Какая разница? Мужчины и женщины, которых он отправлял на тот свет, заслуживали своей печальной участи; все они были заклятые враги семейства Синга Хоп Ма — осведомители, предатели, воры, бандиты и стукачи, никому не нужные, даже сами себе. А если контракт на убийство поступал со стороны, Синг считал, что у заказчика, готового выложить немалые деньги, были серьезные к тому причины — страх, ненависть или ревность.

Синг заметил, как его жертва увязалась за двумя тучными американцами. Наблюдая за ними с противоположной стороны улицы, он вскоре понял, что эти двое не имеют к объекту никакого отношения. Толстяки не обмолвились с ним ни единым словом, хотя продолжали оживленно торговаться с палаточниками, выбирая сувениры.

Если бы они могли постоять за себя, справиться с троими было бы куда труднее, чем с одним, но беглый взгляд убедил Синга в том, что эти мешки с жиром не представляют ни малейшей угрозы. В таком случае их присутствие могло сыграть убийцам на руку. После того как все закончится, полиция решит, что бандиты охотились не на какого-то отдельного человека, а на американцев вообще.

Внимательно осмотрев рыночную площадь, Синг убедился в том, что поблизости нет ни одного полицейского, и если громилы не оплошают, они смогут без особых затруднений окружить туристов и потребовать ценности и деньги. Вероятно, объект попытается защищаться, и в возникшей суматохе один или несколько головорезов пырнут его ножом. Будь они умелыми убийцами, хватило бы и одного удара, но Синг, желая быть уверенным в том, что дело доведено до конца, потребовал, чтобы жертве нанесли не менее шести ранений. Доказательством его успеха должна была послужить газетная шумиха вокруг убийства круглоглазого на центральном рынке.

Синг Хоп Ма не приближался к объекту, держась позади на почтительном расстоянии в пятьдесят ярдов. До сих пор сохранялась вероятность, хотя и незначительная, что нападение сорвется. В таком случае малайцы останутся наедине с законом, и, если они выдадут хозяина, им суждена медленная, но верная смерть. Прекрасно зная о репутации Бен Хоа, эти убогие крестьяне не сделают ничего, чтобы спровоцировать хозяина на расправу с их многочисленными семействами.

Синг Хоп Ма приготовился захлопнуть западню.

Скорее бы начиналось, думал Римо. Он почувствовал «хвост» раньше, чем увидел преследователей, заурядная внешность которых ничем не выделяла их на фоне оживленной рыночной площади. Если бы Римо попросили описать овладевшие им ощущения, он сказал бы, что бандиты излучали враждебность — точно так же, как другие люди излучают страх, тревогу или уверенность. Римо пришлось приложить немало стараний и сил, чтобы воскресить это специфическое чувство, утраченное большинством людей на пути эволюции от «дикого» до «цивилизованного» состояния. Впрочем, уроки Синанджу открыли перед ним очень много спрятанных дверей.

Головорезы еще не успели оказаться в пределах досягаемости, а Римо уже знал, что их шестеро, что все они — малайцы и приближаются к нему парами. Они были не настолько глупы, чтобы перекрикиваться между собой, но, уловив их присутствие, Римо тут же заметил взгляды, которыми обменивались преследователи, сжимая кольцо ловушки.

Их действия были точно согласованы: двое зашли спереди, со стороны Фреда и Фриды, двое следовали за Римо, а последняя пара приближалась справа, пересекая рыночную площадь. Подойдя вплотную, охотники рассыпались полукругом, тесня американцев и пропуская малайцев, которые, заметив опасность, спешили убраться подобру-поздорову.

Фрампы не сразу сообразили, что на их пути возникло препятствие — до такой степени они были поглощены изучением ювелирных изделий на лотке престарелого торговца. И только когда тот принялся торопливо укладывать свой товар, толстяки почуяли неладное. Они заглянули в окружавшие их враждебные лица, побледнели при виде ножей и дубинок, и их телеса затряслись, словно две фигурки, слепленные из желе.

— Каси кита ванг сегала энгкау, — распорядился один из преследователей. — Кошелек или жизнь.

