– Я сам поведу! – Бурцев вскочил с ложа, подобрался. Не время сейчас раскисать.

Оделся быстро – по старой армейско-омоновской привычке. Штаны, сорочка, сапоги. Толстый стеганый поддоспешник. Кольчуга – не утопленная в Волхове неуязвимая фон Бербергова бронь, конечно, но тоже добрый доспех. Створчатые, будто гигантские моллюски, блестящие наручи. Куполообразный шлем с забралом-личиной – вроде княжеского, только без позолоты. Простые ножны на поясе. В ножнах – подобранный с пола меч. Распоряжения Бурцев давал на ходу – сбегая с крыльца.

– Коня мне. Нет, двух. И чтоб у каждого по загонному коню было.

– Стоит ли? – засомневался Дмитрий. – Агделайда с монахом пешком ушли. А купеческий обоз мы и так нагоним.

– А если Бенедикта сообщники дожидались с лошадьми?

Новгородец умолк. Бурцев продолжал:

– Со мной едут только наши.

«Только наши» – значит, старая гвардия – проверенные в Польше, Пруссии, на Чудском озере и под Дерптом ветераны. Надежный костяк всей его полутысячной дружины. Дмитрий молча кивнул.

– Всем быть при оружии. И знаешь, что еще… Скажи Сыма Цзяну, пусть прихватит самострелы-громометы, что выдал князь. И гранату тоже – ну, ту малую булаву, начиненную громом и молниями.

– Даже так?! – удивился Дмитрий. – Хочешь взять оружие «небесного воинства»?

– Да, хочу, – отрезал Бурцев.

Уж очень не нравился ему странный монах, профессионально расправившийся с двумя вооруженными отроками и одной-единственной беседой склонивший дочь Лешко Белого к тайному побегу. С такими «божьими людьми» ухо надо держать востро.

– Гаврила, стой! – Алексича, при доспехе и с булавой, он перехватил у конюшни. – Ты остаешься с гарнизоном. И сотня твоя тоже.

– Да как же, воевода?!

– А так! Пока меня не будет в Пскове – принимай команду над дружиной. Посадника поднимите. И всем быть начеку. Миша, дружок твой, путь помогает —, пешцев на стены выводит.

– Так ведь в дозоре Миша-то, – напомнил Гаврила. – У балвохвальской башни дежурит.

– Значит, без Миши управляйся. Все. По коням!

Небольшой вооруженный отряд с запасными лошадьми в поводу промчался под аркой Смердьих ворот, вылетел на накатанную обозами Смоленскую дорогу и скрылся в лесах по-над рекой Великой.

Новгородец Дмитрий вез воеводский вымпел. Треугольник алой материи бился на ветру. Рядом – в руках татарского юзбаши Бурангула – развевался сигнальный бунчук. Тесной группкой вокруг воеводы-полутысячника и знаменосцев скакали Освальд, Збыслав, дядька Адам и Сыма Цзян. Седельную сумку Бурцева оттягивали «шмайсер» и осколочная граната-колотушка «М-24». Китайский мудрец – единственный толковый автоматчик из всей дружины – тоже вез у седла «МП-40».

Чуть поотстав, следовало сопровождение: четыре десятка русичей и степняков-кочевников – немногие уцелевшие в битвах участники Силезского похода Кхайду-хана. Всего в погоню отправилась неполная полусотня.

Обоз настигли быстро. Расспросили. Узнали у перепуганных купцов: да, видели, да выходили из Смердьих ворот еще двое – странствующий монах-латинянин и красивая, но печальная женщина в рубище. Но оба отстали от обоза – свернули с дороги в лесную глухомань, едва скрылись из виду башни псковского Крома. А куда направились – неизвестно.

Для полноценной облавы людей не хватало. Но и вывести из Пскова всю дружину, оставив город без охраны, Бурцев не имел права. А ну как дерзкая выходка отца Бенедикта – всего лишь военная хитрость? Что если поблизости затаились ливонцы и ждут – не дождутся, когда, встревоженный похищением воеводовой жены, гарнизон покинет крепость? Да и возвращаться назад в Кром – значит терять драгоценное время.

Без толку кружили битый час, пока не отыскали, наконец, следы беглецов. Свежие отпечатки подкованных конских копыт… Лошадей – с полдюжины. Все-таки не один был Бенедикт! Ждали все-таки монаха в условленном месте верные люди и быстрые кони.

