Рабочая площадка № 2 расположилась от жилой зоны примерно в 50 километрах, по соседству разместилась площадка для «головастиков» (так называли испытателей и представителей министерства), и рядом стартовая позиция, та самая, которую миллионы телезрителей позднее видели на экранах телевизоров при космических стартах. Впоследствии для аналогичных стартов была построена еще и площадка № 32. На «двойке» была организована и жилая зона — двухэтажные гостиницы (королёвские «люксы»), где зимой на первом этаже ночью замерзала вода в графинах. Сбоку построили четыре финских домика, в одном из которых постоянно проживал С. П. Королев. Отдельно стояла столовая, славившаяся часовыми обеденными очередями; руководство, во главе с Главным, обедало в отдельной столовой, куда пускали по пропускам, выданным начальником королёвской экспедиции. Будущий космодром постепенно расширялся: для ОКБ М. К Янгеля и В. Н. Челомея были построены жилые площадки № 43 и № 95, зоны стартовых площадок Расстояния между ними были немалые: от 40 до 80–90 километров.
Все делалось основательно, для «большого» космоса. Были построены внушительных размеров жилая площадка и огромнейший МИК (монтажно-испытательный корпус), под крышей которого могли свободно уместиться три футбольных поля: там производилась сборка огромнейшей ракеты-лунника «Н-1», стартовый вес которой составлял 3 тысячи тонн, диаметр у основания — 12 метров и высота — 105,5 метра, что позволило выводить в космос до 100 тонн полезного груза. Потом были построены идеальный аэродром для посадки «Бурана» (нашего советского «Шаттла»), стартовая позиция для гигантской «Энергии». Вообще, первоначально развитие полигона «Байконур» было связано с разработками ракеты Р-7 (Р-7А) С. П. Королева. Испытания боевых ракет с пуском по Камчатке и впервые в «Акваторию» (на предельную дальность в Тихий океан) предполагались в декабре 1959-го — июне 1960 года. Далее намечались испытания ракеты Р-9А (более миниатюрной, по такой же дальности, как и Р-7А) с апреля 1961-го по июнь 1962 года с одним боевым блоком, а потом с июля 1962-го по январь 1964 года — с другим, более мощным блоком. Обе эти ракеты с термоядерными головками разработки ВНИИЭФ были приняты на вооружение и добросовестно отстояли на боевом дежурстве гарантийный срок. Правда, традиционно они «работали» на спирте и жидком кислороде, что для армии было и неудобно, и хлопотно: кислородные заводы должны постоянно работать, а этиловый спирт имел свойство «испаряться».
С развитием ракетной техники ОКБ-586 (главный конструктор — М. К. Янгель) военная тематика у С. П. Королева потихоньку отмерла, благо все силы пошли на освоение космоса, где были достигнуты большие успехи. Военные остряки на полигоне шутили: «Королев работает на ТАСС, Янгель — на нас, а Челомей — в унитаз!» Шутка не очень-то лестная для последнего, хотя в какой-то мере соответствовала действительности, но у академика В. Н. Челомея заместителем работал Сергей Никитович Хрущев, и ему многое прощалось. (Справедливости ради следует отметить, что в дальнейшем появились челомеевские боевые ракеты, УР-100 и тяжелая космическая ракета «Протон», хорошо оцененные испытателями[123].)
М. К. Янгель дал путевку в жизнь межконтинентальной баллистической ракете Р-16 (без спирта и жидкого кислорода, которые упорно применял С. П. Королев). К сожалению, отработка этой ракеты на Байконуре связана с большой трагедией. Пуски стратегических ракет зачастую приурочивались к политическим событиям. В этот раз таким событием был визит Никиты Сергеевича в Болгарию. Когда ракета была уже заправлена компонентами топлива, при проверке на старте выявилась неисправность одного из приборов системы управления. По требованиям техники безопасности надо было слить компоненты топлива, увезти ракету на техническую позицию, заменить прибор, повторить проверку и только при положительном результате повторно доставить ракету на стартовую позицию! Однако нельзя исключить, что памятуя о визите Хрущева, многоопытный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин решил заменить прибор на старте (не сливая топлива) и провести проверку.
