В гостиничном коридоре стоял полумрак, и поэтому Гленна увидела перед собой только женский силуэт. В следующую секунду за спиной женщины появилась высокая мужская фигура.

— А теперь убирайся, Лил, — прозвучал грубый низкий голос. — Теперь я и без тебя справлюсь.

Все дальнейшее произошло мгновенно.

Прежде чем Гленна успела вскрикнуть, во рту у нее оказался кляп, на голову ей накинули шерстяное, пропахшее конским потом одеяло, подняли на руки и понесли. Хотя Гленна и не могла ничего видеть, но все же сообразила, что ее несут через пустую кухню к черному ходу. Там Гленну посадили в седло и повезли прочь от «Паласа».

«Кто меня похитил? — подумала Гленна и тут же ответила себе: — Конечно же, Дюк, больше некому. Но зачем? И чего он хочет этим добиться?»

Заметив, что руки у нее свободны, Гленна, не раздумывая сжала кулаки и что есть силы, с разворота, ударила ими назад. Попала во что-то мягкое, услышала сдавленный крик и обрадовалась, но, к сожалению, ненадолго. В ту же секунду она получила ответный сильный удар по голове, и кто-то сказал:

— Придержи руки, а то получишь еще.

Гленна тряхнула головой, приходя в себя после удара, и замолчала, проклиная Дюка про себя последними словами.

Ее везли какой-то извилистой, путаной дорогой — очевидно, боковыми улочками — по ночному спящему городу. Город кончился, запахло ночной сыростью, зашелестела листва.

Действительно, Дюк вез Гленну за город, где в густых зарослях притаилась небольшая хижина. Когда-то, на заре золотой лихорадки, ее построили старатели, искавшие золото прямо возле города, но вскоре им пришлось уходить из этих мест. Какое-то время хижина стояла заброшенной, пока Дюк не наткнулся на нее и не купил за бесценок. Именно здесь он и залег после того, как Гленна выставила его из «Красной Подвязки». Эта хижина была удобна тем, что находилась совсем близко от города, но в то же время была совершенно не заметна среди густых зарослей. Сюда он и привез Гленну.

Гленна почувствовала, как ее снимают с лошади, ставят на ноги и бесцеремонно подталкивают в спину. Затем скрипнула дверь, затрещали под ногой деревянные половицы и запахло пылью. Гленна невольно обернулась на стук затворившейся двери, и в это время сквозь одеяло, наброшенное ей на голову, пробился свет — это Дюк отыскал и зажег лампу. Тогда Гленна сорвала с головы грязное одеяло и швырнула его на пол. Вытащила кляп изо рта и только после этого ненавидяще уставилась на Дюка, наблюдавшего за ней, сидя за колченогим голым столом.

— Что все это значит, ублюдок? — гневно спросила она. — Теперь ты так просто не отделаешься!

— Неужели? — криво усмехнулся Дюк.

— Что тебе нужно?

— Присядь, и я все тебе расскажу.

Гленна окинула взглядом запущенную, грязную комнату, увидела два стула, стоявших возле стены, выбрала тот, что показался ей более чистым, придвинула его к столу и села.

— Говори, Дюк. Я жду.

Дюк откинулся на спинку своего стула, закинул ногу на стол, натянул на лоб свою шляпу и улыбнулся, словно кот при виде горшка со сливками.

— Мне нужны две вещи, — сказал он, откровенно разглядывая Гленну своими пронзительными темными глазками. Атласный халат плотно прилегал к ее телу, и под тонкой тканью хорошо просматривались аппетитные округлости женского тела. При виде этой картины мысли Дюка едва не побежали в новом направлении, но он сумел взять себя в руки.

«Дело прежде всего, — одернул он самого себя. — А позабавиться с этой девкой я всегда успею».

— Да говори же! — окончательно вывел его из задумчивости резкий окрик Гленны.

Она легко прочитала мысли Дюка по его затуманившимся глазам и теперь хотела лишь одного — как можно скорее выслушать требования своего похитителя и постараться выбраться из этой западни.

— Я хочу «Красную Подвязку» и оба прииска. Подпиши дарственную — и можешь быть свободна.

«Отдать этому проходимцу отцовские прииски? Навеки похоронить его мечту? Ни за что!» — подумала она и ответила:

— «Красную Подвязку» ты получишь. Прииски — нет. Тем более что они для тебя не представляют ценности. Как известно, найти материнскую жилу так и не удалось и, скорее всего, не удастся.

