В экспедиции на Шпицберген и в подготовке к полету немало участвовало тех, кто уже работал с Андре в 1896 году. Однако на этот раз не смог присоединиться к его команде друг и восторженный почитатель аэронавта француз Анри Лашамбр. Вместо себя он уговорил взять на Шпицберген своего племянника А. Машюрона. И дядя, и племянник оставили важные записи об экспедициях Андре, а также множество фотоснимков.

К сожалению, не удалось выяснить, как звали Машюрона. Скорее всего, как и его дядю, — Анри.

Лашамбр передал через племянника для Андре сборник стихов Жана Ришпера. Некоторые строки были подчеркнуты:

...Какой странный день! Можно подумать, что находишься В таинственной стране, Не знакомой даже оленям.

В мрачном и холодном воздухе Показалась стая северных птиц, Разбрасывающих белые цветы, Сорванные в царстве Эреба. Да, это полюс! Темный холодный ад С подвижными льдами и Фантастическими ущельями. Кажется, будто видишь сквозь Эту густую пелену, как по небу Ходят молчаливые льдины...

Жан Ришпер был школьным приятелем Анри Лашамбра. Но зачем понадобилось передавать его стихи Андре? Был ли в этом какой-то многозначительный смысл или простая случайность?

Никто уже не ответит...

«18 мая (1897 г.) городок Готтенбург готовился проводить вторую полярную экспедицию.

Громадные толпы жителей, явившихся выразить Андре свое восхищение его необыкновенным предприятием, покрывают набережную...»

Несмотря на свою скромность, Андре не может избежать восторженных манифестаций. Его настойчивость обезоружила самых больших скептиков. Все поняли, что этот новатор — недюжинный человек, и провожают как его, так и его спутников самыми горячими пожеланиями...

31 мая. На следующий день по прибытии все принимаются за работу...

После беглого осмотра дома Пик, где все найдено в порядке, мы направляемся к сараю для воздушного шара, который нас очень интересует.

Он сильно пострадал; основание наполовину закрыто снегом; его покачнуло, и он наклонился к востоку. В прошлом году части второго этажа были оставлены для большей прочности; некоторые из этих кусков разломаны и вырваны ветром; другие отнесены очень далеко; в некоторых местах концы их торчат из-под снега...

Почтовых голубей экспедиции поместили на чердаке в комнате, где они содержались и в прошлом году...

2 июня. Ветер снова изменил направление... Сегодня работа идет еще труднее. Вооружившись кирками, наши матросы стараются разбить льдины... все части газового завода перенесены на землю. Инженер Стак с помощью механиков устанавливает прибор.

19 июня... Внутреннее устройство лодки (аэростата) почти окончено; в ней помещено громадное количество самых разнообразных предметов: компасы, инструменты, секстанты, зрительные трубы, фотографические принадлежности, электрические лампы и приборы, оружие и т.п.

Нет маленького местечка, которое не было бы утилизировано, и оставлено еще достаточно пространства для постели и мехов...

Андре берет с собой припасов всего на четыре месяца. Он считает, что этого достаточно и что в случае, если им придется зимовать на льду, они будут пополнять свои запасы с помощью оружия. Показывая на патроны, он говорит с улыбкой: «Вот концентрированная пища».

К двенадцати веревкам прикрепляются сани, лыжи, челнок, составленный из деревянных частей, который разбирается; этот последний покрыт двойной оболочкой из той же непромокаемой ткани, из которой сделан аэростат.

1 июля. Измеряют поднимательную силу аэростата. Высчитано, что он может поднять 1700 кило балласта... и что он может держаться в воздухе не менее 30—35 дней. Это время может быть в случае необходимости продлено, для чего нужно будет пожертвовать парусами и различными частями, которые будут лишними...

Воздухоплаватели могут, таким образом, продержаться в воздухе более 50 дней...