Значит, нападение должно выглядеть обычным ограблением, решил Римо. А уличный торговец должен выступить в качестве свидетеля. То, что грабеж средь бела дня был здесь явлением редкостным, роли не играло. Убийства в Куала-Лумпуре случались еще реже, и, чтобы замести след, бандитам требовалось хотя бы сделать вид, будто их интересуют только деньги.

Римо мельком подумал, что убийцы нацелились на Фреда и Фриду, и тут же отогнал эту мысль. Это были совершенно безвредные люди, если не считать их пренебрежения общепринятыми фасонами одежды, к тому же они ничем не напоминали богачей, из-за которых шестеро закоренелых преступников рискнули бы свободой.

А это значило, что их интересует Римо, иными словами, его маскировка не сработала, но сейчас было не время рассуждать о причинах провала.

Во всяком случае, до тех пор, пока он не покончит с более насущными делами.

— Каси кита ванг сегала энгкау, — повторил главарь шайки, подкрепляя свои слова угрожающим взмахом кинжала в сторону Фрампов. Фред и Фрида взвыли, будто стереопроигрыватель, и вцепились друг в друга. Их полиэстеровые одеяния мгновенно взмокли от пота.

— Не двигайтесь, — произнес Римо, придвигаясь к горе-грабителям. — Вы ошиблись, — добавил он, обращаясь к главарю.

Тот выпучил глаза, помедлил, уясняя смысл предупреждения и, будучи набитым дураком, попросту отмахнулся от него. Он стиснул челюсти и перенес вес тела на выставленную вперед ногу, что свидетельствовало о его намерении сделать выпад. Как только он двинулся с места, уже ничто не могло его спасти.

Бандит скользнул к Римо и уже был готов погрузить кинжал ему в грудь, но в тот же миг его рука внезапно потеряла форму, локтевой сустав разлетелся вдребезги, предплечье треснуло в нескольких местах и вывернулось под неестественным углом, а лезвие кинжала, которым он угрожал Римо, вонзилось между его шестым и седьмым ребром. Даже не успев сообразить, что он уже мертв, головорез сделал несколько шагов по направлению к Фрампам и повалился на землю.

Оставшиеся в живых бандиты навалились на Римо, ответная реакция которого была обусловлена чистыми рефлексами, отчего перед глазами ошеломленных зевак, взиравших со стороны, предстала смазанная картина, напоминавшая нечто вроде расплывшейся кляксы. Римо пустил в ход свои обостренные чувства и, расчленив схватку на отдельные движения, внимательно следил за ними, словно балетмейстер, наблюдающий за исполнением сложного танца.

Два головореза слева находились достаточно близко к Римо, чтобы немедленно вступить в бой. Один из них поигрывал ножом, другой размахивал цепью. Римо ударил первого в горло, прикончив беднягу на месте, и тем же плавным движением развернул его труп, прикрываясь им, будто щитом. Маслянисто сверкнувшая цепь, словно кнут, обвилась вокруг черепа мертвеца. Римо встретил ее хозяина резким ударом в лицо, раздробив ему нижнюю челюсть и вогнав острые осколки кости в глубину мягкого неба.

Уцелевшие бандиты попытались взять Римо в клещи, приблизившись к нему каждый со своей стороны, но он уже был готов к продолжению драки. Казалось, он даже не прикоснулся к ним — во всяком случае, впоследствии Фред и Фрида заявили полиции, что им почудилось, будто бы нападавшие сами перерезали друг друга, так быстро все это произошло, — но, чтобы убить, совсем не нужно раздавать тяжеловесные оплеухи. Для этого вполне достаточно прикосновения ногтем за ухом либо шлепка ладонью по подбородку с расстояния примерно в один фут.

Стычка длилась не более пятнадцати секунд — не хватило бы времени даже перевести дыхание, — и, когда она закончилась, Римо совершенно спокойно и невозмутимо стоял среди тел поверженных врагов. Потом он посмотрел на Фреда и Фриду и подошел к ним так близко, что его ноздрей коснулся запах их дезодоранта.

— Что вы видели? — спросил он.

Фред моргнул глазами, прятавшимися за стеклами роговых очков.

— Черт его знает, мистер. Все произошло так быстро...