– Хорошо, – сказал Батлер. – Когда вы отплываете?

– В пять, – посмотрев на часы сказал капитан. – Как раз перед рассветом.

– Буду в пять, – сказал Батлер и поднялся из-за стола.

– Может быть, присоединитесь ко мне? – предложил капитан, берясь за бутылку.

– Извините нет. Я не пью.

– Жаль. Это вы зря. Когда выпьешь, жизнь становится намного легче.

Батлер положил на стол свою большую ладонь и, перегнувшись через стол, сказал:

– Вы не поймете, капитан. Ничто сейчас не может быть более легким, чем моя жизнь. И более приятным.

Капитан кивнул. Батлер на секунду задержался, ожидая вопроса, затем, не дождавшись, оттолкнулся от стола, повернулся и молча вышел.

Он остановился в мотеле на окраине города, где снял комнату под именем Ф.Б.Уильямс. Он заплатил наличными и отмел попытки дежурного завязать с ним разговор.

Батлер проверил комнату. Дверные замки были вполне удовлетворительны. Он бросил на кровать свою небольшую дорожную сумку, закрыл комнату и вернулся к машине.

Целый час разъезжал Батлер по улицам Норфолка, разыскивая нужного ему человека. Ему нужен был особый человек.

Наконец он нашел ее. Это была высокая стройная блондинка с пепельными волосами. Она стояла на углу перекрестка, у столба светофора, в отработанной годами позе проститутки – готовая тут же пересечь улицу, если вблизи покажется полицейская машина, но согласная стоять там хоть вечность, если фараоны не покажутся и если конечно не подъедет подходящий мужчина в подходящей машине.

Увидев ее, Батлер быстро объехал на прокатном «бьюике» вокруг квартала, а затем, точно подгадав, подкатил к ней как раз в тот момент, когда зажегся красный свет.

Девушка взглянула на него через лобовое стекло. Батлер нажал на кнопку электрического устройства дверей, отпирая их. Глухой щелчок открывающегося замка был еще одним принятым всюду сигналом. Девушка подошла к машине, облокотилась на дверь, просунула в открытое окно голову и первым делом внимательно оглядела заднее сиденье. «Да, – подумал Батлер, – рост, фигура и возраст вроде бы подходят. Цвет кожи и волос – тоже.»

– Хотите развлечься? – спросила девушка.

– Точно!

– Минет – пятнадцать долларов, натурально – двадцать пять.

– А на ночь? – спросил Батлер. Странно, подумалось ему, слова и фразы уличного жаргона всплывали в памяти с такой легкостью, как будто он и не переставал ими пользоваться.

– Не-а, – сказала девушка. – Не охота. Это тоска зеленая.

– А три сотни желания не прибавят? – спросил Батлер, зная, что за такие деньги можно заставить расстараться сразу трех проституток на выбор.

– У вас они есть?

Батлер кивнул.

– Покажите!

– Покажу. Прыгай в тачку!

Девушка открыла дверь и скользнула на переднее сиденье, рядом с Батлером. Зажегся зеленый. Батлер повернул направо, за угол, и остановился недалеко от ярко освещенного ночного газетного киоска.

Достав из кармана бумажник, он вынул из него три стодолларовые бумажки, стараясь, чтобы девушка заметила оставшуюся в бумажнике пухлую пачку банкнот. Три сотенные он развернул веером и подержал на уровне ее глаз.

– Деньги вперед, – сказала она, сглотнув.

– Две сотни сейчас, – ответил он. – Можешь их припрятать. Третью – потом.

– Чегой-то ты так разохотился? – спросила она.

– Послушай. Я – не извращенец. Никаких там хлыстов и прочей чепухи. Просто мне нравятся белые женщины. Если ты мне угодишь, получишь еще одну сотню, о которой никто не будет знать.

Она еще раз всмотрелась в лицо Батлера, на этот раз очень внимательно, явно стараясь сверить его со своими представлениями о трех известных ей категориях опасных клиентов – фараонов, извращенцев и драчунов. Он вроде не подходил ни под одну.

– О'кей, – сказала она. – Ждите здесь. Я припрячу две сотни и сразу вернусь.

