Еще до того, как приступить к реализации своего колоссального проекта, Леонардо изобрел необходимые для этого инструменты — новые заступы и лопаты, гораздо более эргономичные, нежели те, что использовались прежде, а также разработал новую технологию возведения палисадов и обеспечения их герметичности… Верный своему собственному стилю планировать грандиозно и безудержно новаторски, он совершал просчеты, казавшиеся ему незначительными и легко поправимыми. Так шло до тех пор, пока не вскрылся крупный просчет в оценке, допущенный при нивелировке, за который основную ответственность нес Леонардо. Правда, сам он и эту ошибку не считал грубой — ведь всё всегда можно исправить. Проблема в машине? Так изобретем новую! Всегда всё можно начать сначала. На бумаге.

Заказчики смотрели на его просчеты не столь беззаботно — ведь исправлять ошибки Леонардо собирался за счет общественных средств. Подсчитали, что если довести этот проект до завершения, то Флоренцию постигнет финансовый крах, тем более что средств и так недоставало. Просчет, допущенный Леонардо, ужаснул городские власти. И, как всегда, если новшество пугает, то подозрительным делается сам изобретатель. Содерини решительно отказался выделять дополнительные финансовые средства. Подобно Козимо Медичи и Лоренцо Великолепному, он терпеть не мог неразумных трат. Правда, тот же Козимо говорил, когда слышал упреки по адресу Филиппо Липпи: «Оставьте для него дверь открытой, ведь талантливые люди — божественные создания, а не ишаки. Их нельзя ни запирать, ни принуждать к труду». Леонардо еще не встретил своего Козимо Медичи. А ведь ему уже за пятьдесят, и он чувствует усталость. И опять приходится ему снимать деньги со счета, чтобы содержать своих иждивенцев. Пятьдесят флоринов, потом опять пятьдесят… Скоро уже не останется ничего.

В свои лета Леонардо познал все трудности и разочарования, с которыми человек сталкивается в жизни, все стеснения, выпадающие на долю художника, и все огорчения, с коими бывает сопряжен интеллектуальный труд. Однако он еще не дошел до края выпавших на его долю страданий. Презирая богатство, он требует лишь доверия к себе, чтобы ему дали время и средства жить и продолжать творческий поиск…

Общественное мнение, относящееся к нему с большим уважением, пребывает в недоумении, почему же ему никогда не доверяют крупных работ. Оно выступает за то, чтобы ему поручалось во Флоренции больше важных дел. Дирижером этого общественного мнения выступал Макиавелли. Поскольку город не видит пользы в грандиозных проектах Леонардо, даже тех, которые должны были бы отвратить военную угрозу, Леонардо-инженер должен выступить в ипостаси художника, изобразить войну на картине.

Макиавелли пытается убедить соотечественников, что Флоренция не может вечно дуться на самого великого гения своего времени. Если его отвергают как инженера, ссылаясь на его склонность всегда предлагать непомерно грандиозное или на вечно преследующие его подозрения в шпионаже, то никто не может упрекнуть его как живописца. Милан, этот извечный соперник Флоренции, обогатился знаменитым произведением Леонардо — «Тайной вечерей», слава о которой разнеслась по всем краям земли. Пора и Флоренции сделать себе подарок такого же масштаба. Пока что у нее вообще нет ни одного творения Леонардо да Винчи, и этот пробел следует заполнить.

Вот что пишет Адольфо Вентури об этом экстраординарном произведении, которое Леонардо должен был выполнить для зала Совета дворца Синьории:

«Леонардо прибегнул к изображению разбушевавшихся стихий, дабы выразить ненависть, которой охвачены люди, перемешавшиеся в яростном сражении. Картина представляет собой ужасную кучу людей, сливающихся воедино, точно пена волны; в центре — группа лошадей, словно выброшенных страшным взрывом. Люди и лошади охвачены конвульсиями, скрючены, переплелись, точно змеи, перемешались, словно в яростной схватке стихий, в безумной схватке…

