– Да неужели в Москве вся торговля на обмане строится?

– Вся или не вся, а ухо надо держать востро, – сказал Данилов назидательно. – Особенно если покупаете в какой-нибудь лавке или в небольшом магазинчике. Лучше всего вам совсем не ходить в лавки на Старой площади, возле стены Китай-города. Там еще живы традиции старых торговых рядов. Молодцы-зазывалы накинутся на вас, заговорят, чуть ли не насильно затащат в лавку. А дальше купец с приказчиками такую кадриль вокруг вас завертят, что без покупки не уйдете. Когда же вырветесь на свободу, тут только и обнаружите, что с вас содрали втридорога, а всучили самое настоящее барахло, вроде пальто на пеньковой подкладке вместо ватной. Попробуете вещь вернуть, так они вам же скандал устроят.

К сказанному Сергеем Петровичем можно добавить, что «молодцов» со Старой площади во время Англо-бурской войны москвичи называли «оранжевыми бурами». От стояния целыми днями на морозе лица у всех были красными, и уж больно свирепо они набрасывались на каждого прохожего:

– Господин! Господин! К нам пожалуйте! У нас покупайте! Самый отборный товар-с!

– Не верьте, купец! Обманут!.. К нам пожалуйте – превосходный товар!..

– Мадам! К нам! Самый модный товар! Прямо из Парижа Костромской губернии! Не извольте сомневаться – суперфлю-с!

Если же обывателю удавалось прорваться сквозь «бурскую засаду», в спину ему неслись брань и насмешки.

Еще одним местом в Москве, где покупателя поджидали «звероподобные „молодцы“ с багровыми рожами», был Охотный Ряд. С незапамятных времен теснились здесь лавки, в которых была сосредоточена торговля мясом, битой птицей, дичью, овощами и фруктами.

«Груды зданий-клетушек, вытянутых в одну линию – всех цветов и стилей, – описывал их газетный репортер в начале XX века, – „живой анахронизм“. Если вы, человек неопытный, отправитесь покупать туда что-нибудь из живности, зелени или фруктов, – то, во-первых, вас обязательно надуют – вручат какую-нибудь гниль... Если же вы заметите это и будете протестовать – вас просто-напросто выругают!» В умении сквернословить обитатели Охотного Ряда нисколько не уступали, а может быть, и превосходили московских извозчиков. Недаром существовало понятие – «охотнорядский лексикон».

«Молодцы Охотного Ряда, – писала газета „Русское слово“, – это „чудище обло, озорно, стозевно и лаяй“, по выражению старинного русского бытописателя. Природный торс Геркулеса, стальной бицепс и в довершение всего природная свирепость краснокожего индейца, усугубляемая еще постоянным видом крови (большинство их мясники и живорезы!) – вот вам портрет охотнорядского молодца».

Откровенное недоумение и насмешку вызвала попытка мясников основать атлетическое общество – им бы не мышцы качать, а заняться чем-нибудь для развития ума. Впрочем, немереная сила охотнорядцев иногда находила «общественное» применение – когда они дружной толпой выходили бить «скубентов» [23], устраивавших революционные демонстрации.

Справедливости ради надо сказать, что в начале XX века торговля мясом была делом далеко не простым. Разумеется, в меньшей степени это относилось к холодному времени года, когда качество продукта поддерживала сама природа. А вот с наступлением тепла предотвратить порчу мяса можно было только с помощью ледников. Для них в самую стужу заготавливали лед на Москве-реке, а по весне развозили потребителям и набивали им специальные погреба.

Поздний приход холодов для мясной торговли мог означать подлинную катастрофу. Это было связано с технологией заготовок мяса в деревнях и селах. Крестьяне, чтобы зря не кормить домашнюю живность, кололи ее в ноябре, когда устанавливались морозы. Поросят, предназначенных для рождественской продажи, готовили на хранение весьма простым способом: извлекали внутренности, наливали в тушку воды и выставляли на мороз. Такие «консервы» прекрасно лежали до того момента, когда москвичи в канун Рождества в ажиотаже запасались традиционными деликатесами. Понятно, что из-за теплой погоды заготовленные поросята в массовом порядке, по выражению торговцев, начинали «отходить».

