— Есть, сэр.

Матросы молча потянулись наверх, похожие на захмелевших мышей-переростков — ни единого крика или возгласа не издали они, пока не скрылись из виду.

— Стивен, — сказал Джек, ловко подхватывая падающую корзинку и ставя ее на место. — У тебя, как я вижу, прямо катастрофа.

— Еще какая, — возопил тот. — С этими подлыми готами, пьяными гуннами… Я плакать готов от отчаяния… Так много надо еще сберечь, так много уже утрачено… Нет ли у тебя в кармане куска бечевки? А тут еще заявляется какой-то надоедливый малый и начинает бубнить, что я обязан отобедать с капитаном этой адской посудины! Я послал его куда подальше. Иди, говорю, подтягивай свои паруса.

«Адская посудина» рыскнула под ветер и самка морского слона заскользила к штирборту. Джек дождался, когда с наветра подойдет волна, вернул чучело назад, пропустил вокруг него веревку, завязал узел и сказал:

— Да, это был Уорнер, первый лейтенант. Стивен, есть нечто, о чем я обязан был сказать тебе раньше, и это касается флота. Приглашение капитана отклонять нельзя.

— Но почему, во имя всего святого? Приличия ради что ли?

— Неписанный закон службы требует этого. Приглашение капитана — почти что королевский приказ. Отказ последовать ему граничит с неповиновением долгу.

— Какая чепуха, Джек. По самой своей природе приглашение подразумевает допустимость, возможность его отклонить. Вам не более удастся убедить человека разделить с вами общество иначе как по доброй воле, по согласию, чем заставить женщину полюбить вас силой. Пленник — это не гость, опороченная шлюха — не жена, приглашение — не указ.

Джек отставил в сторону неписанный закон флота, хотя раньше это всегда срабатывало. В его распоряжении оставалось всего четыре минуты.

— Живее там! — гаркнул он в прямоугольник люка, затем понизил голос. — Если ты пойдешь, то окажешь мне личное одолжение. Йорк пригласил тебя исключительно из расположения к моей персоне. Если мы взамен выкажем пренебрежение к нему, это будет очень плохое начало плавания, и для меня и всех наших товарищей.

— Но Джек, — взмолился Стивен, жестом отчаяния указывая на пребывающую в хаосе коллекцию. Большинство экспонатов ездило, угрожая совершить смертельный кульбит. — Как могу я бросить все это?

— Бонден и Киллик вот-вот будут здесь, оба трезвые и достаточным запасом бечевки. А как только обед будет окончен, в твоем распоряжении окажутся и остальные «леопардовцы». Прошу, Стивен, побудь немного хорошим парнем.

— Ну ладно, — протянул тот, бросая тоскливый взгляд на оставляемые сокровища. — Иду. Но учти, братец, я делаю это исключительно ради уважения к тебе. Сам я гроша ломаного не дам ни за эти ваши неписанные тирании и угнетения, ни за местное царское величество.

— Бонден, Киллик! — крикнул Джек.

Оба явились как по волшебству. Киллик, принес то, что еще сохранилось от мундира доктора Мэтьюрина, свежую сорочку и гребень. На нижней палубе точно знали, что происходит: нализавшийся в стельку хирург «Леопарда» отказался от капитанского приглашения. Ходили упорные слухи, что доктора закуют по приказу Уорнера в кандалы, разожмут рот гандшпугом и вобьют обед в глотку, хочет он того или нет. После чего поместят под строгий арест, запретив выходить из каюты до конца плавания, а когда «Ля Флеш» придет в Помпей, отдадут под трибунал. Поэтому матросов ждало нечто вроде разочарования, когда этот самый преступник за минуту до назначенного срока появился следом за своим капитаном на палубе, при полном параде и ни в одном глазу.

— Ты будешь вежлив? — шепнул Джек на ухо другу у входа в каюту.

Неопределенный звук, сорвавшийся с губ Стивена вовсе его не успокоил, но несколько мгновений спустя, видя как Мэтьюрин отвесил элегантный поклон и бросил обходительное «к вашим услугам, сэр», он позволил себе расслабиться. Как ни крути, Стивен, хоть и страшный профан в делах мореходных, был человеком из общества. Джеку пришлось наблюдать, как на одной вечеринке его приятель расхаживал словно у себя дома, и на удивление многие из приглашенных были хорошо знакомы и даже ласковы с ним, причем иные даже весьма.