За этим изображением урагана следуют другие изображения — лошадей, бегущих галопом, поднявшихся на дыбы, совершающих прыжки, закусивших удила, молодого воина, стремительно скачущего на боевом коне, точно устремившегося в полете, всадника, теряющегося в облаке пыли, поднятой вихревым порывом ветра…»37

…Но обратимся к фактам. Контракт, подписанный 4 мая 1504 года в присутствии Макиавелли, предусматривал выплату Леонардо аванса в размере 35 флоринов, которые впоследствии предполагалось вычесть из гонорара. Ежемесячно он получал по 15 золотых флоринов на текущие расходы, беря на себя обязательство завершить работу не позднее конца февраля 1505 года. Если к указанному сроку он хотя бы приступит к нанесению рисунка на стену, то контракт может быть продлен. И тогда ему компенсируют все затраты.

Никогда еще Леонардо не получал столь выгодного заказа. 18 октября он вновь записался в корпорацию флорентийских живописцев — доказательство его намерения обосноваться во Флоренции! Макиавелли победил.

Леонардо потребовал помещение для себя и всей своей команды. 24 октября ему были переданы ключи от Папского зала монастыря Санта-Мария Новелла и смежных комнат. Помимо новой мастерской и нескольких жилых помещений Леонардо получил еще просторную комнату, в которой мог спокойно заниматься подготовкой картонов, — своего рода дополнительную мастерскую для частного употребления.

Начался долгий подготовительный период, о котором свидетельствует множество документов, чеков, подтверждающих платежи, произведенные по требованию его сотрудников и поставщиков, а также большое количество предварительных рисунков. Когда же картоны были завершены, он, увы, не смог приступить к основной работе. Папский зал находился в чрезвычайно плохом состоянии, крыша и окна требовали безотлагательного ремонта. Дождевая вода попадала прямо в помещение. 16 декабря Синьория приняла решение произвести ремонт крыши, дабы Леонардо смог приступить к работе. Всё это заняло очень много времени. Однако на сей раз задержка произошла не по вине Леонардо. Лишь 28 февраля были получены материалы, необходимые для ремонта окон и дверей, а также для сооружения больших передвижных подмостков, с помощью которых можно было достигнуть любой части стены.

Подмостки сооружались, разумеется, по чертежам самого Леонардо. Без них было не обойтись, учитывая размеры задуманной фрески «Битва при Ангиари». Предстояло расписать поверхность стены 18,80x8 метров.

Каменщик, производивший ремонтные работы, проделал проход в стене, отделявшей Папский зал от обширной смежной комнаты, которую занимал лично Леонардо. Теперь он мог беспрепятственно перемещаться из одного помещения в другое.

Чтобы получить необходимые сведения о битве при Ангиари, Леонардо обратился к Макиавелли, который специально для него сочинил целую эпопею. Получился захватывающий рассказ о чрезвычайно кровавом сражении, в разгар которого явился святой Петр собственной персоной! Историческая правда весьма далека оттого, что придумал Макиавелли. В действительности при Ангиари погиб лишь один человек, да еще один упал с лошади. Словом, событие было лишено величия. Оно совершенно не отвечало тем представлениям о войне, которые Леонардо собирался выразить в своей фреске. Его этюды в записных книжках свидетельствуют об этом.

Леонардо приступил к созданию картонов, на которых изобразил облик зверя, именуемого человеком, охваченного своей наиболее свирепой страстью — истреблением себе подобных. Он показал эти зверства со всей беспощадностью. Зато человеческое выражено в голове лошади, взгляд которой передает весь ужас смерти. Помимо выбранного им ракурса тел, нагроможденных одно на другое, он акцентирует внимание на типичных деталях, придающих большую свободу и динамизм его персонажам. Искусно построенная композиция производит величественное впечатление. Она восхищает, эпатирует, изумляет. А как современники Леонардо? Смогли они разглядеть во всем этом выдвинутое им страшное обвинение войне? Какое это имеет значение, в конце концов… Главное, что смелое творение Леонардо принесло успех его создателю. Он всегда имел вкус к риску — как в своих произведениях, так и в жизни. Виртуозный мастер живописи, он трактует битву с поразительной непринужденностью, но вместе с тем и с неистовой запальчивостью.