Исаак закусил губу и тихонько заскулил. Лучше бы его оставили в тюрьме. Рыжий закрыл глаза, перед внутренним взором возникла одиночная камера.

«Ты, дятел! Я тебя убью, понял? – всплыл грубый голос из глубин памяти. – Сегодня же на прогулке. Это будет последнее, что ты сожрал в своей поганой жизни!»

Исаак открыл глаза и тряхнул головой. Нет, пожалуй, в тюрьму возвращаться не стоит. Он посмотрел на спута. Маленький пришелец глядел на него с пониманием. Священник попытался изобразить улыбку, но вместо этого получилась гримаса.

– Что за имя такое, Антрацит? – недовольно поинтересовался он.

– О, видишь ли, перед тем как отправиться на задание, каждый регистратор должен досконально изучить тот народ, который он будет сопровождать. Регистратор обязан знать как можно больше о народе, его культуре, языке и традициях. В конце концов, он должен взять себе внешнее имя, которое бы наиболее точно соответствовало выбранному народу. И это должно быть не просто имя, ему следует отражать нечто очень важное или лучшее в своей категории, чтобы представители данного народа могли с легкостью его запомнить. А всё потому, что наши настоящие имена слишком сложны как в произношении, так и в написании.

– И чем же черный цвет такой запоминающийся? – не понял Исаак.

Спут мелко затрясся, издавая нечто напоминающее хихиканье.

– Чего смешного?

– Извини, – посерьезнел Антрацит. – Мое имя означает не цвет, который все знают как разновидность черного, а вид угля. Лучшего угля, который был у вас на Земле.

– Что такое уголь, черт возьми? – Обилие непонятных слов злило.

– В те времена, когда земляне еще не летали в космос, они добывали все ресурсы из своей планеты. И использовали их в самых разных целях. Всё, что когда-либо строили жители Земли, было сделано из природных материалов. Так, уголь был органическим веществом, которое, в сущности, составляли мертвые деревья. Земляне использовали его, чтобы приводить в движение машины и обогревать свои дома. Лучший сорт угля назывался антрацитом.

– Бред, – подытожил Исаак.

– Скорее, предания старины глубокой, – непонятно ответил спут и пожал плечами.

– Антрацит, – попробовал слово на вкус священник. – Немного сложно для имени, ты не считаешь?

– Знаю, – тяжело вздохнул спут. – Но к тому времени, когда я закончил подготовку к заданию, все хорошие имена были уже разобраны. Оставалось только это или Подтяжки. А Подтяжки мне совсем не нравятся. И, честно говоря, я даже не знаю, что это значит.

– Ну, они, наверное, что-нибудь подтягивают, я так думаю, – предположил Исаак.

Странное дело, но он начал даже получать удовольствие от общения со спутом, которому не досталось приличного имени.

– Кстати, – вопрос родился сам собой, – почему все имена были разобраны?

– Так получилось, – Антрацит смущенно потупился, – что я сдавал экзамен последним.

– Почему?

– Я завалил его четыре раза.

От неожиданности Исаак раскрыл рот. Спут поглядел на подопечного и торопливо залопотал:

– Только не волнуйся, на пятый-то раз я всё сдал.

– Замечательно, – вздохнул священник.

Вот это наказание! Просто подарок судьбы. Мало того что ему достался спут. Так еще и новичок. Причем не просто новичок, но еще и худший. Худший из худших. В сравнении с этим громилы-сокамерники уже не казались таким уж паршивым вариантом.

Салон заполнил низкий гул включаемых двигателей. Сиденье начало слегка вибрировать, и священник-следователь закрыл глаза. Взлет он переносил довольно скверно. Организм, видимо, в поисках защиты, выработал привычку: каждый раз при старте на него нападала сонливость. Бороться с ней ради кружки пива еще имело смысл, но ради общения со спутом Исаак не стал.

Сон навалился прежде, чем были отпущены фиксирующие крепления. Спут, напротив, выглядел беспокойным.

– Брат Исаак, – позвал Антрацит и очень расстроился, когда подопечный не ответил.

