Весной 1947 года был создан жилищно-коммунальный отдел. На объект приезжали все новые и новые люди, что требовало особо оперативного решения вопросов их расселения. Дома, бараки, куда поселяли вновь прибывших, были с печным отоплением (в 1947–1948 годах остро стояла проблема дров). Огромные трудности возникали в содержании и оборудовании общежитий для рабочих, особенно в начальные два года существования объекта.
В конце 1947 года таких общежитий было три. Что они собой представляли? Одиннадцать комнат в бараке и 40 человек проживающих, девять комнат в здании бывшей монастырской конюшни, и битком набитый дом частного владения в деревне Балыково.
Дрова для обогрева и вода подвозились нерегулярно, мебель была сбита наспех, комнаты грязные, да и проветривались с трудом, отсутствовали форточки. В этот период стала особенно заметной такая характерная черта стиля руководства П. М. Зернова, как забота о людях. В настоящее время в сознание молодого поколения вбивается стереотип о месте человека в советской системе как некоего безропотного винтика. В более циничной форме этот стереотип выражается часто повторяемой пропагандистами российской демократии оторванной от контекста сталинской фразой: «нет человека — нет проблемы». В жизни же все было не столь однозначно. В декабре 1947 года вышел приказ начальника объекта П. М. Зернова с требованиями сделать максимум возможного для улучшения жилищных условий молодых рабочих, который он сам лично тщательно контролировал. Кроме того, совершенно нелепо на фоне тех дней выглядит и еще один стереотип, приписываемый «совкам». Это их изначальное иждивенчество, ожидание, что государство все сделает для них само.
Но улучшение жизни и в общежитиях, и в городе в конечном счете становилось делом рук самих людей. Воскресники и субботники были неотъемлемой чертой того жизненного уклада. Массовый характер они приобрели с осени 1948 года. Их отличительной чертой в Сарове была хорошо продуманная организация.
Другим примером решения проблемы «человеческого фактора» можно считать организацию здравоохранения с учетом производства, которое закладывалось. Эта задача признавалась наиболее значимой на самом верху. 9 августа 1946 года заместитель начальника ПГУ Е. П. Славский предложил руководству объекта в десятидневный срок создать в поселке закрытую медицинскую сеть, которая должна была стать неким подобием органов Министерства здравоохранения. Связь с последним осуществлялась только через снабжение и согласование проведения соответствующих санитарно-профилактических и противоэпидемиологических мероприятий. Медико-санитарные службы задумывались как составная часть подразделений объекта. Примерно та же схема, что и с системой государственного управления. КБ-11, таким образом, брал на себя все, что было связано со здравоохранением населения и его жизнеобеспечением в целом. Медицинская служба объекта включала центральную лабораторию, основной задачей которой было изучение степени вредности производства и охрана труда.
Уже 29 ноября 1946 года начальником медико-санитарного отдела ПГУ при Совете министров СССР генерал-лейтенантом А. И. Бурназяном был утвержден состав медиков КБ-11 в количестве 159 человек.
А с весны следующего года развернулась работа по созданию материальной базы медицинской службы объекта. Но буквально с первых шагов обнаружилось несовершенство задуманной системы. Стали искать новые формы. Наконец в августе 1947 года Совет министров СССР принимает постановление, продублированное через четыре дня приказом по ПГУ, в соответствии с которыми медсанчасть объекта была передана в ведение Министерства здравоохранения СССР*. Так был образован медсанотдел, который с 1947 по 1952 год возглавлял Н. А. Валенкевич.
Всего за период с 1946 по 1950 год в поселке ввели в строй более 350 зданий и сооружений. Это были производственные цеха и лаборатории, жилые дома, все то, что необходимо для нормальной жизни людей. Проложили и отремонтировали дороги как на территории жилой зоны объекта, так и на производственных площадках.
