Кормчий, плывущий к месту скинутого с ладьи якоря, и вовсе оробел. Рука водяного! Парня утопил, а ныне и за него, Фролку, примется.
Повернул от нечистого места к берегу, истошно заорал дурным голосом:
– Помоги мне, бог Перун, избавится от водяного!
Оглянулся на крик:
– Куда ты? Держи свою сеть!
Кормчий обомлел. Да это же рыбак! Плыл с концом сети в правой руке, весь заволоченный вязкой тиной. И как он смог столь долго в воде продержаться?!
Фролка поплыл навстречу, дабы помочь вытянуть снасть. На берегу придирчиво ее оглядел. И с рыбой, и целехонька.
– Спасибо тебе, паря. Давай соберем в корзину добычу – и на ладью сушиться.
– Да я на берегу обсохну. Тепло.
Тихомир стянул с себя всё облаченье и начал избавлять его от водорослей.
Кормчий невольно залюбовался крепким, подбористым телом рыбака и сам принялся разоблачаться.
– Пожалуй, ты прав, паря. Неча на ладье тиной мусорить.
Вскоре кормчий пригласил рыбака на судно:
– Знатной воблой тебя угощу. Сама в рот просится. Я ее князю готовлю.
Фролка, как прибыл в Ростов, так и не покидал своего судна. Оставались на ладьях и все другие кормчие. Жили в ладейных избушках, сторожили корабли, а снедь им доставляли из княжьей поварни.
Тихомир впервые увидел в избушке икону, на коей был изображен какой-то старик с седой бородой. Нахмурился.
– Это твой бог?
– Не только мой, паря. Это Николай Чудотворец – покровитель всех тех людей, кои плавают по морям и рекам. Избавитель наш.
Тихомиру хотелось сказать, что на морях и реках спасает людей не какая-то намалеванная деревяшка, а добрые духи – Берегини, но он промолчал, решив, что бессмысленно спорить с человеком, который принадлежит теперь иной вере.
– У меня и ячменное пивко103 есть, паря. С вяленой и копченой рыбой – слюнки потекут. Угощайся.
Воблы Тихомир откушал, а вот к ковшу пива, налитого из корчаги, он не притронулся, чем немало удивил Фролку.
– Чудишь, паря. Как это можно воблу без пива?
– Прости, добрый человек, но хмельными напитками я не пользуюсь.
– Странный ты какой-то. В Ростове я тебя не зрел… Как хоть тебя кличут?
– Тихомиром.
– Тихомиром?.. Кажись, я где-то слышал твое имя.
– Сегодня о нем говорит весь Ростов.
– Весь Ростов?.. Аль, какую деваху обесчестил? Вон ты, какой лепый. Было? – с доброй улыбкой спросил Фролка.
Тихомир ничего не ответил, и с этой минуты замкнулся.
– Ну и Бог с тобой… Скоро, поди, опять в город?
– Не знаю.
Фролка пожал своими крепкими, покатыми плечами и произнес:
– Не ведаю, что ты натворил, но чую, парень ты добрый. Коль захочешь – у меня оставайся. Мне с тобой куда повадней. Одному-то докука на корабле.
– Я согласен.
– Вот и, слава Богу. Живи, Тихомир, сколь душа пожелает.
Г Л А В А 37
СВЯТИЛИЩЕ БОГОВ
В Ростове только и разговоров о князе и Тихомире:
– Внук Марея из Велесова дворища приплыл, дабы князя убить.
– И почему не убил?
– Никак, раздумал.
– А Ярослав-то молодцом. Все мекали, что он Тихомира казнит, а он ему кинжал отдал и вспять отпустил.
– Добрый, оказывается, к нам приехал князь. Другой бы не пощадил.
– Добрый. Это те не Урак.
– Урак, знамо дело, человек злобный, но христианских церквей не помышлял в городе ставить.
Ростовцы пронюхали, что князь Ярослав задумал выискать умельцев, кои смогли бы нечестивый храм в городе возвести.
– Да и пущай возводит. Дружина-то новую веру обрела. Пусть молится. Мы-то всё равно в старой вере останемся.
