Кузнецы тотчас примолкли. Один из них, наклонясь к князю, шепотом произнес:
– Волхв Тихомир. Внук кудесника Марея. Приплыл на челне из Велесова дворища. Хоть и млад, но весьма чтим. Народ его, как бога уважает.
Подойдя на три шага к Ярославу, юноша остановился и, в знак приветствия, вскинул правую руку.
– Велес доволен вами, люди земли ростовской. Вы не перестаете поклоняться старым богам и чтите старую веру.
Кузнецы, кроме князя, отвесили волхву низкий поклон. Подле Ярослава стоял его неизменный телохранитель Заботка, кой, как и князь, удивился лицам мастеров. Они были благоговейны, кротки и подобострастны, как будто перед ними очутился сам бог Велес.
«Вот и крести этих людей, – озабоченно вздохнул Ярослав. – Да они готовы выполнить любое повеление этого молодого волхва. Зело же преданы ростовцы языческой вере!.. Но зачем появился здесь этот Тихомир?».
Юноша, увидев возле князя могучего воя, нахмурился. Этот нечестивый может помешать убийству Ярослава. Надо сделать так, чтобы он заснул. Да поможет бог Велес!
Тихомир в упор посмотрел на воя, и его глаза заискрились зеленоватыми огнями. У Заботки безвольно опустились руки, он мгновенно заснул.
– Что тебе надо, юноша?
– Я пришел к тебе от бога Велеса, – отозвался Тихомир и, стремительно ступив к князю, выхватил из кожаных ножен острый кинжал, помышляя вонзить его Ярославу в сердце.
Безоружный князь не успел даже отскочить, а занесенная рука Тихомира вдруг застыла и… кинжал выскочил из пальцев.
– Не могу, – простонал волхв.
Сначала Тихомир не мог понять, что с ним произошло, но когда он увидел беззащитные глаза князя, то его будто молнией пронзило. Он, Тихомир, никогда не убивал людей. Бог Велес не наделил его жестоким сердцем.
Удивленный Ярослав поднял с земли кинжал и спросил:
– Почему ты не убил меня?
– Я не смогу убить человека, князь. Этого я никогда раньше не знал.
Ярослав резко повернулся к мечнику.
– А ты почему застыл истуканом и не защитил меня?
Но Заботка молча стоял с закрытыми глазами.
– Не вини своего воя, князь. Он спит.
Тихомир трижды провел над головой дружинника ладонью и Заботка очнулся, открыл глаза.
– Отчего в твоей руке кинжал, князь? Что случилось? – встревожился меченоша.
Кузнецы обступили князя. Теперь их лица были растерянными.
В замешательстве оказался и Ярослав. Только что перед ним произошло великое чудо. Юный волхв усыпил его богатыря – мечника, и в самый последний миг отменил свое убийство. Что ж теперь сотворить с этим волхвом. Срубить голову мечом?.. Но разумно ли так поступать? Убийство волхва может всколыхнуть всех язычников. Этот волхв, как прошептал оружейник, весьма чтим. Но наказать его все же придется. Он поднял кинжал на князя! Такое преступление с рук не сходит. Надо бросить Тихомира в поруб. Тому и быть! Мнится, ростовцы поймут своего князя.
Ярослав зорко глянул на волхва. Тот стоял спокойный и тихий, даже какой-то отрешенный, словно мучительно раздумывал над какой-то загадкой.
И вдруг решение князя круто изменилось. Он протянул юноше кинжал и молвил:
– Ступай в свое Велесово дворище.
Тихомир, ничего не сказав, всё с тем же отрешенным лицом, принял кинжал и медленно зашагал к озеру.
Кузнецы с посветлевшими лицами смотрели на Ярослава. Он не только не наказал волхва, но и отпустил его в капище.
А Тихомир, доплыв до середины озера, вдруг развернул челн и направил свое утлое суденышко обратно к Ростову.
Г л а в а 36
ВОЛХВ И КОРМЧИЙ
Он сидел в челне, затерявшись в зеленых прибрежных камышах. В мучительных раздумьях. Волхвы Велесова дворища не примут его вспять: он не выполнил их задачи, что само по себе является преступлением. Волхвы не прощают отступников.
