Д.: Да, им надо постараться делать все от них зависящее уже в этой жизни. Я это понимаю как никто другой, но многие этого все еще не понимают.

С.: Или не хотят понимать. Их охватывает страх при одной мысли о том, что после этой жизни их ждет другая, поскольку эта жизнь настолько тяжела и мучительна, что перспектива прожить еще одну жизнь, а потом еще одну и так далее превращается для них в нескончаемую пытку. Отцы церкви просто не хотят, чтобы люди верили в предшествующую и последующие жизни, не хотят из страха, что потеряют власть и контроль над умами верующих. Основатели всех духовно-философских школ владели знанием о непрерывности существования, но затем изъяли это знание из общего процесса образования, сделав его недоступным для большинства людей, – опять же, из боязни потерять над ними власть и контроль. Даже индийские учителя используют тот же метод контроля, хотя и несколько иным образом, провозглашая: "Этот человек совершил в прошлой жизни то-то и то-то, почему теперь и страдает. Чего ради я должен помогать ему? Что содеял, то и заслужил". То есть они используют ту же тактику, что христиане или приверженцы других религий. Однако не следует забывать о том, что далеко не всякий, кто декларирует, что он религиозен, в действительности является таковым. Возможно, его привлекает в религии более теневая ее сторона, хотя сам он об этом не подозревает. Известно ведь, что люди несколько раз подвергали Библию ревизии, изъяв оттуда многие места и добавив то, что считали нужным. Они мало заботятся об истинности смысла и думают лишь: "Мне желательно сказать то или это, и Библия – именно то средство, с помощью которого я могу это сказать".

Д.: Да, люди боятся подобных вещей, и когда им пытаешься втолковать, что Библию на протяжении веков переписывали много раз, они пугаются и не верят.

С.: Правильно, потому что это заставляет их думать, а многие боятся мыслить свободно и независимо. Когда у них отнимаешь то, во что они верили всю свою жизнь, и говоришь, что это неверно или что их родители, сами того не ведая, всю жизнь лгали им, то ты тем самым подрываешь самый фундамент их веры. А человек не может жить, а тем более выжить без веры, даже если эта вера не имеет под собой разумной основы и по сути своей бессмысленна. Нет, человеку необходимо верить – хотя бы во что-нибудь!

Д.: Другими словами, люди боятся инакомыслия, иного, нем у них, мышления?

С.: Именно. Вспомните, как восприняли иудеи слова Христа, сказавшего: "Я пришел, чтобы исполнить пророчества". Как только они Его ни хаяли: мол Он и отступник, и сумасшедший, и Сам не знает, что говорит, и так далее, и так далее. Всякий раз, как является кто-то и говорит вещи, которые людям кажутся необычными и которые расходятся с общепринятыми мнениями, те сразу пугаются, начинают злословить и распространять лживые слухи. Но это знание им необходимо, потому что они должны научиться жить без страха, чтобы стать теми, кем они могут и должны стать. Есть люди, которым просто необходимо знать эти вещи, ибо это даст им необходимый стимул, воспламенит их, и в этом знании они в конце концов узрят для себя истину. Может быть, это поможет им найти свой путь и стать теми, кем они хотят и должны стать. Им уготована важная роль, потому что они смогут привлечь на свою сторону других. Вспомните, ведь людей, верующих в миссию и проповеди Христа, не так уж и много, буквально горстка. А теперь посмотрите, что делается в мире. Чуть ли не полмира исповедует, по крайней мере внешне, христианство. Истину слишком долго держали под спудом, и теперь самая пора извлечь ее оттуда и возвестить миру.

Нужно сказать, что не всю информацию, касающуюся процесса смерти, я получила от людей, находившихся под гипнозом. Были случаи, когда люди рассказывали мне и о своих предсмертных переживаниях, которые они испытали, находясь в состоянии клинической смерти. Впервые об этом поведали миру известные исследователи этих явлений – доктора Рэймонд Моуди и Элизабет Кюблер-Росс. Речь идет о переживаниях людей в тот момент, когда они в буквальном смысле уже умерли и как бы переступили порог смерти, но затем были возвращены в мир живых благодаря новейшим достижениям современной медицины. Предоставленные ими сведения в общем и целом соответствуют той канве, которую обрисовали другие исследователи, и не противоречат информации, добытой лично мною, за одним лишь исключением: если эти люди были возвращены к жизни и сами поведали о пережитом, то субъекты, с которыми работала я, обитали на духовном плане, пока не воплотились на Земле в нынешней жизни. Мои субъекты хранят воспоминания о пребывании по ту сторону жизни, но эти воспоминания так глубоко запрятаны в тайниках их подсознания, что, для того чтобы извлечь их оттуда, необходимо погрузить людей в состояние регрессивного гипноза.