Впрочем, и в той ситуации находились ловкачи, умудрявшиеся из всеобщего несчастья получать прибыль. Они скупали у крестьян подпорченных поросят по 2—3 коп., окончательно размораживали их кипятком, выдерживали несколько часов в растворе селитры, снова замораживали и пускали в продажу. Обнаружить фальсификацию мог только опытный покупатель – кожа поросенка приобретала подозрительно-красный цвет, а на тушке не было следов крови. Каким такое мясо получалось на вкус после приготовления, лучше не вспоминать.

Существовал и свой способ улучшения кондиций «рождественского» гуся, если он был слишком тощим. Его бросали в кипяток, ждали, пока оттает и вода проникнет под кожу, а затем быстро замораживали. В результате чахлая птица приобретала вид хорошо откормленной.

Далеко не всегда торговля испортившимся мясом сходила продавцам с рук. Обыватель самого разного звания, обнаруживший, что ему подсунули тухлятину, смело шел в полицейский участок и, предъявив corpus delicti [24], заявлял о случившемся безобразии. В торговое заведение отправлялся наряд вместе с полицейским врачом, который отражал в протоколе состояние продуктов. В итоге мировой судья приговаривал недобросовестного мясника к солидному штрафу, а покупатель, естественно, получал свои деньги обратно.

Порой в городской хронике мелькали сообщения о том, как городовые останавливали на улицах повозки, груженные испорченным мясом. Это жуликоватые владельцы мясных лавок переправляли подгнившие туши в колбасные заведения. Такую добычу полиция отправляла на городские скотобойни. Там существовал специальный цех по обработке некондиционного мяса – его обдавали перегретым паром, чтобы уничтожить источник возможной заразы, а затем пускали в продажу бедноте или отправляли на кухни благотворительных учреждений.

О весьма специфической особенности Охотного Ряда рассказал в одном из своих очерков В. А. Гиляровский: «...в Охотном ряду кошек не держат, потому что крысы крупнее кошек и никакого уважения, а не то что боязни кошкам не оказывают... Кошек здесь заменяют собаки: фокстерьеры или простые дворняжки. Почти в каждой лавке имеется одна или две такие крысоловки.

Так, у Грачева имеется полудворняжка «Мальчик», не упускающая ни одной крысы.

«Мальчиком» названа она в честь знаменитого рядского крысолова «Мальчика», околевшего во время забастовки. О нем ходят в Охотном легенды. Эта собака никому не принадлежала, жила на дворе и ежедневно ходила из лавки в лавку. Где крысы, туда ее и брали ночевать. Когда утром отпирали лавку и кладовую, то находили с десяток задушенных крыс. Слава «Мальчика» настолько упрочилась, что за ним приезжали мясники от Страстного монастыря и из Таганки и увозили его в свои лавки на гастроли. Теперь героем Охотного ряда считается довольно породистый фокстерьер Джек, принадлежащий В. Ф. Сафонову. [...]

– Полюбуйтесь! Это у нас постоянно! – указал мне владелец лавки на перекладину под потолком над выходом на площадь.

Я поднял глаза. По перекладине тихо и покойно шла огромнейшая крыса. Вслед за ней вышла кошка, села на перекладину и начала облизываться. К ней подошел котенок и сел рядом.

– Это у нас крысиным мостом зовется! Они партиями по нему ходят, потому что собаки достать не могут.

– А много крысы товара портят? – спросил я.

– Да в год тысячи на две в каждой большой лавке птицы и мяса портят. И надо сказать, крыса у нас избалованная, крыса-гурман! У птицы выест мозги и филейчики, а у мяса, у цельной туши, только вырезку. И выберет самое свежее, самое нежное мясо: уж если что крысой тронуто, так и знай, что лучший товар, плохого не отведает.