Переменные ветры могут носить аэростат в продолжении нескольких дней над сплошным льдом и над океаном, раньше чем они встретят землю, где бы они могли спуститься...

Если по какой-либо непредвиденной причине они будут принуждены спуститься на лед, то они совершат обратное путешествие так, как это сделал доктор Нансен...

Андре возьмет с собой 32 почтовых голубя.

Мы полагаем, что некоторые из них вернутся на Датский остров, где они живут более месяца, и что они принесут нам вести от наших друзей. Но мы боимся, что они никогда не прилетят в Швецию; только от Шпицбергена им пришлось бы пролететь расстояние около 2500 километров, чтобы вернуться в свою голубятню.

Тем из них, которые будут пущены с полюса, придется сделать более 3500 километров, причем на большей части этого расстояния они не найдут ни пищи, ни пристанища. Насколько мне известно, почтовые голуби еще никогда не пролетали такого большого расстояния, и те, которые принадлежат экспедиции, не захотят, вероятно, оставить аэростат, где они имеют приют и корм...

Ввиду этого Андре сказал нам, чтобы мы не беспокоились, если о нем не будет известий в течение целого года; что он может спуститься в таком месте, откуда всякие сообщения невозможны, вследствие чего он должен будет провести зиму у лапландцев или эскимосов, или же в пустынной стране...».

«... Воскресенье, 11 июля. Резкий южный ветер!

Серьезно ли это, наконец?..

Не ложная ли это тревога?..»

Андре ничего не говорит, но мы понимаем его мысли: он спешит отправиться на завоевание полюса и произносит только: «Отъезд решен».

Плотники с несколькими матросами быстро взбираются на сарай, северную часть которого они разбирают с поразительной быстротой...

Повсюду царит лихорадочная деятельность; сборы идут очень быстро...

Ветер все усиливается; струя его достигает аэростата, который слегка колеблется; ремни на экваторе прекрасно его поддерживают и ограничивают его движения...

Андре благодарит всех членов экспедиции за содействие, которое они оказали его предприятию. Он передает капитану несколько телеграмм, наскоро написанных в последнюю минуту, одна из них обращена к шведскому королю...

«Орел» на стартовой позиции. Фото 1897 г.

Другая телеграмма посылается газете «AHbonbladet» в Стокгольм; она гласит:

«Согласно принятому решению, в воскресенье в девять часов тридцать пять минут мы начали делать приготовления к воздухоплаванию и в настоящий момент, в два с половиною часа пополудни, мы совершенно готовы.

Нас, вероятно, отнесет на С.С.В., но мы надеемся достигнуть мало-помалу мест, где ветры будут нам более благоприятствовать.

От имени всех товарищей шлю наш самый горячий привет друзьям и отечеству!

Андре».

Андре вырывается из объятий друзей, всходит на балкон лодки (аэростата) и решительным голосом зовет:

«Стриндберг... Френкель... Идемте!..»

Оба его спутника сейчас же подходят и становятся рядом с ним. Все трое вооружаются, ножами, чтобы перерезать веревки, поддерживающие мешки с баластом...

Наступает решительный момент:

«Раз!.. Два!.. Рубите!» — кричит по-шведски Андре. Матросы моментально исполняют приказание, и воздушный корабль, свободный от всяких оков, величественно поднимается в воздух, приветствуемый нашим громким «ура».

Аэростат, прийдя в равновесие на высоте около 50 метров над уровнем моря, быстро удаляется; веревки снастей скользят по воде, оставляя за собой широкую борозду, подобную той, какую оставляет пароход...

Вскоре мы уже не различаем аэронавтов, но видим, что они натягивают паруса, а потом замечаем изменение направления шара.

Аэростат несется теперь прямо к северу; движение его очень быстро, несмотря на сопротивление, которое оказывают волочащиеся веревки; его скорость определяют приблизительно в 30—35 километров в час. Если он сохранит свою первоначальную скорость и направление, то может достигнуть полюса менее чем в два дня...