Двинули по следу. Вышли к единственной тропке в этих лесах. А узкая стежка вела к…

Стоп! Арийская башня! Уж не в ней ли кроется разгадка таинственного похищения? Только вот на кой сдалась Бенедикту эта башня? Зачем католическому монаху с чужой женой бежать к языческой святыне древних ариев? Ладно, по крайней мере, в бессмысленных блужданиях появилась хоть какая-то цель.

– К балвохвальской башне! – приказал Бурцев.

И опустил забрало-личину. Что-то подсказывало: будет жарко.

Коней пустили в галоп. Если дело, действительно, в ней, в этой треклятой башне, то – спасибо Александру Ярославичу – охрана там поставлена не зря. Добрая охрана, надежная… Сторожа-дружинники уже должны были скрутить святого отца и задержать спутницу Бенедикта. Опытные воины Миши Новгородца – лучшего друга Гаврилы Алексича всегда стражу несут справно. Это вам не пара беспечных юнцов-отроков. Да и сам Миша – парень не промах. Смышлен и силен наш Миша. И все-же…

– Дмитрий, – Бурцев повернулся к знаменосцу. – Возьми двух человек и скачи вперед. Сгоняешь к балвохвальской башне в дозор. Разведаешь, что, да как. И поосторожней в дороге. От латинянина этого чего угодно ожидать можно.

Дозорные вернулись через полчаса. Ошарашенные, взволнованные. «Беда!» – сразу понял Бурцев.

– Что там, Дмитрий?

– Миша убит. Ребята его – тоже.

– Что?!

Новгородец протянул руку:

– Вот, взгляни…

Ох, ни фига ж себе! Маленькая стрелянная гильза лежала на огромной ладони русича. Девять миллиметров – калибр «ПМ». Или «МП»… «МП-40» – «шмайсеровский» калибр!

Час от часу не легче! Бурцев взял гильзу. Да, вне всякого сомнения, «шмайсеровская». Точно такую же, только в золотой оправе, носила Аделаида. Сувенирчик то был взгужевежевский. Подвесочка, побрякушка, безделушка… Но это… Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Это-то что такое?

Бурцев прикрыл глаза, пережидая буханье в груди и шум в ушах. Опять?! Неужели, опять цайткоманда? Но ведь у Бенедикта в котомке никакого оружия не было – сам проверял! Да, у Бенедикта не было. А у поджидавших его сообщников?

– Возле балвохвальских развалин такого добра много набросано, – как сквозь вату, доносился до Бурцева голос Дмитрия. – Невидимые стрелы летали там, Василь. Я осмотрел тела погибших и…

Он не слушал своего сотника.

Бум! Бум! Бум! – громыхало в груди. Бред! Бред! Бред! – билось в мозгу. Ну не может этого быть! Никак не может! Цайткоманда СС уничтожена два года назад. Вся уничтожена. Единственный уцелевший эсэсовец – кульмский сержант-шарфюрер должен был либо сойти с ума на проклятой мельнице, либо сдохнуть на тевтонской виселице.

Что ж, выходит, иногда, мля, они возвращаются! Выходит, что-то он все же упустил. Выходит, достал не всех хронодиверсантов фон Берберга. А вдруг это новая цайт-диверсия? Новая цайт-команда? Не-воз-мож-но! Невозможно такое! Без малой башни перехода, без заклинания-якоря… Или все же возможно? Вопросы, вопросы… Одни лишь вопросы – и не единого ответа. Сам виноват, успокоился, блин, за два года, оброс жирком на княжьих харчах, потерял нюх на опасность. Кретин! Хватать нужно было сразу подозрительного монаха и устраивать допрос с пристрастием, а не приглашать в свой дом, не оставлять наедине с Аделаидой.

– Василь, мертвых надо бы отвезти в Псков, да схоронить. – Дмитрий тронул его за плечо. – А то давно уж они там лежат.

– Давно? – Бурцев удивленно глянул на сотника.

– Сутки, а то и поболее.

Ясно… Все становилось ясно, как Божий день. Бенедикт не пробивался сегодня с боем к башне ариев. Он явился из нее. Вышел раньше, как выходили из донжона Взгужевежи штурмовики фон Берберга. Вышел, ударил в спину Мишиным ратникам, перебил охрану. После – осмотрелся, обнюхался и лишь тогда отправился в Псков. Дальше – все просто: Аделаиду в охапку – и бегом обратно к магической платц-башне. Примчался, пробормотал заклинание перехода – и ищи-свищи теперь ветра в поле.

– Там, у башни никого нет? Живых, я имею в виду?