Я понимаю: это Мовак.

Мовак – не мужского пола и не женского, как мне думалось раньше. Это двенадцать существ с единым разумом. Кажется, среди них четыре мужчины и восемь женщин, целая раса, связанная единым мозгом. Наверное, они могут воспроизводить себя, чтобы сознание Мовака продолжало существовать. Раса из одного существа. Раса единого разума.

– Мы не единый разум, – говорит один из Моваков.

Я удивлен, что он заговорил, и я уверен, они знают, что я удивлен, и я уверен, они знали, что я буду удивлен, еще до того, как он ответил.

– У нас разные разумы, Лист, – говорит другой. – Нам недостает чувства индивидуальности, даже во внешности, но мы все равно разные индивиды.

Мне кажется, я понимаю. Когда знаешь все обо всем, наверное, трудно быть отличным от тех, кто тоже знает все обо всем. Ты обладаешь сознанием каждого существа, которое было, есть и еще будет жить. Так что нет нужды в собственном сознании. Эти мысли меня чудовищно угнетают. Но Моваки живут для другой цели, отличной от моей, так что я должен перестать нас сравнивать. Смысл их жизни выходит за рамки моего постижения.

– Отвечать на вопросы, – Моваки отвечают все вместе.

– Что? – Гроб вздрагивает.

– Смысл нашего существования – отвечать на вопросы.

– И все? – спрашиваю я. Все кивают.

Я чувствую, что меня предали, и щипаю себя за ногу. Они знают все и просто отвечают на вопросы. Ну и что, на хрен, это значит?

– За этим мы были созданы, – отвечают Моваки. – Мы были созданы, потому что кто-то должен знать все. Пока мы есть, ничто не будет забыто. Ни один человек, ни одна мысль, ничто. Ты думаешь о нас как о существах, это не так. Думай о нас как о книге, куда записывается все.

– Больше никто не обладает всезнанием? – спрашивает Гроб. – А Бог? Разве он не всеведущ?

– Нет, боги создали нас, потому что они не хотели знать всего. В каком-то смысле ты отказываешься от своей индивидуальности ради всезнания, а боги не захотели отказаться. Наше существование было необходимо ради истории, ради будущего.

Я задаю вопрос:

– Так что, вы – всезнающий компьютер Вселенной?

Они начали кивать до того, как вопрос прозвучал.

Я замечаю, что у Мовака внутри мозга миниатюрные города. Эти города населены такими же миниатюрными людьми, как в мини-океане. Целое общество, которое физически существует внутри мозга.

Они – граждане мозга: материальные существа, образованные мыслями Мовака. Процесс всезнания должен быть очень сложным, для него требуются сотни работников, которые функционируют слаженно, в одной общественной системе, и двигаются к одной цели – формированию суперсложного мозга Мовака. И все двенадцать мозгов Мовака работают вместе, чтобы создать всезнающий компьютер Вселенной. Я не уверен, верна ли моя теория, но знать наверняка не хочу, потому что теоретизирование упражняет мозги. Мовак знает, о чем я думаю сейчас, поэтому они не говорят мне, прав я или нет.

Граждане мозга создали свои общества и за пределами мозга Мовака, распространяя влияние на территории Земли панков. Весь океан, в котором мы с Гробом стоим, а Нэн лежит, является перепроизводством мозгов Мовака. Корабли, деревни и животные – все это часть большого мозга, все работают вместе, чтобы сохранить знание обо всем.

Мовак-женщина смотрит на меня с урчанием в горле. Ее мозговые труженики построили эскалаторы между подбородком и грудями, где они могут расслабиться в мягкой плоти, прежде чем спуститься дальше к ногам. Моими слабыми глазами я воспринимаю ее тело как архитектурное строение. Женщина-небоскреб размером с гору, на которую я не прочь навалиться, в парадный вход которой хорошо бы вогнать мой китовый член, выкинув привратника и затопив холл, когда я кончу.

Мовак-женщина уставилась на меня своими темными глазницами, наверное, она знала, что я собираюсь пофантазировать на ее счет, и, прежде чем я разыграл в воображении эту сцену, решила смерить меня гневным взглядом, слизнув несколько мозговых тружеников со своих белых губ и растворив их в густой слюне.

