Перемирие 1503 г. лишь на несколько лет приостановило борьбу между двумя державами. Уже в 1507 г., при новом московском государе Василии III и новом великом князе литовском и польском короле Сигизмунде I, война возобновилась[921]. В июле рать под командованием И. В. Вельяминова ходила «на смоленские места»[922]; литовский же отряд сжег в 1507 г. Чернигов[923]. Осенью того же года зона боевых действий переместилась к Мстиславлю и Кричеву. Большинство летописей кратко сообщают о посылке 14 сентября 1507 г. великим князем воевод, кн. В. Д. Холмского и Якова Захарьича, к Мстиславлю[924]; Типографская летопись прибавляет к этому, что «тогды же под Мстиславлем посады пожгли»[925]. Некоторые дополнения можно найти в польских хрониках: так, Бернард Ваповский сообщает, что войско великого князя Василия осадило и пыталось взять крепости Мстиславль и Кричев; узнав об этом, король послал туда воевод на выручку; услышав об их приближении, «московиты» сняли осаду и быстро отступили[926]. Станислав Гурский упоминает, что войско «Московита» вошло в Литву в ноябре (это согласуется с датой выхода из Москвы 14 сентября) и осадило названные крепости, но вследствие сильных морозов вернулось в Московию[927]. Позднейшие хронисты ничего ценного к этому не добавляют, Кричев у них превратился в «Гзиков» и т. п.[928] О действиях под Кричевом упоминает и Типографская летопись: у стен этого города воеводу Михаила Образцова «ис пищали застрелили»[929]: видимо, осажденные активно оборонялись.
Разряды сообщают о посылке в сентябре 1507 г. еще одной рати — из Великих Лук, во главе с боярином Г. Ф. Давыдовым — Челядниным, но направление похода не определено, сказано просто — «в Литовскую землю»[930]. В последующих кампаниях псковские воеводы обычно направлялись к Полоцку и Витебску, поэтому можно предположить, что именно рать Г. Ф. Давыдова имел в виду Сигизмунд в посольских «речах» к ливонскому магистру от 26 ноября 1507 г., где он сообщал, в частности, что «князь московский… присылал замку… Полоцка добывати колкодесять тысяч, а вшакож з ласки Божьее без кождое образы замку и з шкодою немалою мусили люди его з земли выехати»[931]. Итак, ни Мстиславля, ни Кричева, ни Полоцка (не говоря уж о Смоленске, под стенами которого также появлялась в 1507 г. московская рать[932]) взять не удалось, воеводы ограничились лишь опустошением волостей и сожжением посадов.
Военные действия следующего, 1508 г. уже рассмотрены нами подробно ранее (см. ч. 1, гл. 4) в связи с изучением мятежа Глинских. Здесь же уместно напомнить, что мятежники даже при содействии присланных им на помощь Василием III войск не смогли взять ни одного города — ни Минска, ни Слуцка, ни Орши, ни Мстиславля, ни Кричева. Особенно примечательна безуспешная осада ими в течение нескольких недель Минска, гарнизон которого, по словам самого Михаила Глинского, насчитывал «только тридцать жолнеров, а люди были… на городе велми малые»[933]. Таким образом, неудача осады объяснялась именно позицией горожан, в массе своей не желавших менять литовское подданство на московское[934].
Кампания 1508 г., да и вся война в целом, не только не принесла московской стороне новых приобретений, но и обернулась чувствительными потерями: литовские войска, изгнав противника из своих пределов, перешли границу, сожгли г. Белую, подступали к Торопцу[935], а гетман Станислав Кишка, не встретив сопротивления, взял и сжег Дорогобуж, опасность угрожала даже Вязьме[936]. Правда, вскоре московские войска снова заняли названные города, но Любеч, также захваченный литовцами в этой войне, по мирному договору 8 октября 1508 г. остался за Великим княжеством[937] (впервые на этот факт обратил внимание Я. Натансон-Лески; в отечественной историографии он отмечен только в диссертации Н. Б. Шеламановой[938]). Указанные события: сожжение литовцами Чернигова (1507 г.), Белой, Дорогобужа, отвоевание ими Любеча, — показывают, сколь непрочным было присоединение этих украинных городов к Русскому государству, несмотря на видимую легкость их завоевания в 1500 г. Особенно показателен эпизод, случившийся в 1508 г. в Торопце и зафиксированный в разрядной книге: летом (вероятно, в августе) великий князь Василий получил известие, что «х Торопцу пришли литовские люди да х целованью торопчан приводят за короля»[939]; на выручку туда были направлены крупные силы во главе с кн. Данилом Васильевичем Щеней, и вот 4 сентября последний прислал великому князю донесение, «что он пришол со всеми людьми в Торопец, а торопчаня ево встретили. И он их X кресному целованью привел, а которые у нево не были, и он по тех послал», а «литовские люди», приводившие торопчан «х целованью за короля… збежали»[940]. Характерно, что сами торопчане не оказали никакого сопротивления «литовским людям», и, если бы не своевременный приход крупных московских сил, город, конечно, остался бы за Литвой. Интересно также, что часть горожан поспешила навстречу Д. В. Щене, другие же не торопились присягать повторно московскому государю, и их пришлось приводить (силой?): возможно, в Торопце имелась и промосковская, и пролитовская «партии». Наконец, нельзя не отметить полную пассивность торопчан, не противившихся ни одной из соперничавших сторон и покорно присягавших той из них, у которой в данный момент был военный перевес. В этом отношении поведение жителей небольших господарских городов очень напоминает реакцию населения удельных городков при тех же обстоятельствах.
«Вечный мир», заключенный в октябре 1508 г., продержался лишь четыре года. Осенью 1512 г. началась очередная русско-литовская война, в которой центром борьбы снова стал Смоленск. Поскольку перипетии «смоленской эпопеи» 1512–1514 гг. обстоятельно изучены в литературе[941], мы можем, не касаясь всех подробностей этих событий, сосредоточить основное внимание на главном для нашей темы вопросе — позиции горожан.
Передовая рать во главе с кн. И. М. Репней-Оболенским была отправлена из Вязьмы в ноябре 1512 г., а сам Василий III с главными силами вышел из Москвы 19 декабря; в январе он прибыл к Смоленску[942]. Экспедиция была подготовлена с большим размахом: города должны были выставить для этой цели пищальников: один только Псков снарядил 1000 пищальников[943], а в общей сложности, по некоторым данным, русская армия насчитывала 60 тыс. чел.[944] Не было недостатка и в артиллерии: по словам короля, у Василия под Смоленском было 140 пушек[945]. И тем не менее полуторамесячная осада не увенчалась успехом. Смоляне упорно оборонялись, осаждавшие несли большие потери: в конце января 1513 г. Сигизмунду донесли, что во время одного сильного штурма было убито более двух тысяч «московитов» и один воевода[946]; возможно, именно этот неудачный штурм, во время которого погибло много пищальников и «посохи», упоминают псковские летописи[947].