Но смерть Тихомира не пугала. Он мог бы приплыть на ту сторону берега и хладнокровно ступить в пылающий костер, дабы искупить свою вину перед Велесом. Тот бы, наверное, принял жертву. А вот Урак и особенно Марей – не смогут. Дед был бы чрезмерно недоволен возвращением своего ученика: уж слишком многое он вложил в него, уж слишком уверовал, что его послушный внук непременно приведет в исполнение поручение волхвов и уйдет на небо со счастливой душой.
Но этого не случилось. Рука Тихомира дрогнула в последний миг, и он выронил кинжал, именно в тот момент, когда открыл для себя что-то новое, важное, не исходящее ни от верховного волхва, ни от самого бога Велеса.
Всю свою, пока еще не долгую жизнь, он полагал, что будет поступать так, как поступают настоящие волхвы, готовые убить любого человека, если тот посягает на языческих богов.
Князь Ярослав приехал на ростовскую землю, чтобы сокрушить всех идолов и привести язычников к новой вере, которая исповедует, что сын божий, Иисус Христос, богочеловек, якобы принял страдание, смерть и затем воскрес для искупления людей от первородного греха.
Так утверждают ростовским язычникам Федор и Илларион, коих довелось послушать Тихомиру. Но такие проповеди насквозь лживы. Как живой человек мог оказаться на небе? Это невозможно, ибо на небо взлетает лишь душа умершего. Всё это – глупые выдумки приверженцев Христа.
Истинная вера – в Велесе, Перуне, Яриле, Даждьбоге, Макоше и в других богах, которых сама земля наделила чудодейственными силами. Разве Христос громыхает по небу, кидает молнии и посылает дождь на землю? Каждый скажет: Перун! А благодаря кому плодоносит матушка земля и кому молится оратай? Богу Роду…
Худую веру принесли с собой христиане, не укоренится она на Русской земле.
Но сам Ярослав не похож на дурного человека. В его глазах, как и в глазах Тихомира, не оказалось звериного инстинкта. Ярослав был совсем близок к смерти, и все же он отпустил своего непримиримого врага.
Почему он так сделал? Почему не предал его гибели? А вот волхвы бы предали. Сейчас бы они с бубнами плясали вокруг кострища и просили Велеса принять повинную жертву… А Ярослав не тронул.
Заблудилась душа Тихомира. До сего дня он не знал мучительных дум. Голова была ясная, всё понимающая, заботами не обремененная. Ныне же она стала тяжелой и туманной, будто дурманящего зелья принял.
Он смотрел на веселое румяное солнце, на ласкающие глаз сочные зеленые травы, на тихую, дремлющую воду, в коей покойно плавали гуси и утки, но душа его по-прежнему оставалась мятежной. Впервые он не знал, что ему делать, как поступить.
Неподалеку от Тихомира стояла ладья со снятыми парусами. Кормчий Фролка, не замечая утлой лодчонки, забившейся в камыши, осматривал судно, и что-то напевал себе под нос. Затем он прошел на корму и начал потихоньку вытягивать плетеную рыбацкую снасть. Внятно послышались громкие восклицания:
– Есть! Есть чего подать на стол… И лещ, и судак и щука. Ну и озеро! Черпни лаптем – рыбину вытянешь.
Весело рассмеялся, и этот жизнерадостный смех отвлек Тихомира от тягостных раздумий.
А Фролка вдруг озаботился:
– Эх, будь ты неладна! За якорь зацепило. Снасть порвет.
Кормчий принялся, было, стягивать сапоги, дабы затем прыгнуть в воду, но тотчас услышал:
– Погоди! Я отцеплю от якоря сеть!
Тихомир выплыл из камышей и, подгребая веслом, подвел свой челн к правому борту корабля.
– Укажи место якоря.
Фролка подумав, что из камышей появился какой-то местный рыбак, произнес:
– Вовремя же ты появился… Зришь цепь? Давай чуток еще вперед. Только веслом не цепляй. Порвешь!
Не раздеваясь, Тихомир нырнул с челна в воду и долго не появлялся на ее поверхности.
Кормчий забеспокоился:
– Уж не водяной ли парня утащил? Спаси его, Перун!
Крещеный Фролка то обращался к Господу, то к Перуну, верховному богу киевских и новгородских язычников.
А случайный молодой рыбак всё еще не появлялся. Так и есть, водяной утащил! Вон как утки и гуси над камышами вспорхнули. Надо самому снасть спасать.
Фролка широко перекрестился и бухнулся в озеро. И в это время из воды высунулась мохнатая зеленая рука.