Завершением процесса формирования той замкнутой системы, которой стал объект к концу 40-х — началу 50-х годов, стала организация здесь административных и правовых органов. Еще в марте 1947 года приказом министра внутренних дел СССР был учрежден отдел этого министерства на территории объекта. В ноябре была создана прокуратура для ведения гражданских и уголовных дел. Одновременно был сформирован лагерный суд. Характер бериевского ведомства, естественно, наложил на эти органы свой отпечаток Они входили в систему МВД СССР. Но в 1950 году на базе лагерного суда был образован гражданский, хотя и специальный — Суд-33. Интересно, что органы суда и прокуратуры с самого начала, кроме выполнения своих прямых функциональных обязанностей, призваны были контролировать финансовую дисциплину и в строительстве, и на объекте в целом.
Создавая постепенно всю инфраструктуру, необходимую для функционирования закрытого от мира рядами колючей проволоки и спецсигнализацией города, основная часть его жителей, несмотря на своеобразие положения, постепенно начинали жить, в общем-то, обычной жизнью. Однако с одним «но». Все в их жизни было подчинено главному — реализации отечественной атомной программы, обеспечению ее практического результата в виде первых образцов атомного оружия.
Начальная база для этого за первые два-три года существования объекта была создана форсированными темпами. За период с 1947 по 1950 год основные средства КБ-11 выросли в 4,3 раза, в том числе производственного назначения — в 3,9 раза. База жилищного и культурно-бытового назначения увеличилась более чем в 5,7 раза.
Словом, к началу пятидесятых годов оформилось превращение поселка в город. Удалось ли избежать потерь? Сегодня просто упрекать за закрытость, выселение из обжитых мест, уничтожение церквей. Старый, патриархальный пейзаж Сарова даже с убогостью дорог и грязью все равно поражал величественностью и основательностью церковных куполов. Как и ранее, каждый приезжий ощущал какую-то удивительную и строгую гармоничность монастырских построек с окружавшим все это спокойным, мощным, древним лесом. Судьба основных построек Саровского монастыря, включая и его сокровищницу — Успенский собор, оказалась трагической. Успенский собор был взорван по «соображениям техники безопасности». В здании храма на первых порах был гараж. В другой же церкви внизу находился склад, а наверху расположились охранники саровских лагерей. Но в конце концов кого-то не удовлетворило и подобное использование этих исторических строений.
Страница, связанная с уничтожением двух саровских церквей, — одна из печальных в истории отечественного ядерного центра. Конечно, следует учитывать общую ситуацию в атеистической стране с нигилистическим отношением к своему религиозному прошлому. Но тем не менее многое зависело от конкретного руководителя.
В годы руководства П. М. Зернова основные строения Саровского монастыря «устояли». В 1951 году, летом, новый начальник КБ-11 Анатолий Сергеевич Александров направил в ПГУ письмо. Руководство извещалось о том, что принято решение о разрушении Успенского собора. Объяснялось это тем, что здание бывшего собора в центре поселка находится в угрожающем состоянии. С южной стороны стена собора дала новую вертикальную трещину снизу доверху, которая с каждым днем увеличивается. Мнение специалистов таково: от сейсмических сотрясений и главным образом от действий ударных волн, возникающих при подрывных работах, ведущихся на объекте, здание собора в его нынешнем состоянии представляет угрозу для соседних зданий и прохожих. Поскольку производить разборку здания обычными методами опасно, целесообразно принять решение о подрыве четырех внутренних колонн собора, с тем чтобы все пять куполов обрушились вовнутрь здания без разрушения стен[65].
Руководство информировалось также о том, что подготовительные работы по подрыву здания собора уже проводятся и ими руководит Мальский, имеющий диплом на производство подобного рода операций. При этом в письме излагаются две просьбы. Первая — поручить произвести завершение всех подготовительных работ к взрыву собора силами заключенных. И вторая — срочно прислать на объект экспертов, которые могли бы дать оценку намеченным работам, или еще лучше — опытных подрывников, которые осуществили бы взрыв собора.
