Запал и ярость оставили Мартена, пока он вместе с Бельмоном и мсье д'Амбаре добрались до лесной опушки, где уже ожидал граф де Бланкфор со своими секундантами. Однако оставались жажда отомстить за оскорбление и ненависть столь безграничная, что только пролитая кровь могла её насытить.

Условия поединка вполне подходили для этой цели: противники получили по два заряженных пистолета и могли воспользоваться ими в любое время на любой дистанции, сближаясь друг с другом до обозначенных позиций, которые разделяли едва ли двадцать шагов. Это не могло кончиться ничем иным, кроме…

Два доктора, из которых один был придворным врачом графа, а другой — хирургом Адмиралтейства, раскладывали свои инструменты на белах полотенцах, расстеленных на траве. Экипажи ждали у обочины лесной дороги.

Точно на восходе солнца его сиятельство губернатор Перигора, граф Оливье де Бланкфор и капитан Ян Куна, прозванный Мартеном, а со вчерашнего дня шевалье де Мартен, повернулись друг к другу, разделенные зеленой полянкой, ширина которой не превышала ста ярдов.

— Ты можешь стрелять, когда захочешь, — напомнил Бельмон Мартену. — Но нельзя останавливаться, пока не дойдешь до вешки. Помни, что у Бланкфора столь же верный глаз и твердая рука, как у тебя; щадить тебя он не будет. Потому ты должен послать в него первую пулю шагов с сорока, чтобы ранить его прежде, чем он решится выстрелить. Да не отвернется от тебя удача!

— Спасибо, — буркнул Мартен сквозь зубы. — Надеюсь, что успею влепить ему и вторую пулю, прежде чем он упадет от первой.

Секунданты отошли в сторону и барон де Трие громко скомандовал:

— En avant, messieurs!12

Они шагнули вперед, и только тогда Мартен разглядел фигуру графа, двигавшуюся на фоне деревьев. Мсье де Бланкфор шел не спеша, словно преодолевая какое-то сопротивление, скажем, боролся с сильным встречным ветром, силясь при этом сохранить обычную позу.

« — Боится», — подумал Ян.

Сам он не испытывал ни малейших опасений, издавна утвердившись во всеобщем мнении, что пули его не берут, а единственная рана, полученная им когда-то в поединке на шпагах с Ричардом де Бельмоном была всего лишь легкой царапиной. Впрочем, он не собирался воспользоваться советом приятеля. Не слишком доверяя оружию, которого не знал, Ян решил стрелять лишь перед самой позицией, обозначенной воткнутыми в землю вешками. Он приближался к ней уверенным шагом, без лишней спешки, но и не затягивая время, как его противник. И потому остановился, когда тот едва преодолел половину пути.

Их разделяло ещё пятьдесят…сорок…тридцать пять шагов…Мартен стоял в свободной позе, с опущенными пистолетами в обеих руках, внимательно следя за каждым шагом своего противника. Теперь он получил над ним то преимущество, что мог целиться, стоя неподвижно, что несомненно повышало прицельность выстрела, но с другой стороны сам представлял неподвижную цель, в которую легче попасть. Смотрел в лицо графа, которое становилось все бледнее и напряженнее. Уголки тонких губ мсье де Бланкфора, казалось, слегка подрагивали, а глаза влажно блестели из-под прищуренных, набрякших век.

« — Боится, — повторил в душе Мартен. — Еще пара шагов — и с ним будет покончено.»

Тут он заметил, что граф медленно сгибает руку в локте, поднимая пистолет.

« — Он ведет себя так, словно собирается стрелять по мишени, — подумал Ян. — Ему наверно кажется, что я буду ждать, пока он меня возьмет на мушку.»

Эта мысль его позабавила. Мартен полагал, что ему хватит десятой доли секунды, чтобы упредить графа.

И тут он услышал выстрел и одновременно ощутил резкую боль в левом боку, как от укуса бешеного пса.

« — Стрелял, не поднимая пистолета к глазам», — промелькнуло у него в голове.

Теперь Мартен понял свою ошибку. Он был серьезно ранен и не мог терять ни минуты. Но теперь фигура графа расплывалась перед глазами: её заслоняли клубы дыма, пронизанные розовыми отблесками восходящего солнца. Лишь бледное лицо Бланкфора маячило над этой завесой.

