Министр торговли и промышленности России в письме военному министру по поводу событий в Энзели констатировал следующий факт: «Полное разорение русской торговли».

Город Решт «вспыхнул мятежом» в день 8 декабря. Военные патрули стали забрасываться камнями, а стрельба по ним из домов и крыш велась до вечера. Местный российский консул Некрасов со всей решительностью взял на себя руководство наведением порядка в гилянской столице. Свидетель тех событий писал:

«…Энзелийские события 8 декабря имели тесную связь с перестрелкой, происшедшей в тот же день и в городе Реште.

В этой перестрелке с нашей стороны принимали участие

6-я Гребенская сотня и 6-я сотня 1-го Кубанского полка, а со стороны персов — шайка талышинцев Сеид-Ашрефа, революционная банда турецкоподцанных армян и команда персидских жандармов и полицейских сарбазов под личным начальством местного полицмейстера».

В ходе обысков в Энзели «подозрительных» домов и нежилых строений нашлось большое количество оружия и боеприпасов. Было изъято: 165 ружей разных систем (в том числе 27 трехлинейных винтовок и 48 берданок), три ящика патронов для трехлинейных винтовок, 42 ящика с новыми берданочными гильзами, присланными из Вены и адресованными в Тегеран. Это было видно по штемпелям на ящиках.

Пришлось арестовать муллу, организатора убийства энзелийского губернатора, «призывавшего народ к вооруженному восстанию и изгнанию русских из Персии». Были взяты под стражу «несколько главарей революционеров», терроризировавших население и руководивших забастовками.

Есаул Дмитрий Репников, сотенный командир 1 — го Кубанского полка, с казаками-кубанцами и терцами выдержал два огневых боя и занял городской арсенал и караван-сарай, где укрывались фидаи, потерявшие десять человек убитыми, до двух десятков ранеными (подобранных казаками) и трех взятых в плен с личным оружием.

В том деле отличились подъесаул Кибиров, хорунжие Глебовский и Григорьев, которые «быстро рассыпали подчиненных в цепь, умело применились к местности и открыли меткий ответный огонь». В ходе той стрельбы казаки потерь в своих рядах не понесли, но лишились шести коней.

Во время уличных боев в городе Реште у площади Зибак-майдан отличились командир сотни 1-го Лабинского казачьего полка Кубанского казачьего войска, распорядительный есаул Петр Абашкин и его подчиненный урядник Нефедов. Подвиг последнего, посланного сотенным командиром с тремя казаками за помощью в расположение полка, состоял в следующем. Пробираясь по городским улицам, лабинцы натолкнулись на отряд вооруженных персов в 10–15 человек, которые при виде их быстро спрятались за двери дома, выставив оттуда стволы своих ружей. Казаки, прижавшись к стенке, стали осторожно приближаться к двери.

«Один из персов выстрелил в урядника, ружье дало осечку, а урядник ответным выстрелом уложил перса наповал. Затем молодецкий урядник Нефедов, ухватившись за дуло другого ружья, сильным движением вытянул перса вместе с ружьем на улицу, где казаки и зарубили его шашками».

В городе был обнаружен и склад бомб. Поскольку специалистов для обращения с ними среди пехотинцев-шемахинцев не нашлось, рештский консул Некрасов обратился за помощью к командиру канонерской лодки «Карс», капитану 2-го ранга Н.Э. Викорсту. Тот отправил в Решт в сопровождении казачьего конвоя двух корабельных минеров и пулемет.

Когда стало ясно, что «выступление» подавлено, рештский полицмейстер бежал из города, а главарь «шайки» талышинцев Сеид-Ашреф и мулла Азис, подстрекавший толпу к нападению, укрылись в спасительном для них турецком консульстве.

Трое из «бежавших главарей шайки» — Юсуф Сартип-хан, Мирза Фотула-хан и Селим-хан — удачно бежали из города. Но по дороге на Казвин на почтовой станции Рудбар их настигла погоня — сотник Карин с двумя казаками. Три (талышинских?) хана были арестованы, доставлены в Решт и «понесли заслуженную кару по приговору полевого суда».

