Что Иродиада сделала с отрезанной головой?

В Евангелии не написано.

Зачем писать — мыслящий и так легко догадается.

Очевидно, что наследственная царица сохранила голову с целью время от времени её созерцать (в оккультном смысле слова). Так поступали не только женщины Средневековья, подобные королеве Марго. И неважно, как это любование сами созерцающие рационализировали. Верить самообъяснениям некрофилов-невротиков бессмысленно.

Итак, Иродиада удивительным образом напоминает Уну: жена властителя некой территории (пусть лишь Галилеи, незначительной части провинции Сирия), она в состоянии ввести в транс торчка одним лишь танцем (в «Понтии Пилате» — стражников из засады), а в любовном треугольнике обезглавливает возлюбленного — чужими руками — руками мужа!(Пилат это чуть не выполнил буквально, а потом — как компромисс! — голову лишь размозжил.)

Такое совпадение не случайно.

И вообще, поведение двух особо гипнабельных «патрицианок»-современниц не может быть психоэнергетически не связанным.

Кстати, это подразумевает общность предка — пусть далёкого. Ведь общая травма, застревающая в родовой памяти, собственно и обеспечивает основу для психоэнергетического объединения в единую стаю.

Очевидно, кто-то кого-то «вёл».

Уна — Иродиаду?

Или Иродиада — Уну?

Кто кого?

Действительно, Уна и Иродиада, находясь в одной провинции одновременно, будучи в административной иерархии почти на одном уровне, не могли существовать друг от друга психоэнергетически независимо.

Они присутствовали друг в друге даже в логических построениях.

Видеть в Клавдии Прокуле и Иродиаде лишь соперниц — упрощение.

Соперничество, безусловно, важный фактор их жизни, определявший ряд чувств и мыслей. Скажем, можно не сомневаться, что обе перед мужьями обличали «эту дрянь». У каждой были причины друг друга ненавидеть. Одна видела величие царей, и дед её строил великие дворцы, а другая видела ничтожество потомков этих царей — и жила в одном из дворцов, построенном Иродом Великим, а теперь принадлежащем Риму.

Но они всё равно систематически встречались на «дружеских посиделках».

Как это обычно бывает — чтобы похвастаться.

Несмотря на то, что их несхожие мужья не сообщались. (С одним Иисус беседовал, а с другим — нет. Как мы узнаём из Евангелия, «подружились» Пилат с Иродом лишь после Распятия; тут одно из двух: или их объединила общность преступления, или Пилат, как несколько более высокопоставленный в иерархии, снизошёл к бесперспективному тетрарху Галилеи просто для того, чтобы досконально выведать, как перед ним вёл себя Иисус.)

А вот Иродиада и Уна, каковы бы ни были оттенки их дружбы-ненависти, являлись, как это обычно и бывает, близкими копиями друг друга.

Кто у кого был в психоэнергетической зависимости — Уна у Иродиады или Иродиада у Уны — один из вопросов, разбираемых в главе «Парадоксы самоощущений в семье префекта-прокуратора». Сейчас для решения поставленной задачи вполне достаточно того осознания, что гранд-дамы одна другую повторяли. (Как, впрочем, психоэнергетически не были изолированы и дочери-жёны первосвященников иудейских.)

А раз повторяли, раз в жизни одной была отсечённая голова «любовника»-пророка, то, следовательно, и другая непременно — бессознательно — проваливалась в тот же синдром властительницы. Уже из одного только описания пиршества у Ирода мыслящий человек может убедиться, что и жена Пилата тоже бредила отсечённой головой своего возлюбленного.

Кто из двух возмечтал раньше?

Вернее, у кого прежде проснулась эта унаследованная от предков мечта и достигла силы страсти?

Кто первым её исполнил?

Была ли у Иродиады голова Крестителя первой?

Скорее всего, Уна и прежде держала в руках отсечённые головы: это «знак могущества» на высшем уровне посвящения любого правителя-мага, и Уна не могла не пройти какие-нибудь ритуалы вроде того, которым правящая сектантская иерархия пыталась подчинить разум Пьера Безухова.

В Евангелии о жене Пилата как буквальном головорезе прямо не говорится — кто был цензором субъевангелий, читатель разберётся несколько позже. Да и так ли уж обязательно об этом сообщать? Достаточно сказать, что Иродиада заказала голову Иоанна Крестителя на блюде — и дальше всё с Уной понятно.

Тем более, если вспомнить, как подробно в Евангелии рассказано об активном участии завистливой жены Пилата в казни другого Пророка — Иисуса. Вообще несложно догадаться, что это Уна была против побиения Иисуса камнями — неминуемо была бы подпорчена голова «любовника»… И воля её, как мы знаем, была исполненена.

Итак, если вспомнить, что Уна, как наследственная высшая правительница, не могла не хотеть сделать Пилату карьеру, то немедленно перед глазами появляется восходящая луна, тёмные проулки улиц на пути к кварталу удовольствий и смутные тени охранников-преторианцев, заломивших кому-то руки и притаившихся в ожидании идущего на любовное свидание ряженого мужа их госпожи…

У Марка изложение скуднее, ни единой дополнительной детали, Лука и вовсе не сообщает ничего. Опасное, видимо, место.

Иоанн, который, напомним, набрался мужества поведать о корнях реальной жизни церкви, только достигнув глубокой старости, в рассматриваемом эпизоде тоже должен был добавить ту самую деталь, которая могла кардинально изменить смысл официозной полуправды. И он её добавляет!

Вот оказывается, в чём дело! Если бы Христос был в «багрянице» только во дворе претории, то Пилат вполне мог Его в таком виде и не увидеть. Одели, поглумились — и обратно переодели. Однако, что для неугодников важно, Пилат Его увидел!

Эпизод этот иерархобогословами всех деноминаций трактуется одинаково: после того как евреи своим экзальтированным поведением при въезде Иисуса в Иерусалим фактически признали Иисуса царём, римляне сделали то же самое — да исполнятся чудесные пророчества Ветхого Завета о Христе как царе-Администраторе! Нам, дескать, в укрепление веры.

Чудеса и исполнение пророчеств как основание веры… На это «повелись» Иуда с Петром, и не они одни, а в веках «повелись» и элементы известных иерархий.

В чём же действительный смысл происходивших событий?

Почему Иисус допустил именно такое над Собой надругательство?

С кем Он Своим видом хотел облегчить общение?

Евреям римское одеяние не говорило ровным счё— том ничего, так же, впрочем, как и легионерам, набранным в основном на территориях восточных провинций Империи; следовательно, трабея была надета кого-то в претории, кто был знаком с римскими традициями. И человек этот претории не покидал — легионеры же стояли в оцеплении и в Гефсимании, и вокруг Голгофы.

Богословы говорят, что воины могли обрядить Христа только в подручный материал — армейский кроваво-красный плащ. Он, дескать, похож на царский (древних римских царей! — A . M .), вкупе с «тростью» — полный антураж царя.