Целясь прямо в него, Ян спустил курок, а потом, чувствуя, как уходят силы, выпалил чуть ниже из другого пистолета.

Он ещё стоял, не уверенный, что попал, ожидая второго выстрела противника, но стремительно слабея. Боль вгрызалась ему в ребра, и горячая волна шла от бедер вверх, заливая потом спину, живот, грудь, плечи, шею и щеки. Огромным усилием воли Ян сдержал головокружение и сумел удержаться на ногах. Ощутил дуновение ветра на висках и заметил, как облако дыма проплывает перед глазами. Уронив пистолеты, обеими руками ухватился за вешку, чтобы удержать равновесие.

Теперь он увидел барона де Трие и мсье де Ля Сов, которые бежали через поляну со стороны дороги, где стояли экипажи. За ними спешили врач и два кучера. Они остановились посреди поляны и склонились над лежащим навзничь телом.

— Вот значит как! — громко вздохнул он и опустил невыносимо отяжелевшую голову.

Его помутневший взор упал на небольшую лужу крови под ногами. Красные струйки и отдельные капли стекали по левой штанине на стебли притоптанной травы. Пощупав бок, Ян убедился, что тот чудовищно разодран между нижними ребрами и бедренным суставом. Не выпуская из правой руки вешки, служившей ему опорой, он сполз на землю и в ту же самую минуту услышал приближавшиеся голоса Армана и Ричарда. Мартен хотел было повернуться и встретить их улыбкой, но тучи черных, красных и зеленых мотыльков затрепетали у него перед глазами, все заглушил нестерпимый шум их крыльев и рухнул Ян в какую-то бездонную пропасть.

Весть о внезапной смерти графа Оливье де Бланкфора, который сразу после назначения губернатором Перигора погиб, прошитый двумя пулями в поединке со знаменитым корсаром Яном Мартеном, немедля облетела Бордо и моментально разлетелась по поместьям Шаранты, Дордони, Гаронны, Ланд и Герса, вызывая возмущение господ гугенотов, видевших в лице графа своего вождя в борьбе с католиками. Они требовали голову убийцы, опираясь на вымышленные слухи, якобы поединок тот был не благородной дуэлью, а обычным убийством, причем кровожадный корсар, якобы уже ранивший своего врага, добил его, приставив пистолет к сердцу. И в довершение несчастий это должно было случится рядом с Бордо, под боком Его королевского величества, что так или иначе грозило плахой или виселицей.

Король не уступил этим требованиям. Ходили слухи, что на его отказ повлияли мольбы и слезы прекрасной возлюбленной Мартена, которая на краткий миг завладела сердцем склонного к мимолетным любовным приключениям Генриха Доброго. Роман, впрочем, закончился прежде, чем о нем начали говорить вслух, поскольку взятие Амьена испанскими войсками во главе с графом Фуэнтесом ускорило возвращение короля в Париж, не говоря уже о скандале, поднявшемся вокруг пресловутого поединка или даже убийства.

Но шум вокруг него не прекращался. Его умело подогревали сторонники и приятели Бланкфоров — барон де Трие, мсье де Ля Сов и де Шико, и даже католик Карл де Валуа, герцог Ангулемский.

Едва Их королевское величество покинули Бордо, как толпа науськанных бандитов, дворянских слуг и бродяг, как впрочем и набожных деревенских гугенотов из ближайших окрестностей напала на шато Марго-Медок. Поместье Мартена было разграблено и буквально сметено с лица земли. Дом и все хозяйственные постройки сгорели в пламени пожара, даже персиковый сад и виноградник пали под топорами фанатичной толпы. Уцелел только «Зефир», который в это время находился на пути из Бордо в Ла-Рошель под командой Стефана Грабинского, имея на борту тяжело раненого капитана и его впавшую в отчаяние возлюбленную.

Спасением Мартен обязан был командору де Турвилю, который вовремя предупредил его помощника об опасности, грозящей со стороны ещё одной банды, наспех собранной в порту посланниками некой высокопоставленной особы, оставшейся в тени, но питавшей яростную ненависть к славному корсару. Несмотря на умолчание коменданта порта и крепости Ла-Рошель можно было догадываться, что личностью этой был командующий Западным флотом адмирал Август де Клиссон…