При всем неведении морских обычаев доктор хотя бы знал, что гость рангом ниже капитана не вправе заговаривать с командиром корабля пока тот сам не заговорит с ним — этакое заимствование из дворцового этикета. Поэтому за пинтой шерри и тарелкой свежесваренного черепашьего супа он сидел молча и с любезной миной, оглядывая каюту. Это была первая обставленная книгами каюта, которая встречалась ему до тех пор: книжные полки снизу доверху, среди томиков ин-кварто попадались нотные листы; обстановку дополняли столь неуместная здесь девятифунтовая пушка и небольшое квадратное пианино. Джек сказал, что капитан Йорк музыкант, также как, видимо, и читатель — никто не станет тащить книги в море забавы ради. Можно было разглядеть корешки ближайших: Вудс Роджерс, Шелвок, Энсон, объемистая Histoire Générale des Voyages, Черчилль, Харрис, Бугенвиль, Кук. Все вполне уместно для моряка. Далее Гиббон, Джонсон, а за ними бесконечной чередой собрание сочинений Вольтера в издании Келя. Над Вольтером расположилась еще даже более многочисленная коллекция «октаво» и «дуодесимо», буквы на переплетах которых разобрать не удавалось. Романы, судя по всему. Мэтьюрин с возросшим интересом посмотрел на хозяина. Темноволосый, несколько полноватый, с умным лицом; примерно ровесник Джека и наверняка такой же одержимый моряк. Йорк оставлял впечатление человека способного, но как показалось Стивену, склонного к лени.

— Мы едва не опоздали, — проговорил Джек. — Я чуть не порвал чулок, когда натягивал — ткань совершенно сгнила. Те, что вы мне передали, не могли поспеть более вовремя. А доктор просто с ног сбился, управляясь со своими научными тварями и их яйцами.

— J'ai failli attendre,[8] как сказал бы Луи XIV, — с улыбкой ответил Йорк. — Какой ужасный кошмар. Думаю, вы заметили, доктор Мэтьюрин, что флотских капитанов окружает своего рода королевский почет. По временам это выглядит так комично. Мне, однако, искренне жаль, что ваши животные доставили такие затруднения. Еще прискорбнее было мне услышать, что мое приглашение оказалось, возможно, не совсем своевременным. Могут мои парни чем-то помочь? Наш Джемми Дакс в бытность на берегу работал на ферме, это великий мастер управляться как птицей, так и со скотом.

— Вы очень любезны сэр, но живые мои образцы содержатся в полном порядке — сидят себе рядочками в моей каюте и таращатся друг на друга. Нет, именно объекты неодушевленные внушают мне некоторое беспокойство, болтаясь из стороны в сторону.

— Но сейчас все уже передано в надежные руки, — заявил Джек. — Мой старшина в форпике, он присмотрит за поклажей и все будет лучше некуда. К тому же доктор, по счастью, не все яйца сложил в одну корзину, ха-ха-ха! О да, этих корзин там несколько дюжин, и все с яйцами разного сорта: альбатросы, буревестники, пингвины…

Закончить капитан Обри не сумел — его душил хохот. Шутку насчет «всех яиц в одной корзине» вряд ли стоило почитать за верх остроумия, но она казалась очень даже недурной, да принадлежала исключительно ему. От добродушного веселья лицо его, и без того уже красное в силу воздействия ветра и солнца, сделалось совершенно пунцовым. Глаза его превратились в щелочки, а изо рта полился присущий ему искренний громкий смех, от которого зазвенели на столе бокалы. Йорк с приязнью взирал на коллегу, и Стивен, подметив данный факт, потеплел по отношению к капитану «Ля Флеш».

— Вы не сильно изменились со времен старины «Ресо», Обри, — произнес наконец Йорк. — Надеюсь, по-прежнему играете на скрипке?

— А как же, — ответил Джек, утирая слезы. — Все в одну корзину, ха-ха-ха! Бог мой, надо не забыть Софи рассказать, когда писать буду. Да, играю. А вы, как вижу, выросли до фортепиано. А как вы его настраиваете?

— Никак, — ответил Йорк. — Я заимел камертон и несколько раз пытался, но в итоге эта штуковина так и осталась жалкой скрипучей шарманкой. Эх, вот бы завербовать настройщика пианино! Но даже так я люблю свой инструмент — обходиться многие месяцы плавания без музыки выше моих сил.