– Останемся! Слышали, поди, как на капище Велеса попов орясинами огрели. Едва насмерть не забили.
– Нечего было и соваться!
Капище Велеса находилось в полутора верстах от крепости, к востоку от города104.
Еще минувшей осенью князь Ярослав навестил ростовское языческое святилище. Оно заметно отличалось от киевского. Там Велес стоял под горой, был сотворен из дубового дерева и считался вторым богом после Перуна.
Ярослав был отменно знаком с древними летописями и ведал, что о главном божестве летописец напишет еще в 907 году.
Именно в этом году князь Олег одержал блестящую победу над Царьградом, в результате коей цари Греции, Александр и Леон, понуждены были заключить с Олегом мир и взять обещание уплачивать славянскому князю дань.
Любопытен был сам договор. Если греческие цари дали клятву на христианском кресте, то Олег со своей дружиной утверждали мир по русскому обычаю – клялись своим оружием, Перуном и богом Велесом.
Спустя сорок лет то же самое повторилось при князе Игоре. Правда, договор состоялся уже в Киеве.
«Призвал Игорь послов, и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие своё, и щиты, и золото, и присягали Игорь и люди его, сколько было язычников между русскими».
Миновало еще тридцать лет. Уже сын Игоря, князь Святослав, дал клятву блюсти мир с византийцами.
– Ежели не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в коего веруем, – от Перуна и Велеса, и да будем желты, как золото, и пусть посечет нас собственное оружие.
Князь Ярослав отлично понимал, что и Олег, и Игорь, и его любимый полководец Святослав, кой на всю жизнь запомнится ему своими грандиозными победами, были ревностными поборниками и защитниками языческой веры. В их клятвах подчеркивается связь Перуна с оружием, что говорит о его воинственности. Не надо искать подоплеки105, почему именно Перун значился покровителем князя-воина и его дружины. При любой победе, прежде всего, прославляли именно своего верховного бога, принося ему богатые жертвы.
Великий князь Владимир, уничтожив своего брата Ярополка, стал княжить в Киеве, и в 980 году поставил своего кумира, деревянного Перуна, на холме, подле Теремного дворца. А своему дяде, Добрыне Никитичу, повелел установить Перуна в Новгороде.
Истинного единоверца, христианина Ярослава, дивило то, что каждый языческий бог обладал своими особинками. Так, если говорить о том же Перуне, то он – бог грозы. В весенней грозе каждый человек усматривал животворящий источник обновления земли, природы, отсюда – ключевая роль Перуна. Если от молнии загорелась какая-то постройка, то в народе толковали:
«Перуном сожгло. Такой пожар тушить никак нельзя. Перун огневается и все избы спалит».
В представлении язычников Перун был оснащен палицей, луком со стрелами (молнии – это стрелы, которые метал бог) и топором. Топор слыл одним из главных для Перуна, ибо молнии воспринимались не только как стрелы, но и как летящий огненный топор или палица.
Не случайно идолы Перуна в Киеве и Новгороде были обвешены тугими луками, колчанами со стрелами, боевыми топорам и палицами.
Когда Ярослав был совсем маленьким, то Перун-громовержец пробуждал в нем двоякое чувство. С одной стороны им овладевал ужас перед божеством, кой способен нести смерть и разорение. От такого злого божества ему хотелось спрятаться или чем-то его умилостивить.
Он бежал к Добрыне Никитичу, норовя найти у богатыря защиту. А тот кричал:
– Давай борзей к умывальнику!
Добрыня торопливо опускал в умывальник с водой серебряную ложку и золотое кольцо, и вновь спешно кричал:
– Умывайся борзей!
И сам умывался.
С другой стороны Ярославу уже поведали, что когда Перун принимается грохотать и кидать свои огненные стрелы, то он убивает и разгоняет силы зла и утверждает добрые начала. Злом считался Змий, но не настоящий, вроде удава, а сказочный, крылатый, многоголовый, пышущий огнем, враг всего сущего.
Из древних славянских сказаний Ярослав познал, что Змий – обитатель Нижнего, подземного мира, мира тьмы, зла, смерти. Змий похищает обитателей Среднего мира – людей, скот – и прячет их в своих пещерах.