Случай, о котором я хочу рассказать, во многом сходен с классическими случаями такого рода. Один из моей друзей познакомил меня с женщиной по имени Мег, сказав, что она может рассказать мне удивительную историю, которую она решилась поведать немногим, опасаясь того, что ее засмеют. Речь шла о сугубо личных переживаниях, и Мег понимала, что многие просто не смогут оценить того значения, которое она им придавала, между тем как они, по словам самой Мег, изменили всю ее жизнь. Она уже не была той прежней Мег, какой ее все знали, да и, скорее всего, уже не будет. Именно по этой причине, считает она, ей была дана возможность сохранить память об этих событиях. Эти воспоминания помогали ей в тяжелые часы смятения, нерешительности или страха. Она сказала, что для того чтобы извлечь эти воспоминания из глубин подсознания, нет смысла прибегать к гипнозу, потому что они навеки запечатлены в ее памяти. Хотя некоторые детали она помнит довольно смутно, однако уверена, что сами переживания ей никогда не забыть и никто не переубедит ее в том, что этого не было, так как пережитое ею в буквальном смысле стало поворотным пунктом всей ее жизни. Мег – взрослая женщина, которой давно перевалило за сорок. Она замужем, и у нее несколько детей. Она никогда до этого не слышала о предсмертных переживаниях, да и с моими исследованиями тоже не была знакома. Она ведет активный образ жизни, у нее много интересов, но все, что случилось с нею после пережитого, неизменно вращается вокруг тех событий, озаряя новым светом всю ее жизнь.

Мы встретились в доме друга, который познакомил нас, в обстановке полного доверия и взаимопонимания, и Мег уселась в удобное кресло перед магнитофоном, чтобы рассказать мне свою историю. Мне пришлась по душе ее точность в описании деталей и та тщательность, с которой она избегала любых преувеличений и приукрашиваний, свойственных большинству рассказчиков. Она считала, что должна рассказать все в точности, не упуская важных деталей, и дала согласие на публикацию истории при условии неразглашения ее настоящего имени.

Вот эта история, записанная с ее слов.

"Это случилось примерно десять лет назад, летом 1978 года, когда меня положили в больницу на хирургическую операцию. В июне я как раз собиралась открыть собственный книжный магазинчик, но во время обычного профилактического осмотра врачи случайно обнаружили у меня опухоль в легком. Они не могли установить, была ли эта опухоль злокачественной или нет, поэтому, видимо ради собственного спокойствия, положили меня на операцию. Должна сказать, что с самого начала я интуитивно чувствовала, что опухоль моя не так уж опасна, поэтому побаивалась операции; во всяком случае, у меня были нехорошие предчувствия. Вот, пожалуй, и все, что я могу скачать по этому поводу.

Детство у меня было вполне обычным, как и у большинства детей. Я посещала самые разные церкви: конгрегациональную, лютеранскую и прочие, но так и не остановила свой выбор ни на одной из них. Когда мы переехали за город, я вместе с соседкой начала посещать баптистскую церковь, но, сказать по правде, какого-то строго религиозного, а уж тем более пуританского воспитания мне никто никогда не давал, так что если я и была христианкой, то достаточно раскрепощенной. Словом, у меня не было привычки ходить в церковь по поводу и без повода. Когда я вышла замуж, я примкнула к епископальной церкви – церкви моего мужа. Но и эту церковь я посещала и до сих пор посещаю нерегулярно. Между тем, не помню когда и как, но я почему-то пришла к выводу, что по своим убеждениям я скорее агностик, а может быть даже и атеистка. Но, думаю, из-за детских привязанностей я так до конца и не стала стопроцентной атеисткой. Как знала! (Она засмеялась.)