— Она там, эта жила, просто никто, кроме меня, не знает, где ее нужно искать, — ответил Дюк. — И не думай отделаться от меня одной только «Красной Подвязкой». Ха! Этого мне мало! Я хочу гораздо большего, Гленна, и ты мне все это дашь.

— Бери, что дают, и будь доволен. Ты отпускаешь меня, я никому не говорю о том, что случилось, сажусь завтра утром на поезд и уезжаю. Договорились?

— Нет, Гленна, так дело не пойдет. Мне нужно все. И «Подвязка», и прииски.

Всю жизнь у Дюка не было ничего, кроме долгов, и теперь его жадность не знала предела. Он намеревался выбить из этой рыжей ведьмы все, что ему хотелось, а может быть, и больше.

— Прииски ты не получишь. Они дороги мне как память об отце, и я не отдам их никому, так же как Кейна или своего сына.

— Тогда будешь торчать здесь, пока не передумаешь. Я уже сказал: мне нужно все.

— С ума сошел! Меня же будут искать.

— Кто? — рассмеялся Дюк. — Ты сама сказала, что уезжаешь завтра утром. Я все знаю. Ты заплатила за номер и приказала отправить на станцию свой багаж. Пройдут недели или даже месяцы, пока тебя кто-то хватится.

«Да, Дюк неплохо подготовился к нашей встрече», — подумала Гленна.

— Ошибаешься! — сказала она вслух. — Кейн сразу же хватится меня. А уж если он приедет в Денвер, то перевернет весь город, ты его знаешь.

— Морган сидит в тюрьме, и я думаю, что он очень не скоро оттуда выберется. А может быть, и вовсе никогда. Его повесят за убийство, вот и все.

— Опять ошибаешься, Дюк, — торжествующе возразила Гленна. — Кейна больше не обвиняют в убийстве Джадда. Нашлись свидетели, которые видели его в коридоре гостиницы в тот момент, когда в номере Джадда прозвучал выстрел. Я думаю, что Кейн уже на свободе.

— Лжешь! — закричал Дюк, но лицо его стало испуганным. — Я ничего не слышал об этом.

— Вчера вечером брат Кейна прислал мне телеграмму. Потому-то я и решила уехать из Денвера.

Дюк тяжело задумался. Если все именно так, как сказала Гленна, его дела плохи. Но она может и блефовать. Нет, пока он все-таки будет исходить из того, что Морган по-прежнему сидит в тюрьме, и сидит крепко.

— Вот чернила, перо и бумага, — сказал он. — Напиши несколько строк, поставь свою подпись — и можешь спокойно уезжать.

Гленна немного подумала, а затем взяла перо и медленно окунула его в чернильницу. Дюк со злорадной улыбкой смотрел на лежавший у нее под рукой чистый лист бумаги. Гленна написала несколько строк, помахала листом бумаги, просушивая чернила, а затем протянула Дюку. Тот взял его, быстро прочитал, побагровел от гнева и разорвал лист в мелкие клочья.

— Я вижу, что напрасно теряю с тобой время, — сказал он, тяжело шевеля челюстями. — Ну что ж, придется тебе посидеть здесь, пока не одумаешься.

Он еще раз окинул Гленну похотливым взглядом, и она невольно схватилась рукой за отвороты халата, стремясь поплотнее запахнуть его. Ей хотелось, чтобы Дюк ушел, и как можно скорее. Пусть запирает ее здесь и уходит. А уж с запорами она сама разберется.

Но потом произошло то, чего Гленна никак не могла предвидеть. Дюк скрутил ее, заткнул рот кляпом, туго связал за спиной руки и бросил Гленну в дальний угол хижины, на охапку грязной соломы. Затем хлопнула дверь, и Гленна осталась одна.

«А может быть, нужно было согласиться на условия Дюка? — подумала она, безуспешно пытаясь пошевелить запястьями. — Отдать ему то, что он хочет, и не дразнить гусей».

В той записке, которую изорвал Дюк, не было ни слова о том, что к нему переходят «Красная Подвязка» и прииски. Вместо этого Гленна написала на листе бумаги все, что она думает о Дюке, не стесняясь при этом в выражениях.

«Нет, — решила она. — Я не сдамся. Разве я могу отдать ему отцовскую мечту? Ведь все равно меня найдут, это лишь вопрос времени».