Я смущен, но напрасно, с какой стати: всю свою жизнь она знала, что я подумаю так. Я уверен, это не было для нее шоком.

– Мы хотим пройти через Волм, – говорит им Гробовщик.

– Мы знаем, – отвечают они, кап-кап.

Женщина, то бредовое здание с большими грудями для отдыха и влажным соленым входом, приближается к нам, она тяжело передвигается с целым городом внутри и следит, чтобы его жители не попадали в океан. Она снова смотрит мне в глаза, ее плоские блюдца мерцают пурпуром и серебром. Рот – темная пещера… галька вместо зубов… Рот открывается жемчужным свечением…

– Пойдем, – говорит она, и ее голова поворачивается в сторону Волма.

Мне любопытно, что именно она из двенадцати берется проводить нас. Это из-за того, что меня к ней влечет? Может быть, ее тоже влечет ко мне? Воспользуется ли она моей слабостью к нечеловеческим женщинам до того, как позволит нам сбежать через Волм?

Я надеюсь.

Она ведет нас сквозь пеструю гуманоидную толпу, которая выходит из Волма. У нее механическая походка. Она уязвима со спины, но все равно работает как механизм, как голубая женщина, но голубая женщина – скорее робот, похожий на живое существо, а Мовак – существо, похожее на робота. Раньше меня никогда не привлекали механические женщины. А теперь, я подозреваю, это стало тенденцией.

Эмоции из Волма летают туда-сюда, как и картинка перед моими глазами, поднимаются на дерево и щебечут в его ветвях. Мозговая жидкость вытекает из мозга женщины-Мовака, я наблюдаю, как она медленно стекает ей на ягодицы, где живет низший класс ее горожан, в этом районе воздух гуще от соленого запаха. Затем жидкость сочится дальше вниз по внутренним сторонам ее бедер и капает в миниатюрный океан.

Я настолько поглощен ее потрясающим телом, что не замечаю, как мы приближаемся к источнику света. Когда она останавливается, я все смотрю на ее зад, потом поднимаю глаза вверх и вижу Великую Дверь, Волм, даже глаза показывают теперь более-менее нормальную картинку.

Дверь – это гигантская вагина. Ее губы широко раздвинуты и распространяют зеленый свет во всех направлениях. Женщина-Мовак становится рядом с ней, раскинув по диагонали руки и вздернув подбородок. Потом ее мышцы напрягаются, кажется, она сосет энергию Волма, как будто и она работает на топливе из душ, захлебываясь, пьет его из резервуара, который накопил Волм.

Затем отверстие Волма расширяется, в зеленых сполохах наша кожа кажется лимонной. Дверь ждет, когда мы войдем. Внутри нее – наше будущее, наша новая жизнь. Весь хаос этого мира спадет с наших старых усталых плеч. Теперь у рода человеческого появился шанс на борьбу с вымиранием.

– Я не пойду, – заявляю я Гробовщику.

– Что? – на его лице шок, неверие.

– Я дождусь Христиана.

– Ты хочешь еще подождать? Мы можем подождать вместе, если хочешь, я не пойду туда один.

– А ты не один, – говорю я, стирая грязь с полусонных глаз Нэн.

– Лист, перестань. Пошли. Ты же знаешь, Христиан не вернется.

– Пойдете вы, – отвечаю я. – Возьми Нэн и книгу Человечества и выбирайтесь. Если Христиан сюда дойдет, я… Пойми, я просто не могу бросить его здесь.

– В таком случае я тоже остаюсь.

– Нет, – я слегка трясу головой. – Я хочу рискнуть своей жизнью, чтобы спасти Христиана, но рисковать будущим человечества я не буду. Выбирайтесь отсюда сейчас, пока Волм не съел еще частичку ваших душ.

– Урод, – Гробовщик плюет в мою сторону. Он кива ет и затыкает книгу Человечества за пояс. Кладет руки Нэн на свою шею, и она обнимает его, хватается, чтобы устоять на ногах.

Прежде чем пройти через половые губы Волма, он оборачивается ко мне и мягко улыбается. Потом вскидывает свою угловатую голову в знак приветствия. Я не успеваю ответить, он уже исчез в Волме, губы обхватили его и засосали куда-то в другой мир, далеко отсюда.