Спут чувствовал себя крайне неуютно, вертелся по сторонам, глядел в иллюминатор, следя за каждым движением корабля. Так получилось, что в своем заявлении на должность регистратора спут по имени Антрацит не указал некоторые персональные данные, а именно то, что он боялся летать, боялся высоты и межзвездных путешествий. Но так как эти три условия были обязательными для любого регистратора, Антрацит слукавил, опустив подробности. Теперь же ему понадобилась вся сила воли, чтобы выглядеть хоть немного спокойным. Однако внутри у него всё дрожало.

Габриель сидел на низкой скамейке, привалившись спиной к стене. Церковная часовня представляла собой узкое металлическое сооружение с одной дверью и без окон. Найти в изолированном секторе более удобное место для защиты, пожалуй, было бы затруднительно. Часовня в этом плане оказалась идеальна, а Габриель со своим голубокожим другом последние два дня только и делал, что держал вынужденную оборону.

Бывшие узники станционной тюрьмы появлялись хоть и небольшими группами, но довольно часто. Более того, нападали они внезапно и яростно. Впрочем, особой тактикой и стратегией нападающие не блистали, на них работал только эффект неожиданности, а к этому можно было приноровиться.

Габриель не без помощи спута – тот даже несколько раз выстрелил, что было для него очень необычно, – держал оборону уже двое суток. Пока всё шло по обычному сценарию. Единственное, о чем жалел священник, так это о том, что у него не оказалось достаточного количества снотворного, и он был вынужден использовать смертоносные средства. Потому число трупов перевалило за два десятка. А троих вообще завалил миролюбивый 100 градусов по Цельсию, но легче от этого не становилось.

Стоило только вспомнить о нем, как подошел 100 ГЦ. Спут припадал на левую конечность, он неудачно упал при последней атаке и хромал, но, к его чести, не жаловался.

– Думаешь, они вернутся? – поинтересовался синюшный пришелец, усаживаясь на скамейку рядом с Габриелем.

– Слушай, ты уже задавал мне этот вопрос десять раз, – огрызнулся священник-следователь, – нет, не вернутся. С того света не возвращаются. Но новые, конечно, набегут и будут приходить до тех пор, пока мы не найдем начальника охраны.

– И как ты собираешься его найти? – полюбопытствовал спут.

– Не знаю, – честно признался Габриель. – Пока не знаю.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Да. – Священник повернул голову и поглядел на пришельца. – Ты можешь пойти на второй этаж и принести мне воды.

100 градусов пошел было наверх, но вернулся с полдороги.

– Какой воды? – уточнил он.

Габриель посмотрел на спута с раздражением.

– Я хочу сказать, – поспешил с объяснением тот, – что на втором этаже есть разная вода. Есть чистая питьевая, есть обычная ископаемая, там есть канализационная труба и…

– Просто принеси мне что-нибудь попить, – прервал зануду священник.

– Так тебе принести воды? – с достоинством уточнил синюшный инопланетянин. – Или ты предпочитаешь сок? Или консервированный напиток, энергетическое питье…

– Послушай, – устало оборвал Габриель. – Принеси мне хоть что-нибудь, что можно пить.

– Но…

– Никаких «но», просто что-нибудь, что можно пить, – Габриель бросил на спута жесткий взгляд. Инопланетянин опустил голову и засеменил ко входу в часовню.

Оставшись один, Габриель шумно вздохнул. Двое суток постоянного напряжения давали о себе знать. Мысли текли вяло, всё время клонило в сон. Да и сами думы, признаться, были тяжелыми. Если на станции действительно находится Призрак, а сомневаться в этом не приходилось, возникала масса вопросов. Во-первых, непонятно, как он сюда попал. Как ему удалось пройти через систему обнаружения, которую Церковь установила на всех крупных объектах в пределах Федерации? И почему после стольких лет молчания один из них появился именно здесь и сейчас?

Ответов Габриель не находил. Что-то, наверное, могли бы рассказать нападавшие. Но для этого нужно было поймать хотя бы одного из них живьем и в сознании. Пока такой возможности не представилось. Беглые зэки были столь свирепы и агрессивны, что не оставляли выбора: любо полное отключение, либо смерть.