События в городе Реште закончились не только «огневым подавлением», но и изъятием оружия из местного арсенала и изгнанием «мятежников» из караван-сарая, превращенного ими в свою штаб-квартиру. Казакам удалось внезапным налетом обезоружить вооруженную охрану конюшни, в которой талышинцы Сеид-Ашрефа укрыли 41 верховую лошадь.

Затем последовали события, которые коснулись губернской власти, настроенной неблагосклонно и к собственному шаху, и к России. В резиденции губернатора остана нашелся целый арсенал оружия и боеприпасов. Начальник русского Казвинского экспедиционного отряда генерал-майор В.Д. Габаев (Габашвили) докладывал главнокомандующему войсками Кавказского военного округа:

«.. Шемахинцами (205-й пехотный Шемахинский полк. — А.Ш.) и казаками был обыскан дом губернатора, причем найдено и отобрано 3 горных орудия, 3 полевых, 1 мортира, 2 знамени, более 1000 ружей трехлинейных, Лебеля и разных систем и до 5 тыс. патронов к ним, а также склад бомб и 62 ящика с артиллерийскими снарядами.

Я распорядился охранять оружие особым караулом, а затворы и замки от орудий запаковать в ящики и отправить под охраной в Энзели для препровождения в Баку».

В близком от Решта городе Казвине дело до прямых столкновений не дошло по причине того, что командование расквартированного в нем экспедиционного отряда сразу же взяло ситуацию под свой жесткий контроль.

«В Казвине тоже все чаще и чаще стали попадаться на глаза подозрительные, вооруженные с ног до головы, бахтиары и фидаи, разъезжавшие среди бела дня по базару и вызывающе посматривающие на непрошеных русских гостей.

Ввиду этого по распоряжению начальника отряда город был разделен на полицейские участки, назначен отрядный полицмейстер, штаб-офицер, а в помощь ему от каждой части наряжены по одному офицеру и по одному нижнему чину от каждой роты и сотни. Кроме того, с 8 декабря в Казвин ежедневно по ночам высылались особые патрули…

После некоторого успокоения к концу декабря месяца, в Казвине вновь было замечено враждебно приподнятое настроение к нам населения и обнаружен усиленный провоз персами оружия в город. Пришлось принять новые меры предосторожности, установив особое наблюдение за приезжающими в город лицами.

Для этого на заставах Поляковской, Казвинской и Султан-Абадской (по дороге на Хамадан) и в караван-сарае у Исфаганских ворот были выставлены от (1-го Кизляро-) Гребенского полка наблюдательные посты, по 4 человека каждый, которые и осматривали всех проезжающих, препровождая задержанных с оружием в консульство…»

Царский наместник на Кавказе, генерал-адъютант граф И.И. Воронцов-Дашков, поддержал начальника Казвинского экспедиционного отряда генерал-майора В.Д. Габаева в вопросе о награждении отличившихся в тех боях. Тот рапортовал в штаб Кавказского военного округа, как с полей войны:

«…За лихие, умелые действия ходатайствую о награждении Есаула Абашкина и Хорунжего Некрасова, а также молодца урядника Нефедова.

.. энергичные действия командиров сотен в Реште Есаула Репникова и Подъесаула Жукова Кубанского полка, Подъесаула Кибирева и сотника Карина Гребенского полка… полагаю, заслуживают поощрения наградою по службе».

Из Тифлиса, столицы Кавказского наместничества, в Генеральный штаб за подписью Воронцова-Дашкова, человека, лично близкого к императорам Александру III и Николаю II, в Главное управление Генерального штаба телеграммой было послано предложение для последующего представления на утверждение государю:

«Главнокомандующий войсками Кавказского военного округа ходатайствует о разрешении входить с представлением вне всякой нормы к боевым наградам отличившихся в Персии как офицеров, так и нижних чинов».

Император Николай II благосклонно отнесся к представлению на боевые награды в мирное время, тем более что речь шла о «достоинстве империи» в соседнем государстве. «За боевые отличия, за отлично усердную службу и труды, понесенные в Персии», было награждено немало военнослужащих экспедиционных войск. Так, среди офицеров награды получили: в 1-м Кавказском стрелковом (имени) генерал-фельдмаршала великого князя Михаила Николаевича полку: