Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Однако вопрос о полномочиях регента – это лишь часть более общей проблемы делегирования власти в российской монархии эпохи позднего Средневековья. Из-за скудости источников до сих пор остается неясным, как распределялись функции между государем и его советниками в Московии XVI в. Характерны признания современных исследователей о том, что личная роль царя в проведении преобразований 1550-х гг. не поддается определению50. Но применительно к 30 – 40-м подобной загадки не возникает: юный государь, будучи ребенком, а затем подростком, не мог играть какой-либо самостоятельной роли в управлении страной, за исключением осуществления представительских функций (в частности, приема послов). Следовательно, реальные рычаги власти находились в руках других лиц, стоявших у трона. Изучение механизма принятия решений в годы малолетства Ивана IV, с одной стороны, и управленческой рутины, с другой стороны, – одна из задач настоящего исследования.

Таким образом, предлагаемая работа задумана в русле институциональной, или «конституционной», истории (constitutional history, Verfassungsgeschichte). Ограничивая хронологические рамки исследования сравнительно коротким периодом (примерно 15 лет – с декабря 1533 до конца 1548 г.), я стремился через детальный анализ придворной борьбы и практики управления понять некоторые важнейшие особенности устройства и функционирования русской позднесредневековой монархии.

В отличие от привычного институционального подхода, ассоциируемого с наследием знаменитой юридической школы и изучением государственных учреждений, в данном исследовании большое внимание уделено политической культуре описываемой эпохи, т.е. представлениям людей того времени о власти и неписаным правилам поведения, существовавшим в придворном обществе51. Поэтому можно, скорее, говорить о неоинституциональном подходе52, который позволяет поместить изучаемые политические структуры в определенный социокультурный контекст и тем самым избежать ненужной модернизации реалий XVI в. и неоправданных параллелей с институтами власти Нового и Новейшего времени.

В соответствии с изложенным выше замыслом исследования, предлагаемая книга состоит из двух частей. В первой части анализируются перипетии борьбы за власть при московском дворе в 30 – 40-х гг. XVI в., которая рассматривается как одно из проявлений острого политического кризиса, вызванного фактической недееспособностью государя. Выделяются отдельные фазы кризиса, уточняются его хронологические рамки. Во второй части работы изучается механизм центрального управления «при боярах»: ставится вопрос о разграничении функций между государем и его советниками-боярами, анализируется персональный состав и компетенция дворцовых учреждений, Казны и дьяческого аппарата. Заключительные главы книги посвящены изучению направлений внутренней политики 30 – 40-х гг. XVI в. и ее связи с предшествующей и последующей эпохами.

3. Источники

В ходе исследования была предпринята попытка учесть все известные в настоящее время материалы, относящиеся к истории 30 – 40-х гг. XVI в., как опубликованные, так и архивные. С этой целью были проведены разыскания в архивохранилищах Москвы, Петербурга и Вологды; изучены также отдельные коллекции документов в Главном архиве древних актов в Варшаве, Ягеллонской библиотеке (Краков) и Тайном государственном архиве Прусского культурного наследия (Берлин).

Что касается видов использованных источников, то каждая часть книги имеет свою специфику. Первая – событийная – часть исследования построена главным образом на нарративных источниках; вторая часть, которая посвящена структурам центрального управления, основана на актовом материале.

Незаменимым источником информации о перипетиях борьбы за власть при московском дворе в изучаемую эпоху остаются летописи. Выше уже были упомянуты два крупнейших официальных памятника, в которых отразились события «боярского правления»: Воскресенская летопись (повествование в ней обрывается на 1541 г.) и Летописец начала царства. Оба произведения очень тенденциозны, что порой ставит историка в сложное положение, особенно в тех случаях, когда указанные летописи прямо противоречат друг другу (как, например, в рассказе об аресте удельного князя Юрия Дмитровского), а иных источников информации нет. К счастью, подобные ситуации возникают нечасто, поскольку ключевые эпизоды 30 – 40-х гг. XVI в. отразились не в одном-двух, а в трех-четырех различных летописных текстах, что дает возможность для сопоставлений и необходимых корректировок. Особо нужно подчеркнуть значение сравнительно раннего (конец 1540-х гг.) и хорошо осведомленного о придворной жизни Постниковского летописца. Ценны и свидетельства новгородских и псковских летописей, которые представляют ряд эпизодов совершенно в ином свете, чем официальное московское летописание.

От царского архива XVI в. до нашего времени дошли только отдельные фрагменты, но среди сохранившихся дел есть настоящие жемчужины, как, например, челобитная Ивана Яганова, тайного осведомителя великого князя при удельном Дмитровском дворе, написанная на имя юного Ивана IV в первой половине 1534 г.53 В том же ряду нужно упомянуть комплекс документов, относящихся к переговорам великой княгини Елены Глинской и митрополита Даниила с удельным князем Андреем Ивановичем весной 1537 г., накануне Старицкого «мятежа»; часть этих грамот остается неопубликованной54.

Тайны московского двора живо интересовали соседей Русского государства, поэтому немало сведений о политической жизни России 30 – 40-х гг. сохранилось в источниках иностранного происхождения. Они, в частности, проливают новый свет на персональный состав опекунского совета при юном Иване IV в первые месяцы после смерти его отца, Василия III, и прямо говорят об особой близости правительницы Елены Глинской с боярином кн. И. Ф. Овчиной Оболенским, о чем русские источники предпочитают деликатно умалчивать55. Весьма информативны также показания перебежчиков о расстановке сил при московском дворе летом 1534 г., отложившиеся в архиве тогдашнего литовского гетмана Юрия Радзивилла56.

Разумеется, многие слухи о событиях в Московии, которые пересказывали друг другу польские и литовские сановники и которые узнавал от своих виленских корреспондентов прусский герцог Альбрехт57, на поверку оказываются недостоверными. Но и они представляют несомненный интерес для исследователя как источник для изучения настроений и ожиданий, существовавших в русском обществе в тот или иной момент на протяжении 1530 – 1540-х гг.

Ключевое значение для исследования центрального правительственного аппарата и его функций имеют официальные акты. Их систематическое изучение применительно к описываемой эпохе было начато С. М. Каштановым; им же в 1958 г. впервые опубликован хронологический перечень иммунитетных грамот 1506 – 1548 гг.58 В результате усилий нескольких поколений ученых за полвека, прошедшие со времени публикации этого перечня, были выявлены, каталогизированы и частично изданы многие десятки грамот периода «боярского правления»59. Эта работа была продолжена в ходе настоящего исследования; в итоге на сегодняшний день удалось учесть более 500 жалованных и указных грамот, выданных от имени Ивана IV в 1534 – 1548 гг. (каталог этих документов помещен в Приложении I к данной книге).

Хотя все официальные акты издавались от государева имени, исследователь может по упоминаниям в тексте, особенностям формуляра и пометам на обороте грамоты установить, какое должностное лицо на самом деле распорядилось выдать данный документ. Это дает возможность судить о роли того или иного сановника в повседневном управлении, а также о распределении функций между ведомствами (например, между Казной и дворцами)60.

вернуться

50

Crummey R. O. The Formation of Muscovy 1304 – 1613. London & New York, 1987. P. 148; Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 59; Pavlov A., Perrie M. Ivan the Terrible. Pearson Education Ltd. London, etc. 2003. P. 64 – 65.

вернуться

51

Термин «политическая культура» был введен в социальные науки еще в 50 – 60-х гг. XX столетия политологами Г. Алмондом и С. Верба (Almond G.A., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. 2nd ed. Newbury Park; L.; New Delhi, 1989), а начиная с 1980-х гг. это понятие было активно «освоено» историками. Трактовка политической культуры как совокупности «ценностей, ожиданий и неписаных правил поведения» была предложена американской исследовательницей Великой французской революции Линн Хант, см.: Hunt L. Politics, Culture, and Class in the French Revolution. Berkeley & Los Angeles, 1984. P. 10. О «правилах игры» в политической жизни Средневековья см. интересную работу немецкого медиевиста Г. Альтхоффа: Althoff G. Spielregeln der Politik im Mittelalter. Darmstadt, 1997.

вернуться

52

Для неоинституционального подхода, получившего большое распространение в социальных науках в последние десятилетия, характерно понимание институтов как сложившихся правил и организованных практик. Так, экономист Дуглас Норт, классик этого направления, называет институты «правилами игры» в обществе, или «ограничительными рамками, которые организуют взаимоотношения между людьми» (Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 17). Подробнее о неоинституционализме см.: March J.G., Olsen J.P. Elaborating the «New Institutionalism» // The Oxford Handbook of Political Institutions / Ed. by R. A. W. Rhodes, S. A. Binder and B. A. Rockman. Oxford University Press, 2006. P. 3 – 20 (здесь же библиография).

вернуться

53

См.: Кром М. М. Челобитная и «запись» Ивана Яганова // РД. М., 2000. Вып. 6. С. 17 – 24.

вернуться

54

РГАДА. Ф. 375 (Исторические сочинения). 1537 г. Д. 1.

вернуться

55

См.: Кром М. М. «Записки» С. Герберштейна и польские известия о регентстве Елены Глинской // ВИД. СПб., 1994. [Т.] XXV. С. 77 – 86.

вернуться

56

Упомянутые документы опубликованы автором этих строк вместе с другими материалами Радзивилловского архива первой половины XVI в., см.: РА. М.; Варшава, 2002. № 31, 32, 38, 39, 45, 46. С. 85 – 87, 96 – 100, 113 – 117.

вернуться

57

Переписка польских и литовских сановников за интересующие нас годы опубликована в следующих изданиях: AT. T. XVI – XVIII. Poznaс, 1960 – 1999; Elementa ad Fontium Editiones. Romae, 1979. Vol. XLVII. Там же опубликованы письма, которые получал герцог Альбрехт Прусский от своих корреспондентов из литовской столицы. Информация о московских делах, приходившая в Кенигсберг из Ливонии, остается пока не изданной; соответствующие письма хранятся в герцогском архиве (GStAPK. Herzogliches Briefarchiv, D). Хорошим подспорьем в архивных поисках могут служить опубликованные недавно краткие регесты: Herzog Albrecht von Preussen und Livland (1534 – 1540): Regesten aus dem Herzoglichen Briefarchiv und den Ostpreussischen Folianten / Bearbeitet von St. Hartmann. Köln u.a., 1999.

вернуться

58

ХП. Ч. I; Каштанов С. М. Социально-политическая история. Гл. IV – VI; Его же. Очерки русской дипломатики. М., 1970. С. 53 – 149.

вернуться

59

Значительный вклад в актовое источниковедение XVI в. внесли В. Д. Назаров, Б. Н. Флоря, Л. И. Ивина, С. Н. Кистерев, А. В. Антонов, К. В. Баранов, А. В. Маштафаров и другие исследователи; их работы цитируются далее на страницах данной книги.

вернуться

60

Подробнее методика анализа актового материала, применяемая в данной работе, охарактеризована в седьмой главе книги.

5
{"b":"196029","o":1}