Маршал лично контролировал ход работ, поэтому он сам, вся госкомиссия и представители различных «фирм» вместе с работниками полигона находились вблизи ракеты. После замены прибора началась проверка, самопроизвольно запускается маршевый двигатель 2-й ступени (прибор системы управления ракетой был недоработан), который прожигает 1-ю ступень. Разливается более 100 тонн горючей смеси с температурой пламени около 3 тысяч градусов Цельсия — море огня, поглотившее более 100 человек. Сам М. К. Янгель и главный конструктор систем управления В. И. Кузнецов вышли покурить за пределы стартовой площадки (заповедь полигонов: на стартовой позиции курить и иметь при себе спички категорически запрещается) и по чистой случайности избежали смертельной опасности. Правда, пытаясь спасти кого-то, обожгли себе руки. В огне погибли два заместителя Янгеля — Л. А. Берлин и В. А Концевой, заместитель министра общемаша Л. А. Гришин, заместитель главного конструктора системы управления Б. М. Коноплев, заместитель главного конструктора двигательных установок Г. Ф. Фирсов, главный конструктор старта «Капустинский», заместитель начальника полигона В. И. Носов, начальник 1-го Управления полигона Е. И. Осташев, начальник 2-го Управления полигона Р. М. Григорьянц.
М. К. Янгель докладывал в ЦК КПСС: «В 18.45 по местному времени, за 30 минут до пуска ракеты Р-16, на заключительной операции при подготовке к пуску произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива. В результате случившегося имеются жертвы до ста и более человек. В том числе со смертельным исходом несколько десятков человек. Главный маршал артиллерии М. И. Неделин находился на площадке испытаний. Сейчас его разыскивают. Прошу срочной медицинской помощи пострадавшим от ожогов огнем и азотной кислоты. Янгель»[124].
Количество погибших определили по номеркам, отсутствовавшим на доске контроля стартовой позиции (выдавались они по спискам). Рассказывали, что маршала М. И. Неделина идентифицировали по оплавившейся маршальской звезде на обгоревшем погоне.
Эта трагедия произошла 24 октября 1960 года, а ровно через три года — 24 октября 1963 года — случился пожар в шахтной пусковой установке, где сгорело десять человек. По решению, подписанному председателем Совета министров А. Н. Косыгиным, 24 октября с тех пор на Байконуре — нерабочий день, «день поминовения погибших».
Среди пострадавших, но спасшихся оказался начальник полигона, генерал-майор К. В. Герчик. Позднее он стал генерал-лейтенантом, стройный, подтянутый, только шрамы от многочисленных косметических операций на лице свидетельствовали о той страшной трагедии, да еще залеченный отек легких от четырехокиси азота (одного из компонентов ракетного топлива). После этих трагедий технику безопасности на полигоне «Байконур» возвели в абсолют.
На полигон прибыл новый главнокомандующий РВСН, Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, который наблюдал с НП (наблюдательного пункта) следующий пуск ракеты Р-16, к несчастью, оказавшийся тоже неудачным. Ракета поднялась и вдруг развернулась в сторону наблюдательного пункта. Адъютант маршала, могучий полковник, схватив щуплого начальника, как котенка, мгновенно оказался внутри мощного блиндажа. Ракета упала примерно в двух километрах от наблюдательного пункта и взорвалась.
Дальнейшие испытания пошли более удачно, и о тех трагических событиях стали вспоминать как о страшном сне. Ракета летать «научилась» и уже в 1963 году была принята на вооружение РВСН.
Кстати, испытатели порой становились невольными жертвами отношений соперничества между конструкторскими организациями. Скажем, в «королёвской» гостинице на «двойке», когда отрабатывали заряды на ракетах М. К. Янгеля, отношение было порой настолько негостеприимным, что приходилось перебираться на другую площадку.