Батлер кивнул. Он не поверил бы проститутке, если бы специально не продемонстрировал ей содержимое своего бумажника. Сейчас он был уверен, что ее куриные мозги усиленно работают над тем, как вытянуть из него больше обещанных четырех сотен. Отдав две сотни своему сутенеру, она тут же вернется назад.

Действительно, через три минуты она снова скользнула на соседнее сиденье и обвила руками его шею.

– Меня зовут Тельма, – сказала она, – а тебя?

– Симон, – ответил он. – Хата у меня есть. – Он захлопнул дверь, и они тронулись с места.

Через десять минут они уже были в комнате Батлера в мотеле. Еще через двадцать минут она, связанная, с кляпом во рту, одурманенная хлороформом, лежала на полу за кроватью – невидимая из окна и достаточно далеко от телефона. Последняя предосторожность была явно излишней, поскольку она отключилась на всю оставшуюся часть ночи.

Прежде чем уйти, Батлер еще раз посмотрел на нее и остался вполне доволен. Рост – подходящий. Цвет волос – почти такой, как надо. Нельзя сказать, чтобы все было безукоризненно. Вряд ли можно будет дурачить людей слишком долго, но пока и эта сойдет. Во всяком случае, годится, чтобы выиграть время.

Удовлетворенно посвистывая, он выбрался из духоты городских улиц и оказался на дороге среди мелькающих по сторонам холмов, известных лисьими охотами, земли Вирджинии – богатой на богатых сукиных сынов.

Батлер проехал по этой дороге трижды, прежде чем нашел, наконец, поворот к вьющейся дорожке, ведущей к поместью Батлеров. Выключив фары и габаритные огни, он посидел немного в темноте и вскоре смог различить очертания главного здания, возвышающегося на самой вершине холма, примерно в двухстах ярдах от дороги. Он решил не рисковать и не подъезжать слишком близко к дому, так как не исключено, что там могли быть установлены охранные сигнальные устройства. Медленно проехав еще сотню ярдов, он обнаружил удобный съезд с дороги и свернул под нависшие ветви густых деревьев парка.

Батлер закрыл машину, проверил карманы, убедился, что взял все необходимое, и направился прямо по аккуратно подстриженным лужайкам батлеровского поместья к дому на холме, придерживаясь тенистых посадок на северной стороне.

На ходу он бросил взгляд на светящийся циферблат часов. Можно, пожалуй, и ускорить шаг, хотя время еще есть.

От травы исходила влажная прохлада, и он вдруг вообразил себя босоногим мальчишкой, одетым в какой-то обезьяний костюмчик и семенящим к беседке с напитками для своего хозяина. Когда это было? И когда он научился так ненавидеть?

Он бежал трусцой, его большое сильное тело двигалось свободно и легко, как когда-то на покрытых травой футбольных полях, когда он выступал в этой громадной клетке под открытым небом, для белых зрителей, которым посчастливилось заиметь друга, доставшего абонемент на очередной сезон.

Не важно, когда он начал ненавидеть. Он ненавидел – и все, но потом, он вспомнил: Кинг-Конг. Вот когда это началось.

После очередного ожесточенного спора со своей сестрой, он тогда выскочил ночью на улицу, долго бродил по Нью-Йорку и каким-то образом оказался на бесплатной лекции о расизме в Новой школе социальных исследований.

Лектором был один из той кочующей банды ничему не учащих учителей, которые умудряются порой сделать одно любопытное, пусть даже и не бесспорное заявление, попадают в заголовки газет, а потом лет двадцать обсасывают его, выступая с платными лекциями в студенческих городках. Лектор говорил о расизме в кино, делая малообоснованные выводы из второстепенных фактов и срывая все более громкие аплодисменты, находившихся в аудитории двухсот человек, в основном белых.

Затем в зале погасили свет, и на экране замелькали отдельные кадры из старого классического фильма о Кинг-Конге. За отведенные на это пять минут, зрителям было показано, как эта гигантская обезьяна терроризировала Фей Рей в джунглях, как забралась потом на Эмпайр Стейт Билдинг и, держа девушку в своей огромной ладони, стояла там, на самом верху, до тех пор, пока не была расстреляна истребителями.

Докладчик сопровождал показ фильма такими комментариями, будто старался подравнять под темень в аудитории отсутствие света в собственных рассуждениях.