такое мотовство.

– Зря вы так говорите, Анна Николаевна, – сказал Сергей, делая нарочито серьезное лицо. – Вернетесь в свой Боровск в полном блеске парижской моды и наделаете фурору. Тем самым навсегда войдете в анналы истории славного городка. Представляете, пройдет лет сто, а обыватели будут говорить: это было в 1914 году, когда мадам Сухомлинова привезла из Москвы умопомрачительные туалеты. Что в сравнении с этим три-четыре сотни – пустяк, пыль.

– Нет, это не для меня, – покачала головой Сухомлинова, так и не поняв, что племянник шутит. – Ты лучше подскажи, где не так дорого, но чтобы товар был настоящий, а не подделка какая-нибудь. Мне бы и ткани хорошей купить, и из конфекциона [18]что-нибудь подходящее отыскать.